В рамках Пушкинского книжного фестиваля Наринэ Абгарян посетила с литературным турне несколько городов США. Я встретилась с Наринэ в маленьком уютном кафе в Нью-Йорке и мы поговорили о ставшей уже знаменитой и любимой читателями всех возрастов книге «Манюня», о мечтах детства, родных людях и поисках счастья.

Ваш приход в литературу был, пожалуй, даже круче, чем у Джоан Роулинг. Она сочиняла своего Гарри Поттера, сидя в кафе, и потом долго пыталась пристроить книгу в издательства. Вы работали в обменном пункте и вели блог в ЖЖ, где вас заметил редактор издательства...

Я приехала в Москву получать второе образование, хотела стать журналистом. Потом у меня закончились деньги, и я устроилась в банк, где меня определили в пункт обмена валюты в гостинице Интурист. Так я проработала семь лет, потом пыталась заниматься бизнесом — слава Богу, ничего из этого не вышло. А потом решила переучиться на бухгалтера. Я была самым тупым, самым неудачным бухгалтером Москвы. Хотя однажды журналист брал у меня интервью, и когда я посетовала на свою никчемность в бухгалтерии, спросил, сколько моих начальников село в тюрьму. Узнав, что ни один, он воскликнул: так вы прекрасный бухгалтер!
Чтобы как-то отвлечься от нелюбимого дела, я завела в ЖЖ свой блог и стала писать там дорогие сердцу истории из своего детства. На самом деле, редакторы тщательно мониторят интернетное пространство, потому что новые интересные авторы всегда нужны. И если вы пишете хорошо, то вас обязательно найдут.

А вы об этом знали, когда начинали писать в ЖЖ? И если бы редактор сам на вас не вышел, пытались бы как-то пробиться в издательства?

К тому времени я и не надеялась, что на меня обратят внимание. Меня порекомендовала редактору Лара Галль, которая к тому моменту уже издавалась. Редактору понравились мои публикации, тем не менее, они долго думали и все же решили рискнуть. Так и вышла моя «Манюня».
Я очень самокритична и никогда бы сама не обратилась в издательство. В студенческие годы где-то в глубине души у меня была такая мечта и желание — писать. Я думала, что может когда-нибудь и стану писателем. Когда издательство решило опубликовать «Манюню», материала в ЖЖ у меня уже было на две книги. Как только вышла первая книжка, и весь ее тираж разошелся, я сразу же подала заявление об уходе с работы. С тех пор пишу как подорванная, лишь бы не возвращаться назад в бухгалтерию.

Кем вы мечтали быть в детстве?

Я хотела быть врачом, как мой папа. Первыми книгами, которые я читала в детстве, были медицинские энциклопедии. Помню, был такой учебник по криминалистике, я открывала его на 13 странице, где была нарисована женщина, которую переехал поезд, и внимательно изучала картинку. Сейчас бы в жизни не стала такие фотографии рассматривать, а в детстве с удовольствием.

После школы пыталась поступить в медицинский, но провалила химию. Тогда решила устроиться поработать год в аптеке, но подруга переубедила меня, и я поступила на филфак Ереванского университета. В свое время там училась моя мама. Так что семейные традиции я продолжила, хотя папа, конечно, расстроился.

Какой язык был в вашем доме первым?

Армянский. На русском со мной говорила, в основном, только мама. Она хотела, чтобы я знала русский так же хорошо, как армянский. Но это все равно не совсем получалось. Я ходила в армянскую школу, и вокруг все общались на армянском. Серьезно изучать русский я стала лишь в университетские годы. Самое удивительное, что сначала я пыталась писать на армянском языке, но у меня не получалось, и я пришла к выводу, что на русском выходит гораздо лучше. Это меня, конечно, расстраивает и я воспринимаю это как маленький провал.
В союзных республиках считалось шиком для интеллигентного человека знать русский и говорить на нем. Конечно, у кого-то лучше получалось, у кого-то хуже. Мои земляки говорили на армянском и вставляли какие-то очень смешные русские словечки. Не к месту и не вовремя. По смыслу не соответствующие контексту.

Какие книги вы любили читать в детстве?

Наверное, как и все советские дети, любила Астрид Линдгрен. Еще меня очаровывали «Сказки народов севера». Сидела как завороженная, с вытаращенными глазами, когда читала о том, как какая-нибудь героиня рожала от кита. Вообще, читала много сказок.
А еще у меня были потрясающие бабушки и дедушки, которые часто рассказывали свои истории. И я подозреваю, что те истории, которые мне рассказывала прабабушка Тамар, она придумала сама. Потому что я нигде потом больше таких персонажей не встречала. Например, в ее сказках были семикрылые ангелы. Она придумала историю о том, что днем ангелы отдыхают, а ночью они воюют с демонами. И северное сияние, которое видят люди, это на самом деле сияние перьев, которые ангелы потеряли в этой битве. Я вот ни в одних сказках мира такого не встречала.

Кто ваши кумиры в литературе? И если бы можно было выбрать, в чьем стиле вы могли бы писать?

Мой выбор бы пал на Маркеса. И книга «С неба упали три яблока» — это как раз подражание и посвящение именно ему.
Кроме него, я очень люблю Фолкнера, Дюрренматта. Камю — совершенно потрясающий автор. Джеймс Джойс — его я перечитываю раз в пять лет маниакально. И Чехов! Я почему-то, когда рассказываю о любимых писателях, часто забываю его назвать. Чехов — это такая величина для меня... Кроме случая с Маркесом, стараюсь никому не подражать.
Поэтому когда пишу, не читаю других авторов. Потому что всегда есть страх что-то стянуть. Не сплагиатить, а зарядиться чужими эмоциями и мыслями.

Расскажите о вашем процессе работы над книгой. Вы из тех писателей, кто живет — «ни дня без строчки» или из тех, кто творит, когда приходит вдохновение? Пишете ли вы рукописи по старинке или сразу на компьтере?

Если вы когда-нибудь увидите писателя, который сидит с сигаретой в руке, ожидая вдохновения, не верьте ему — это шарлатан, а не писатель! Писатель — это кочегар с железной задницей. Он каждый день берет себя за шкирку, сажает за компьютер и говорит: работай, сволочь! И если вдохновение снизойдет раз в месяц, ему повезло. Поэтому я из тех, кто пишет ежедневно — ни дня без строчки. Писательство — серьезное, сермяжное, — физически трудное ремесло. Единственная поблажка — тебе не надо ездить в офис. Я уже выработала свой стиль в работе и советую его всем, кто занимается тем или иным писательским трудом. Сначала набираю текст в электронном виде, редактирую. Распечатываю, вы не представляете, как отличается текст в электронном виде от распечатанного. Снова редактирую. Оставляю текст на два дня, возвращаюсь к нему, снова читаю распечатанный текст, редактирую его в электронном виде и только после этого отправляю редактору. Многие писатели, читавшие свои тексты лишь в электронном виде, ахали, когда видели свои творения в печати и горевали, что не распечатали их заранее.
Я пишу как подорванная. В среднем, на книгу уходит от 9 месяцев до года. Писать люблю под джаз — это странно, но все мои армянские тексты лучше всего получаются именно под джаз.

А кто обычно бывает вашим первым читателем и критиком?

Только мой редактор. Я не советуюсь ни с родными, ни с друзьями, потому что все равно сделаю так, как считаю нужным, а они будут расстраиваться, что посоветовали, а я не послушала. Так что берегу их нервы.

Насколько реалистична ваша «Манюня»? Кто был ее прототипом?

Я была бы рада сказать, что я все это выдумала, но, увы, «Манюня» — абсолютно документальная повесть. Все эти смешные истории случились в детстве со мной, моей подружкой и сестрами. Конечно, это художественная проза, и чтобы написать любую книгу, нужны сквозные персонажи, которые будут связывать и выстраивать сюжет. Когда говорят, что книга полностью автобиографична, этого не может быть. Писатели — счастливые люди, они официально имеют право врать и фантазировать. И придумывать. Поэтому грех не воспользоваться этой возможностью и не приукрасить, не сделать смешнее, не сгустить краски. Но тем не менее, Манюня реальна. Как и все главные персонажи — я, мои сестры, мои родители, бабушка Манюни. А вот второстепенных персонажей я выдумала. Они переносились из других городов и историй. И другого времени. Но они вписывались в канву, поэтому я позволила себе так сделать.
У меня действительно была такая подружка, которую все называли Манюней, хотя ее настоящее имя Мария. Сейчас она живет в Нью-Йорке, у нее замечательный сын, которому уже 24 года. Я бы, наверное, была спокойной и тихой девочкой, не будь у меня такой подружки и сестры Каринки. Это был Армагеддон в квадрате. Недавно мы с детской поэтессой Машей Рупасовой и Наташей Колодиной, организатором пушкинского книжного фестиваля в Америке, ходили в Нью-Йорке на обед в ресторан. И они думали, что бы им заказать, перебирали меню, а я на все соглашалась, и Маша сказала: «Наринэ, ты просто тряпка!». Вот я и была в детстве тряпкой.
Когда сестра и подруга что-то затевали, мне, естественно, не хватало сил им отказать. Я молча вливалась в их компанию. И все потом получали за это нагоняй...

И как они все отнеслись к публикации «Манюни»?

Одно время, когда книжка только вышла, ее серьезно ни родственники, ни друзья не воспринимали. Книжка и книжка. А когда она стала набирать популярность, они даже немножко испугались, потому что они уже давно все взрослые люди, а не те маленькие девочки-хулиганки. Мне даже сестра сказала: «Когда же люди начнут отличать нас от книжных персонажей?» Но они отнеслись с пониманием. Конечно, просили какие-то истории не рассказывать.
Если вы помните, был эпизод в «Манюне», где я описывала, как мы стреляли в нашего физрука. Так вот, после выхода первой книжки в доме моих родителей раздался стук в дверь. На пороге был тот самый физрук с открытой книгой в руках. «Надя, — обратился он к моей маме, — что же это такое?» Мама ответила, что я все выдумала. Вряд ли он в это поверил, но куда ему было деваться?..
Все шалости, описанные мной, действительно имели место. Правда, в книге туалет взрывает мальчик, а в реальности его взорвала... я. Жаль было, что такие смешные истории останутся в нашем семейном архиве, поэтому я захотела ими поделиться со всеми.

Вы умеете писать не только смешно и забавно, но и очень грустно и лирично. Как правило, ваши детские книги смешные, а книги для взрослых заставляют плакать читателя. Почему?

Как раз недавно мне написала одна женщина о том, что она сразу после операции читала «Манюню» и так смеялась, что у нее швы разошлись. Я даже не знала поначалу, что ей ответить. Попросить прощения или тоже засмеяться? Написала — мне жаль, что по моей вине разошлись швы, а она в ответ: «Да вы что, швы уже заново наложили, но я так смеялась, так смеялась»…
Трудно сказать, почему в моих книгах для детей много веселого, а в книгах для взрослых — полно грусти. Может, потому что у меня было очень счастливое детство, которое закончилось большим испытанием не только для армянского народа, но и для всего бывшего Союза. И это, видимо, как-то отделило мою взрослость от детства. Но невозможно постоянно писать о смерти и о печальном. Мой дед говорил, что армяне выжили, потому что они умели смеяться сквозь слезы.

Ваша книга «Люди, которые всегда со мной» тоже автобиографична, как и «Манюня», однако, читая эти повести, трудно сказать, что они написаны об одной и той же девочке…

«Люди, которые всегда со мной» охватывает 90 лет истории моей семьи. События детства, о которых я в ней пишу, произошли еще до моего знакомства с Манюней. У меня, действительно, тогда был лучший друг Витька. Моя старшая сестра умерла в младенчестве, еще до моего рождения, как и в книге, и маме даже не позволили присутствовать на ее похоронах, о чем она сожалеет всю свою жизнь — но таковы армянские традиции. Мамину косу я, на самом деле, выбросила в сортир, а не в реку, этот факт я переделала для книги. Я боялась, что в реке ее смогут найти. Под конец книги у меня появляется маленькая сестренка, а в «Манюне» их уже три, хотя брат пока еще не успел родиться.
К сожалению, мои бабушки и дедушки ушли намного раньше, чем вышла эта книга. Бабушка умерла, когда ей было 56 лет. Прабабушка в 72, а мне на тот момент было 15 лет. По тем временам она считалась старенькой. Вообще, я не люблю слово старость, это неправильное слово. Дольше всех прожил дедушка, он на два года пережил прабабушку Тамар. Дедушка застал войну 90-х и очень сильно переживал за детей и внуков. Он пережил геноцид и Вторую мировую войну, и был уверен, что эта беда не может вернуться. Думаю, им всем было бы очень приятно прочитать эту книгу.

«С неба упали три яблока» во многом перекликается с книгой «Люди, которые всегда со мной» по тональности, по каким-то историям и похожим героям. Насколько документальна эта книга?

И «С неба упали три яблока», и моя новая книга «Зулали» полностью выдуманы мною. Я очень горжусь собой (ну не то чтобы очень, но горжусь), потому что считаю, что ты тогда имеешь право называться писателем, если создал хоть одно произведение, которое от начала и до конца — плод твоей выдумки. И вот после «Яблок» я возгордилась и стала называть себя писателем. А до этого кем только не представлялась — и автором, и литератором, и блогером.
Единственная документальная деталь в этой книге — зашифрованные реальные исторические события, война. Но я хотела подняться над национальной темой. Война и одиночество стариков — это не беда и боль одного народа. Это общечеловеческая беда, поэтому мне хотелось создать такую деревню стариков, где вдруг все заканчивается хорошо. И хотя это, наверное, неправильно — какую-то свою книгу любить больше других, но мне кажется, «С неба упали три яблока» — это моя любимая книга, та книга, которую я должна была написать.
У героев нет прототипов. Я только дала главным персонажам имена моих прапрабабушки и прапрадедушки. Мой прапрадедушка Василий тоже был кузнецом. Это единственное, что документально в этой книге.

Я не буду первой, кто заметит, да и вы сами подтвердили, что «С неба упали три яблока» очень сильно перекликается с романом Маркеса «Сто лет одиночества» и вообще с его стилем магического реализма. Деревня где-то далеко в горах, изолированная от всего мира, обилие героев, которые все каким-то образом связаны друг с другом, бродячий цирк, цыгане, заклинатели змей, чтецы снов, дожди из мух, ожившие мертвецы-привидения. В одном месте вы даже выделили фразу — «сто лет одиночества» — зашифрованная посреди текста, она была сигналом для понимающего читателя.

Я очень переживала смерть любимого писателя. Как родного человека. Работа над этой книгой как раз совпала с его уходом. Изначально я предполагала написать сборник рассказов о деревне. Но смерть Маркеса словно повела все в другую сторону. Я сначала пыталась притормаживать, но потом решила: пусть получается, как идет. И я для себя решила, что посвящу эту книгу памяти Маркеса. Я так подумала исключительно для себя, и никогда бы не решилась написать об этом вслух. Маркес — один из величайших писателей не только 20 века, но и мировой литературы всех времен и народов. Я им безмерно восхищаюсь и нигде не полемизирую и не спорю, но мне просто очень хотелось, чтобы ребенок в романе выжил. Поэтому моя история заканчивается не как у него, а хорошо. Сколько раз я перечитывала «Сто лет одиночества» и «Осень патриарха»! Я благодарна ему всем сердцем! Пусть там, где он сейчас, ему будет очень хорошо.

(Пока интервью готовилось к печати, роман «С неба упали три яблока» был удостоен престижной премии «Ясная Поляна», а также вышел на французском языке — прим. ред.)

Что сейчас происходит в вашем родном городе Берде, осталась ли там молодежь или одни старики?

В моем родном городе проходит граница и там перманентно идет война. И молодежь, и взрослые, конечно, пытаются уехать подальше от военных зон. А старшее поколение не уезжает, мои родители никак не хотят никуда двигаться. Такие колоритные персонажи, как мои бабушки, к сожалению, исчезают. Глобализация меняет и облик стариков, и жизнь,
и мышление. Может, все эти изменения и к лучшему, но для меня это плохо, потому что уходит колорит. Даже бердский диалект стал другим, меня там молодежь сейчас не понимает. Я уехала оттуда 23 года назад, и диалект был другой, сейчас он проще, больше приближен к литературному армянскому. И традиции уходят. Меня это тоже расстраивает. Я такой ретроград!
Прежде, чем написать текст, я воссоздаю в памяти туманы Берда — у нас такие туманы, хоть ножом режь! И еще вспоминаю запахи из детства — запах свежеиспеченного хлеба или помидоров, сорванных с грядки.
Наверное, мое вдохновение именно этим и питается. И да, я путаю цвета и цифры. Могу на вопрос который час ответить — двадцать минут коричневого.

Почти все ваши книги так или иначе связаны с Арменией. Не хотите ли вы отойти от этой темы?

Сейчас я пытаюсь писать какие-то рассказы про Москву. Я ведь большую часть жизни уже прожила в Москве. Но эта пуповина с Арменией не отпускает меня. Вообще, если бы я не уехала в Москву, думаю, я бы не написала своих книг. Все они написаны от большой тоски по моему родному краю. После того, как заканчиваю писать книгу, обязательно еду в Берд, иду в горы, поднимаюсь на вершину и сижу там, отдыхаю и набираюсь сил.
Так уж получилось, что я — понаехавшая по жизни. И это мое глубинное и комфортное состояние души. Если для моего сына, который родился и вырос в Москве, этот город — его родная среда, то я себя там немного чувствую как слон в посудной лавке. Не к месту, не вовремя и вообще. Для того, чтобы город принял тебя, ты должна жить по его правилам и принимать их. Когда ты начинаешь диктовать городу свои правила, он тебя отторгает. Принимать правила города не означает терять свою самоидентификацию, но проявлять элементарное уважение. Москва быстро меня приняла, у нее не было другого шанса.
Правда, я планирую вернуться в Берд, как только сын вырастет и женится. Если будет скучно, я смогу приезжать в Москву. Но мне очень хочется построить в Берде каменный дом, такой, какой был у моих предков. И каменную печь. И я, наконец, научусь печь хлеб. Приезжайте, буду угощать вас вкусной деревенской едой.

Мне кажется, ваши рассказы подняли туристический рейтинг Берда и Армении. Серьезно, я думаю, что вы могли бы издать путеводитель Наринэ с подробной картой местности, чтобы все знали, где стоит дом Уста Саро, где жила Тамар и где — Манюня.

Люди мне периодически пишут об этом. Недавно топ-менеджер одной из фирм взял своих подчиненных, а их было 50 человек, и они поехали отдыхать в Армению, присылали мне оттуда фотографии — это было невероятно приятно. Но Берд, к сожалению, находится в военной зоне, и ездить туда опасно. Дорога в него пролегает по границе.

В интернете я нашла отзыв читательницы, которая жаловалась, что такие книги нельзя давать читать детям, потому что в них почти на каждой странице употребляется слово «жопа», детей там почти в каждой главе лупят по этой самой жопе, а бабушка Манюни просто грубиянка, которая обзывает девочек дегенератками. Что бы вы ответили таким строгим читателям?

Каждый человек сам выбирает, что ему нравится, а что нет. Думаю, нужно проще относиться к жизни, и если уж нет чувства юмора, то попытаться его нарастить. Я как-то спросила, смущает ли детей слово «жопа». Они ответили, что слышат это слово чуть ли не с рождения. Ну а как можно было написать Манюню без этого слова? Или без слова «говно». За это мне тоже влетело. Но это же лексикон детей, прямая речь. Нельзя ее приглаживать. В повести «Салон красоты «Пери» я в первый раз решила ввести описание интимной сцены. Пока читала рукопись, все казалось вполне пристойно и органично. Потом, когда вышла книга, мне показалось, что три интимные сцены на 47 страниц повести — это слегка чересчур. Самое смешное, что некоторые рассерженные читательницы писали мне потом, укоряя меня в том, что они не ожидали от меня такого, что были обо мне лучшего мнения. Не знаю, быть может, они думали, что я никогда в жизни сексом не занималась, или своего сына зачала от святого духа...

Вы в первый раз в Нью-Йорке? Какие у вас впечатления от города и от страны?

Я не сомневалась, что Нью-Йорк мне понравится. Правда, погода подвела. Но я счастлива, что я здесь. Я очень люблю этот город, потому что обожаю Вуди Аллена. Здесь всегда жили потрясающие люди. У любой страны есть плюсы и минусы, но эта страна сразу меня покорила. Знаете, чем? Вековыми деревьями в садах возле домов. В России и Европе принято считать Америку страной эмигрантов, без долгой истории и глубоких корней. Но когда ты видишь, что те эмигранты, которые приехали сюда 200-300 лет назад, сажали эти деревья в полной уверенности, что их внуки и правнуки будут здесь жить, ты понимаешь, что это великая страна.

Каковы ваши ощущения, когда вы читаете свои тексты в переводе на армянский?

Именно переводы на армянский для меня — невероятное испытание. Первая мысль — чтоб прочитали и никто не побил. Это, конечно, большое счастье и удовольствие, когда тебя могут читать земляки. Кстати говоря, «Манюню» переводила моя землячка. Я читала ее перевод и смеялась. Это, конечно, какой-то 80 уровень дебилизма — смеяться над собственными текстами, но она так шикарно перевела, нашла такие фишки, некоторые персонажи у нее заговорили на диалекте, и это вышло ужасно смешно. На русском, к сожалению, передать такие нюансы с диалектами невозможно.

Считаете ли вы себя счастливой женщиной или все еще находитесь в поисках счастья?

Я невероятно счастливая мать, у меня замечательный сын. Мои родители живы, у меня чудесные сестры и брат. Жизнь — она разная. Но я однозначно считаю себя счастливой женщиной. Меня окружают люди, которых я люблю, и которые любят меня в ответ. Я занимаюсь делом, которым хотела заниматься, и кажется, у меня неплохо получается.

Беседовала Ольга Смагаринская
Нью-Йорк, октябрь 2016

Автор выражает благодарность Пушкинскому книжному фестивалю и Наталье Колодиной, а также переводчице Ольге Бухиной и Отделению славянской литературы Hunter College в Нью-Йорке за проведение встреч с Наринэ и за помощь
в организации интервью.

Наринэ Абгарян родилась в городе Берд в Армении в семье врача и учительницы. Окончила Ереванский государственный лингвистический университет им. В.Я. Брюсова. По профессии — преподаватель русского языка и литературы. С 1993 года живёт в Москве. Автор известной серии книг о Манюне. В ноябре 2016 года  получила престижную литературную премию «Ясная Поляна» за роман “С неба упали три яблока”. Лауреат литературной премии имени Александра Грина – за выдающийся вклад в развитие русской литературы.

Ольга Смагаринская. Окончила факультет журналистики МГУ. В настоящее время живёт в Нью-Йорке с мужем и двумя детьми. Публикуется в Elle Russia, Elegant New York, Ballet Insider, RUNYweb.com