литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Анна Гедымин

Вера в счастье

22.11.2023
Вход через соц сети:
27.07.201710 463
Автор: коллектив авторов Категория: Литературная кухня

Ученики-студийцы о Вячеславе Лейкине

Вячеслав Абрамович Лейкин

В этом году свой юбилей (80 лет) отметил петербургский поэт Вячеслав Абрамович Лейкин. С начала 1970-х В.А. руководил известным петербургским детским литературным объединением при газете «Ленинские искры». Каждый четверг в 448-й комнате собирались молодые люди, увлеченные одной темой — поэзией. Среди воспитанников ЛИТО В.А. Лейкина такие прекрасные поэты как Нина Савушкина, Вадим Пугач, Дмитрий Коломенский, Тимофей Животовский, Полина Барскова и многие другие. Редакция литературно-художественного журнала «Этажи» сердечно поздравляет поэта с юбилеем и публикует подборку стихотворений В.А. Лейкина, а также воспоминания его учеников и друзей.

 

 

Татьяна Вольтская:

 

Свидания с 448-й комнатой я ждала, без преувеличения, как любовного свидания. Запах типографской краски и холод в животе от волнения, когда поднимаешься на 4-й этаж, а потом идешь по длинному коридору к заветной двери. Наверное, мы все были в Лейкина немножко влюблены, его образ, голос, те обаятельные порядки, которые он завел в своем поэтическом кружке, сливались со стихами, звучавшими в этих стенах, с впервые открытым «синим» Пастернаком. Никакой похвалой и премией не горжусь так, как тем, что этот заветный том Лейкин никому не давал, а мне одной дал — потихоньку.

Он никогда никого не хвалил и не ругал, не давал никаких оценок. Максимум, что можно было услышать: «А ты уверена, что такое-то слово — из этого лексического ряда?» Но поднятая бровь, междометие, усмешка давали больше понятие о том, что такое удачные или неудачные стихи, чем двухчасовые разборы, учиняемые со звериной серьезностью в других ЛИТО. А как мы хохотали — до колик — над разными советскими патриотическими шедеврами, вроде строчки Бокова «У мавзолея ели молодые»! Этот хохот несомненно подрывал советскую власть не меньше «Хроники текущих событий».

Лейкин — это праздник, Лейкин — это стихи, а стихи — это самое важное, что есть на свете, вот что я вынесла из 448-й комнаты, в которой мне посчастливилось провести самые волнующие часы своей жизни в свои 14-15 лет.

 

Татьяна Гаенко и Кира Румянцева:

 

Есть такой человек, мы называем его Шефчик, который очень много значит для разных людей, особенно же для тех, кто в 70-90-х годах имел счастье/несчастье быть юным поэтом в городе Ленинграде. Шефчик вёл кружок для этих мутантов, официально прикреплённый к пионерско-комсомольской газете. То есть формально это был литературный кружок, а фактически — нечто подобное Ноевому ковчегу и лодке деда Мазая, но с отличием в лучшую сторону, поскольку Шефчик никого из нас не собирался потом есть. Напротив, Шефчик самоотверженно и неутомимо спасал нас от жадной пасти официоза, рутины и ксенофобии, жертвуя собственным комфортом и успехами, но нимало не побуждал нас к поэтической карьере.

Прибегая к высокому стилю, можно было бы сказать, что Шефчик подарил жизнь не только двоим собственным детям в законном браке, но и нескольким десяткам (уж не меньше) мальчиков и девочек, которых он не только "родил как поэтов", но и научил видеть прекрасное и радоваться жизни, чем спас от ненависти к окружающей действительности и от всего, что из этого уже готово было последовать (типа депрессий, психушек, суицида). Естественно, что бывшие ученики его обожали, можно сказать, боготворили, и всячески припадали к его мудрости и оптимизму (при этом наши выплески восторга и преклонения Шефчик неизменно воспринимал как прикол).

 

Яна Кане:

 

Однажды Вячеслав Абрамович привёл в 448-ю своих друзей. Он с ними пел под гитару, шутил о поездках и выступлениях их совместной “агитбригады”. А потом кто-то из гостей попросил его почитать стихи. И он несколько стихов прочёл. Стихи эти были очень “лейкинские” по форме: исполненные остроумия и изящной виртуозности. Но в то же время это были не стихи для детей, а великолепная “взрослая лирика” со всей её глубиной, печалью, даже горечью.

Я слушала всё это с изумлением, с оторопью. Вячеслав Абрамович читал нам на занятиях кружка (как тогда называлось ЛИТО) много разнообразной поэзии, причём в основном “взрослой”. Но я и понятия не имела, что он сам писал “взрослые” стихи, и что он умел так петь. Вообще, до того момента я не имела представления о каких-либо сторонах его характера и о его жизни вне его роли нашего учителя. Он настолько вкусно и заразительно вовлекался в радость игры и познавания, он так искрился весельем, его фантазия была столь неистощима, что для меня кружок был волшебным, отдельным от повседневности миром, и Вячеслав Абрамович существовал только в нём и только для нас.

Впоследствии, когда я изучала различные духовные дисциплины, я много размышляла (и продолжаю размышлять) над изречениями о том, что путь к счастью лежит через освобождение от засилья собственного “я”. На занятиях ЛИТО и мы, ученики, и сам Вячеслав Абрамович были по-настоящему счастливы. Я думаю, что это происходило потому, что Вячеслав Абрамович вёл занятия самозабвенно в самом буквальном смысле этого слова — он забывал о своём “я”, он полностью отдавался роли учителя. Для меня этот пример духовного освобождения — тёплый, земной, и в тоже время высокий — это самый главный дар, самый важный урок.

 

Мария Ордынская:

 

Я всю жизнь говорила одно и то же: нельзя научить писать хорошие стихи, но можно отучить писать плохие. Вот ровно это Лейкин и умудрялся делать много лет с потрясающим успехом. И со мной, и с другими.

 

Татьяна Мнева:

 

Лейкин научил меня за версту чуять пошлость и дурновкусие. В результате из меня вырос меланхолик-интроверт, за версту чуящий пошлость и дурновкусие...

 

Мария Рузина (Дыренкова):

 

Каждая среда для нас, лейкинцев, была предпраздничным днём, днём предвкушения. Гадали: чем В.А. удивит нас на этот раз, со стихами какого из великих или малоизвестных поэтов познакомит заново. Ещё гадали, в какие  игры  со словами, рифмами  и смыслами будем играть, если останется время. Времени-то было совсем немного, каждая четверговая встреча длилась всего два часа. Однако этого глотка свежего воздуха, свободы и  радости ценностного общения, нам, странным детям, хватало надолго.  Книга Лейкина  "каждый четверг в 448", где описаны эти самые литературные игры и бытие кружка юных поэтов, по моему убеждению,  и теперь остается самым живым учебником для тех, кто вздумал работать с подростками. Во всяком случае, своим студентам, будущим детским психологам, её настоятельно рекомендую. И ведь находят, читают, играют со своими подопечными. А потом, глядишь, и письмом пришлют первые плоды творчества представителей поколения айпадов. 

Хотела написать, что до сих пор мы, лейкинцы разных эпох, связаны некими узами. И задумалась.  Узы точно есть, свидетельствую: мы порой друг друга по взгляду узнаем. Только узы необычны. Не  связывают они, а освобождают. Дарят силы.

И  еще дарят  силы  новые стихи самого Вячеслава Абрамовича,  что мы находим  в интернет-сетях. К сожалению, не так уж часто находим. Это намёк.

 

Ирина Акс:

 

Впервые я пришла на ЛИТО в «Ленинские Искры», когда уже училась в 10 классе, так что «лейкинским ребенком», увы, не была. Потом — выпускной класс, вступительные экзамены, первая сессия... в общем, во второй раз я появилась на ЛИТО у Лейкина через год. «Привет! — сказал он, словно позавчера виделись, — а вот не напомнишь ли тот твой славный стишок про танцующих людей?» Не напомнишь ли! Стишок, который он слышал год с лишним назад! От девчонки, которую видел раз в жизни! Наверное, в этот момент я и стала тоже «лейкинской ученицей». А потом появилось у нас в Горном ЛИТО Михаила Яснова, которое во многом (спасибо Мише!) наследовало «лейкинскую традицию». С тех пор я люблю всякие литературные игры, терпеть не могу серьезные «разборы» и внутренне содрогаюсь от выражения «работа над словом». Не знаю, влияет ли это как-то положительно на мои писания, но жить помогает — однозначно.

 

В.А. Лейкин и М.Д. Яснов

Михаил Яснов:

 

У Лейкина смешная фамилия — как в свое время у Пушкина.

Пушкин начинал записным романтиком, потом стал классическим реалистом. Лейкин начинал реалистом советской эпохи, сегодня в том, что он пишет, больше всего от поэтики и эстетики барокко.

Интерес к барокко как к таковому сопровождал нашу жизнь, начиная с семидесятых-восьмидесятых годов прошлого века — неспроста именно в ту эпоху так обильно издавались поэтические антологии европейского семнадцатого века.

Поэзия барокко с ее подспудным трагизмом, с ее эмблематикой, с ее оксюморонами и повышенным интересом к собственно поэтической технике стала напрямую перекликаться с эсхатологическими настроениями читающей аудитории, ее пристрастиями и жаждой нового. Не тоталитарные устремления классицизма, не революционный пафос романтизма — а именно причудливое, тайное и не всегда добронравное бунтарство барокко оказалось созвучно гуманитарным настроениям общества, стоящего на пороге не только социальных, но прежде всего этических перемен.

С особенным сочувствием читались стихи тех поэтов барокко, которые причислялись к его эротико-гедонистической ветви.

Лейкин, начавший активно писать в шестидесятые, поразительно вписывается в параметры такого "низового" барокко, он занимается тем же самым, чем три столетия назад занимались его поэтические предки. У него барочный тип мировоззрения (в его поэтике слово "барочный" легко анаграммируется в цепочке подрифмовок от "порочного" до "барачного" и "оброчного") — он тщательно культивирует в себе дисгармонию мира, духовные страдания, низменные страсти, иронический скепсис; он драматизирует реальность, он подчеркивает ее суетность и по контрасту ищет свой рай в "языковых" фантазиях; он одновременно условен и конкретен, он играет в "сочетание несочетаемого", в барочный концептизм — остроумное сопряжение далеких идей и образов; он пародирует и мистифицирует культуру, он превращает свои мимолетные переживания, а с ними и поэтическую речь в клубок конфликтов, увязывая эвфонические метафоры, игровые рифмы и замысловатый синтаксис с простодушными движениями неловкой и ранимой души. Он откровенно театрален — сколько у него сценок, диалогов и монологов, сценических эффектов на уровне неожиданных ремарок и реплик из зала! Он откровенно книжен, воплощая одну из главных идей барокко о том, что мир — это книга, но в этой книге ему наиболее близки страницы, на которых печатаются кроссворды или рассказывается о редких формах стиха.

Барокко называют "трагическим гуманизмом".

Про стихи Лейкина можно сказать то же самое.

Из статьи «Семь фрагментов из ненаписанного о Вячеславе Лейкине»

 

Борис Чечельницкий:

 

Пришел я в бывшую женскую ванную комнату дома Набоковых на третьем десятке, и поэтому полноценным учеником считать себя не вправе, но в этого человека, в этот круг и в эту поэтику я влюбился с первого взгляда. Мне до встречи с Вячеславом Абрамовичем попадались на глаза стихи В. Зельченко, П. Барсковой, Т. Животовского, Н. Савушкиной, но у меня и в мыслях не было, что связывает их между собой общая «школа». А то, что теперь и меня называют одним из учеников Лейкина вызывает у меня чувство, что жизнь удалась. 

 

Все сложнее и запутанней, 

Не оттуда, не туда, 

Но пока еще растут они 

И не ведают стыда. 

 

Ярлыки лепи, наклейки. На 

Ярлыках то там, то тут 

Выводи; «Растут из Лейкина, 

Но никак не дорастут».

 

Наталья Резник:

 

В детстве я писала очень плохие стихи, при этом горела желанием показать их миру. Однажды, набравшись храбрости, я отправила какое-то свое творение в "Ленинские искры". И получила оттуда вежливый отказ с разбором стихотворения. Отказ был подписан неким В. Лейкиным. Два дня я плакала и копила ненависть к В. Лейкину. Я ненавидела его тем больше, чем яснее осознавала его безоговорочную правоту. Всю злобу я вылила в очередное письмо, адресованное уже лично Лейкину, и получила от него ответ, начинавшийся словами: "Дорогая Наталья! Ваше письмо пышет переизбытком достоинства и не предполагает его у других." Загадочный В. Лейкин, несмотря ни на что, продолжал называть меня на вы. После этого я перестала писать стихи и прекратила попытки публикаций на долгих 20 лет. Всю жизнь я вспоминаю то письмо из "Ленинских искр" и пытаюсь смотреть на написанное глазами литконсультанта В. Лейкина. И вот уже больше 30-ти лет я хотела бы перед ним извиниться. Вячеслав Абрамович, простите, пожалуйста, ту девочку, которую вы, наверняка, давно забыли. Она не понимала, насколько внимание важнее публикации, и она, то есть я, очень вам благодарна.

27.07.201710 463
  • 36
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Коллектив авторов Самое важное — в нюансах
Галина Калинкина Текст найдёт писателя и задушит
Михаил Эпштейн Зияние, или Заклятие кистью
Николай Грозни Признак Будды
Юлия Медведева Роман с Индией
Александр Курапцев Кумаровские россказни
Ефим Бершин С чистого листа
Дмитрий В. Новиков Волканы
Марат Баскин Жили-были
Павел Матвеев Встреча двух разумов, или Искусство парадокса
Ефим Бершин Чистый ангел
Наталья Рапопорт Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи
Алёна Рычкова-Закаблуковская Взошла глубинная вода
Анна Агнич Та самая женщина
Юрий Анненков (1889 – 1974) Воспоминания о Ленине
Елизавета Евстигнеева Яблочные кольца
Владимир Гуга Миноги с шампанским
Этажи Лауреаты премии журнала «Этажи» за 2023 год
Галина Калинкина Ольга Балла: «Критика — это служба понимания»
Михаил Эпштейн Лаборатория чувств. Рассказы о любви.
Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться