In the land of submarines…

The Beatles

Первые главы романа Евгения Брейдо "Эмигрант" я не прочитал, а услышал.

В небольшой, но уютной квартирке в Бруклайне, наполненной книгами и "сувенирами" из дальних поездок — например, настоящей саблей наполеоновских времён и картой похода наполеоновской армии на Москву ("По Смоленской дороге — леса, леса, леса.") Женя читал первые главы своего романа узкому кругу слушателей. Читал эмоционально и взволновано, как читают текст, который дорог и близок автору — который выстрадан, пережит, прожит.

В тот момент книги ещё не было — была рукопись.

Потом в журнале "Этажи" появились первые главы романа.

Потом появилась и книга (Евгений Брейдо "Эмигрант: Роман и три рассказа" Издательство "Время" 2016).

Роман "Эмигрант", на мой взгляд — это роман об эмигранте, но не об эмиграции, что очень выгодно выделяет книгу из общего ряда эмигрантской прозы последних десятилетий.

В мировой литературе, как мне кажется, есть достаточно традиционный способ отношения к чужбине. Он придуман давно — и наиболее ярко может быть выявлен в библейском формуле: "Как споём мы песнь Господню на земле чужой?" Этой формуле следует (вторит) и Иехуда Галеви, живший почти тысячу лет назад. Сравнивая "чужбину" и "родину", он пишет:

"Тут мне лучшие яства горьки — там святой моей веры истоки.

Как исполню здесь, в чуждом краю, все заветы, обеты, зароки? "

За ним, через двести лет эту же формулу повторит Данте в знаменитой фразе "Горек хлеб чужбины" (Tu proverai sì come sa di sale lo pane altrui).

Этой формуле следует огромное количество эмигрантских писателей всех времён и народов. (Изредка, нам показана эта формула как бы вывернутая наизнанку. Например, "жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок" у Иосифа Бродского).

В романе Евгения Брейдо "Эмигрант" противостояние "чужбина-родина" практически не прочерчено. Оно не является частью романа (или является в очень незначительной форме). У романа, на мой взгляд, совсем иные задачи, которые он ставит и решает без традиционных формул.

Сам автор говорит в одной из глав, что читатель не найдёт в его романе традиционных для эмигрантской литературы "колоритных" фраз, "ожидаемых" от русской тусовки Нью-Йорка или Бостона. Этих фраз там нет и быть не может.

В романе показан эмигрант как человек, "не смешивающийся" ни с местом, ни со временем, в котором он живёт. Мандельштамовское "Попробуйте меня от века оторвать", несомненно, относится и к герою романа Андрею Бранадскому, но только в том смысле, что это время совпало с годами его жизни (и с этим приходится считаться). В остальном же Андрей — вполне "автономный" организм, живущий вне времени и вне конкретных его событий. А значит и сама эмиграция Андрея — внутренняя, а не внешняя.

Автору (а вслед за ним и читателю) интересен герой как бы "изнутри", а не "снаружи": так музыка, исполняемая в наушниках, звучит внутри нас, накладываясь на фон внешних объектов, которые мы видим по дороге домой, не снимая наушники. И все эти объекты, присутствуя, не имеют значения для музыки, звучащей в нас автономно.

В этом удивительный парадокс романа: теоретически, вся "эмиграция" в романе — это только фон, оттеняющий внутреннюю эмиграцию его героя. Герой мог бы продолжать жить в Москве, оставаясь и в ней эмигрантом.

Андрей Бранадский у автора — это такая "подводная лодка" со своим миром. Не имеет значения, в каком она море, у каких островов. Мир внутри этой лодки — неизменен, суверенен. Такая суверенная подводная лодка — вечный эмигрант, для которой само погружение в жизнь — эмиграция.

Именно поэтому, на мой взгляд, все сюжеты романа показаны достаточно пунктирно — без жирных линий, несколько "заоконно". Автору интересен сам герой, его внутренний мир, — а не то, что с героем происходит. Многие линии даже и не закончены — и читателю оставлена возможность самому их додумать.

Роман по своей структуре похож на причудливую изящную мозаику, состоящую из (казалось бы) не всегда связанных между собой элементов. Характеристика героев романа даётся нам через их поступки, через их воздействие друг на друга и на главного героя.

Здесь следует отметить удивительную наблюдательность Евгения Брейдо: детали эти очень яркие, что позволяет автору минимальными средствами добиваться поразительной узнаваемости.

Но даже эти детали, эти герои, окружающие главного героя — они всё тот же фон, то же "море" для "подводной лодки" Андрея Бранадского — эмигранта по своей сути, а не по обстоятельствам.

Огромное значение в романе имеет линия генерала Жозефа Жатто — графа Шато-Тьерри, кавалера Ордена Почётного легиона — одного из генералов Наполеона.

Жозеф — выходец из еврейского местечка Берковичи. Его настоящее имя — Иосиф Дзятковский.

Волею судьбы он оказывается в самой гуще событий вместе с французским императором.

Мы не знаем, насколько "реален" Жатто, но он важен для Андрея Бранадского, который верит в то, что является прямым потомком наполеоновского генерала. Почему важен? По той же причине, указанной выше: герой "не смешивается" даже со временем, в котором живёт. Опять тот же мотив: истинный эмигрант, он ощущает себя не только "вне пространства", но и "вне времени". Эта линия чрезвычайна важна, потому что с её помощью Евгению Брейдо удаётся показать не только "территориальную" автономность своего героя, но и его автономность от самого времени, которое, как известно, "злее" пространства (можно вернуться в "старое" пространство — но нельзя вернуться в "старое" время).

Жозеф Жатто для Андрея, в сущности, его superhero: он даёт герою романа возможность увидеть выход из ситуации, когда возникает вопрос, а как поступил бы этот отважный генерал на месте Андрея. Прошлое, как известно нам от Томаса Манна, "колодец глубины несказанной". И вот в этом колодце есть у Андрея Жозеф Жатто, дающий ему силы, корни, смыслы.

Жозеф Жатто — такой же эмигрант без эмиграции: еврейский мальчик, родившийся в Польше, ставший французским генералом — и сумевший наладить свою жизнь в Америке. Такая же "подводная лодка", пустившаяся в автономное плавание по жизни без особой нужды в каких-то конкретных причалах и берегах.

На первый взгляд, недостатком повествования можно назвать стилистическую схожесть языка двух пластов времени: автор не выдумывает "специальный" язык для своего рассказа о Жатто (как делается обычно). Повествование о Жатто (стилистически, тонально, по своему "дыханию") не отличается от повествования об Андрее. Тонкий стилист Евгений Брейдо легко мог бы "придумать" стилизацию языка XIX века, но он не делает этого. И правильно делает, что не делает! Главы о генерале будто даны нам увиденными глазами Андрея, что создаёт удивительную полифоничность структуры романа. Эти две темы не соревнуются, не борются друг с другом. Они сосуществуют в единой гармонии, как темы двухголосной фуги. Эмигрант Жатто и эмигрант Бранадский "звучат" вместе, идут единым движением.

По сути, дело читателя (как дело исполнителя музыкального произведения), какую из двух тем считать "главной", выделить для себя. И это делает чтение невероятно интересным.

Необыкновенно важна в романе и одна из героинь — Джен. Она тоже такая же автономная и суверенная "подводная лодка". И тоже потомок Жатто, как и Андрей живущая ощущением своей внутренней связи с этим удивительным наполеоновским генералом (т.е. так же как и Андрей — она "эмигрант во времени"). Джен вроде "американка", но вроде бы и "русская". Её эмиграция не так очевидна на первый взгляд как эмиграция Андрея, но она есть — она бесспорна. Она есть, но её и нет — в том же самом смысле, что она (как и Андрей) — "эмигрант без эмиграции", т.е. и ей не нужна "эмиграция", для того чтобы быть "эмигрантом".

Другим важным героем романа является Аня. Если Андрей — подводная лодка, то Аня — берег, от которого эта лодка отчалила в своё бесконечное плавание. Это не "порт приписки" (у настоящего эмигранта его нет). Это берег, о котором часто вспоминаешь; берег от которого ушёл, но возвращение к которому невозможно. Воспоминания об этом береге (и упоминания его) появляются в романе тут и там: от мощного crescendo в начале романа (особенно в приведённой в романе переписке героя с Аней) до diminuendo (с почти полной тишиной) в конце романа.

Другая героиня — Белка — живой и яркий образ, но мне (как читателю) она показалась несколько "за бортом" (если опять воспользоваться нашим "подводным" образом). Герой вроде бы и с ней, но и не с ней. Недаром Белка представлена нам — введена в роман — как "попутчик" Андрея в его путешествиях. Именно таким попутчиком (почти случайным), на мой взгляд, она и является для героя романа.

Необыкновенно интересна и философски важна в романе и линия Петра Старшинова (великого лингвиста Сергея Анатольевича Старостина). Здесь появляется невероятно глубокая аллюзия к Вавилонской башне, к смешению языков. Старшинов пытается возродить праязык, и герой романа участвует в этом проекте. Возродить праязык — это то же, что построить Вавилонскую башню. А ведь именно с ней (и со смешением языков) философски и связано начало самого понятия "эмигрант". Когда все люди говорили на одном языке, эмиграция не имела смысла, т.к. любой человек мог мгновенно адаптироваться в любом месте, быть "своим". Это, разумеется, так и не так: даже в своей языковой среде можно быть эмигрантом, "белой вороной", чужим, т.к. эмигрант — это нечто другое (см. выше). Но смешение языков, несомненно, усугубило ситуацию. Попытка Петра Старшинова воссоздать праязык — это попытка снова построить Башню. И эта попытка снова оказывается безуспешной, трагической. Изменить ситуацию невозможно.

Интересными и узнаваемыми показались мне и другие характеры в романе (мне кажется, что я даже лично знаю прототипов многих из них).

К сожалению, в короткой рецензии я не могу раскрыть все достоинства романа. Не хочу и раскрывать его сюжет — ведь многим читателям только предстоит познакомиться с этой книгой.

Хочу только отметить, что, на мой взгляд, роман Евгения Брейдо "Эмигрант" — это несомненный успех. Это книга, прочитав которую, ставишь её на полку бережно, понимая, что она — одно из украшений твоей библиотеки.

И если это авторский дебют (а это дебют), то очень хочется пожелать автору "держать планку" и дальше.

А мы с надеждой будем ждать появления новых книг Евгения.

Читайте в "Этажах" первые главы романа "Эмигрант" Евгения Брейдо:

Пролог, отъезд

Глава I. Первые шаги 

Глава II. Письма

Глава III. Корпорация

Глава IV. Общество

Купить книгу в "Лабиринте"

Игорь Джерри Курас — поэт и прозаик, родился в Ленинграде, с 1993 года живет и работает в США. Произведения публиковались в периодических изданиях и альманахах России, Украины, Канады, Германии, Израиля, США. Автор четырех поэтических сборников "Камни/Обертки", "Загадка природы", "Не бойся ничего", "Ключ от небоскрёба", книги сказок для взрослых "Сказки Штопмана" и книги для детей "Этот страшный интернет" . Стихи переведены на иврит, английский, украинский и немецкий языки. Редактор отдела поэзии в литературно-художественном журнале "Этажи".