литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Анна Гедымин

Вера в счастье

22.11.2023
Вход через соц сети:
14.01.201825 402
Автор: Ольга Смагаринская Категория: Литературная кухня

«Слабонервным лучше не слушать», — неудобная правда от Руты Ванагайте

 

Трудно представить, что в наше время еще можно кого-то удивить фактами о Холокосте. Еще сложнее поверить, что писатель, поделившийся информацией об этой страшной трагедии двадцатого века, вдруг обнаружит, что его жизнь теперь в опасности, весь тираж книг на грани уничтожения, а сам он стал объектом проклятий со стороны высокопоставленных и рядовых граждан своей страны.

В один день литовская писательница Рута Ванагайте превратилась из успешного автора бестселлеров во врага номер один, чья книга «Наши» о Холокосте в Литве была объявлена представляющей угрозу национальной безопасности страны.

В конце ноября 2017 года Рута Ванагайте приезжала в Нью-Йорк. Среди небольшой аудитории, собравшейся ее послушать, было несколько литовских евреев, чьи предки (или они сами) чудом спаслись, уехав из страны, почти полностью уничтожившей евреев.

«Слабонервным лучше не слушать», — сказала Рута об ужасающих фактах истории своей страны: массовых расстрелах евреев «рядовыми» литовцами — молодыми студентами, подрабатывающими во время летних каникул, местными жителями, полицией… Литовские власти подали иск в прокуратуру, сейчас на нее заведено уголовное дело «за клевету», отвернулись знакомые, друзья и собственное издательство.

Корреспондент литературно-художественного журнала «Этажи» Ольга Смагаринская побывала на встрече с Рутой Ванагайте.

 

Рута Ванагайте

О чувстве справедливости

 

Я рада, что меня пригласили в Нью-Йорк, потому что у меня сейчас сложная ситуация в Литве, и лучшего времени приехать в Соединенные Штаты просто трудно себе представить. Так что, для меня это терапевтическая поездка — пожалуйста, лечите меня. (смеется)

С чего начать? Если вы думаете, что я какой-то герой или храбрый человек, то это не так. Я — самая обыкновенная женщина. Только у нас, женщин, бывает развитое чувство справедливости и обостренное чувство обиды. Если я сталкиваюсь с какой-то несправедливостью, то внутри начинает все кипеть, ну и веду себя, соответственно, неадекватно. Потому что, чем больше чувство несправедливости, тем меньше чувство страха. И я начинаю размышлять — что я должна сделать, чтобы восстановить справедливость? И в этот момент я ничего не боюсь. А потом, когда дело сделано, думаю: «Упс, а что же я натворила?» Это, конечно, шутка, но в каждой шутке есть доля правды. Никогда я не думала, что в один день сделаю что-то такое, о чем весь мир будет говорить, Литва меня осудит, а евреи похвалят.

 

Люди моего поколения росли с убеждением, что все евреи — коммунисты.

 

Я не еврейка, у меня нет ни капли еврейской крови. У меня даже по жизни не было еврейских друзей. Я вообще евреев почти не знаю. И всю жизнь они меня не особенно интересовали. Дело в том, что в Литве исконные евреи или были уничтожены, или они в семидесятые годы уехали в Израиль или в Америку. Сейчас в Литве осталось около трех тысяч евреев.

Люди моего поколения росли с убеждением, что все евреи — коммунисты, как говорила моя бабушка.

И вообще, никто про них ничего особенно и не рассказывал. Да, во время Второй мировой войны на территории нашей Литвы их убивали. Но кто убивал? Литовцы говорят — ну не мы же, а фашисты и горстка их местных пособников, которые были извергами. И те изверги были не просто изверги, они стреляли по приказу немцев, которые стояли у них за спиной и тоже в них целились. Получается, что изверг не имел возможности избежать своего зверства.

Я говорю очень грубо и примитивно, но это то, что рядовой литовец моего поколения знал, получив образование в школе, церкви, слышал это от бабушек-дедушек или соседей.

В двенадцати километрах от Вильнюса есть место под названием Понары. Там происходили массовые расстрелы и погибло около 70 000 евреев в период с 1941 по 1944 год..

Когда я училась в школе, нас туда никогда не возили, до недавнего времени я даже не знала, как туда доехать. Это несмотря на то, что менее чем за полчаса, каждый литовец может доехать до одного из мест массовых расстрелов.

Рядовой литовец всегда чувствовал гордость за героизм своего маленького народа. Мы же всю жизнь страдали от притеснений русских, поляков, немцев и коммунистов-евреев. А сколько литовцев было сослано в лагеря, убито, и, конечно, у нас было одно из самых известных и продолжительных партизанских антисоветских движений.

Мы всегда ощущали себя героями и жертвами.

Когда в 41-м пришли немцы, мой дедушка, отец моего отца, участвовал в комиссии, созданной нацистами из местных, которая составляла списки советских активистов, которых потом расстреляли. Эти советские активисты были, в основном, евреями. За свою работу дед получил двух советских военнопленных, которые работали у него в хозяйстве. Позже советское правительство сослало его в лагерь, где он и погиб. Конечно, он всегда считался героем нашей семьи.

Есть в семье и другой «герой». Это муж моей тети, который был полицейским в 41-м году в Паневежисе, и когда в конце войны в Литву пришли советские войска, он бежал в Германию, потом добрался до Америки. Всю оставшуюся жизнь, пока он жил во Флориде, его искали, но он жил под чужим, более того, под женским именем. И долгие годы он мне и моей сестре-двойняшке, присылал джинсы и другие подарки из Америки. Получается, тоже замечательный был мужчина, герой, по нашим литовским понятиям.

Поговаривали, конечно, что он, наверное, евреев расстреливал… Стрелял-не стрелял, это было давно, и вообще, это же были евреи, люди из враждебных советских органов.

 

Лекция, которая изменила мою жизнь

 

Всю свою жизнь я занималась разнообразными проектами, связанными с театром, литературой, политическими кампаниями. Потом я сделала один проект про евреев, потому что мне это стало интересно. И меня после этого, пару лет назад, пригласили на один семинар.

У нас существует комиссия по расследованию нацистских и советских преступлений. По большому счету, ничего они не расследуют, а занимаются разными проектами, организуют музыкальные или драматические выступления и прочее. Каждый год там набирают группу из сорока учителей из провинции и везут их в Яд ва-Шем в Израиль (база данных имен жертв Холокоста, ред.)

Представители этой комиссии пригласили меня на свой семинар, соблазнив тем, что потом я смогу роскошно провести две недели в Израиле. Я подумала: схожу, отсижу эту скуку в два с половиной часа, мне не трудно. И вдруг после череды не очень интересных выступлений на сцену выходит историк и начинает рассказывать о том, что, оказывается, это не немцы убивали наших литовских евреев. По большому счету, немецкой оккупации в Литве не было, потому что из Литвы Красная армия стала быстро отступать на Восток, и немцы пошли вслед за ней. Войны на территории Литвы, в принципе, не происходило. Она пошла дальше, в Беларусь и Украину.

В Литве во время войны находилось не так уж много немцев, от 600 до 900 человек. При этом, было убито 200 000 евреев — своими силами немцы бы не справились.

Литовское правительство в 41-м году решило, что самый большой враг страны — это Советский Союз, от которого нас может спасти Гитлер, который даст Литве независимость. Только надо очень-очень постараться и неукоснительно исполнять все, что скажет Гитлер. В Берлине издавались антисемитские прокламации, они переводились на литовский язык и массовым образом завозились в Литву.

Всю весну и лето 41-го года Литва была завалена антисемитской пропагандой. Правительство полностью вернуло довоенную гражданскую администрацию на свои места, включая моего дядю, который потом жил под женским именем. Тогда он был полковником и работал начальником полиции.

Одним из министров этого профашистского правительства был отец нашего будущего первого президента независимой Литвы. Правительство сразу же создало гетто и батальоны по уничтожению евреев — с них началась независимая литовская армия.

Четвертого июля 41-го года в Каунасе произошел первый массовый расстрел евреев в Европе. Было убито около 30 000 человек. Как евреев убивали, я потом вам расскажу. Слабонервным лучше не слушать.

Все солдаты в батальонах были волонтерами, их было несколько десятков тысяч человек, молодых ребят в белых повязочках. Я не говорю, что среди литовцев, убивавших евреев, не было выродков… Были! Но редко кто из волонтеров сразу становился убийцей. Как правило, они проходили этакое повышение по службе. Сначала охраняли какие-нибудь заводы, аэропорты, другие учреждения. Потом всех евреев стали собирать по приказу в синагогах или в каких-то других помещениях, брали под охрану. Дальше этих евреев надо было куда-то отвезти. Они отвозили. Тем временем, старосты велели местным жителям выкопать ямы, те копали. И тогда эти волонтеры и оказались по ту сторону ям, для расстрелов.

Вроде бы у них не было выбора: если я не буду стрелять, то убьют меня, полагали они. И вообще, это же евреи, они нас ссылали, убивали, принуждали жить при советах.

И вот это открытие, что не горстка извергов, а нормальные, обычные, не слишком образованные деревенские парни, убивали тысячи евреев, повергло меня тогда в шок! Историк сказал: «Они же себя не обвиняли. Они винили бога, офицеров, ксендзов, которые их к этому подтолкнули. Кого угодно, только не себя. Кто они такие? Просто маленькие люди. Конечно, они получили немного золота, какое-то имущество убитых, деньги за это».

Пока он все это рассказывал, меня начало трясти. Значит, и мой дедушка, который составлял список активистов, и мой дядюшка с женским именем, который был начальником полиции, являлись частью этой пирамиды смерти. И все абсолютно меняется! Это же совершенно другая история, о которой я даже не подозревала, и о которой никто мне не рассказывал.

После лекции я подошла к этому историку и сказала, что хотела бы пригласить его на обед и побеседовать побольше. Я хотела узнать, как именно моя родня была причастна к Холокосту, мне это было важно.

Поначалу он отказывался, был напуган моим любопытством, но потом все же сдался и назначил мне встречу в парке во время обеденного перерыва.

На следующий день мы встретились. В пластиковом пакете он мне принес ксерокопию какой-то книги. Это была изданная в Израиле, так называемая книга Меламеда, которая содержит имена пяти тысяч людей, причастных к Холокосту в Литве. Я пошла домой, стала искать в ней имя своего дяди, который был начальником полиции. Он, конечно, сам не убивал, но организовал все эти расстрелы, фактически отправил людей на смерть.

Мы снова встретились тайком в парке, я отдала историку рукопись и сказала: «Знаете, а ведь я этим уже занималась в советские времена. Мы собирались в парках, нам на один день давали книги Солженицына или Оруэлла в пакетике. Мы следили за тем, чтобы никто нас не видел. Теперь в Литве уже двадцать шесть лет как нет советской власти, и мы независимы. Но тем не менее, мы с вами должны прятаться». Он говорит: «Понимаете, мы пишем о Холокосте, но нам нельзя говорить об этом открыто, нам нельзя читать лекции для большой аудитории. Мы пишем свои статьи, которые все равно никто не читает, но на телевидение, например, выступать с этим мы не пойдем».

Я попросила его помочь мне найти всю информацию, архивы допросов, все, связанное с Холокостом в Литве, и он согласился. Он и другие историки, которые до сих пор предпочитают оставаться неизвестными, провели меня по всем архивам. Я была в архиве КГБ, где находятся десятки тысяч дел, допросов людей, которые убивали евреев. Все эти архивы открыты для свободного доступа, любой может их читать.

 

Я была успешным автором бестселлеров

 

Перед тем, как я приступила к этому проекту, у меня завязались очень хорошие отношения с самым крупным издательством в Литве. Я написала одну книгу об уходе за престарелыми, потому что примерно десять лет заботилась о своих родителях и точно знаю, как обстоят с этим дела в Литве. Моя вторая книга «Не бабье лето», посвященная женщинам среднего возраста, тоже пользовалась большим успехом. В ней я написала, как мы, женщины, должны не сдаваться и не стареть, не жалеть себя, а всю жизнь держать голову высоко и быть счастливыми до конца жизни.

В Литве бестселлером считается книга, которая издается тиражом в пять тысяч экземпляров. «Не бабье лето» три года была в топе продаж, ее тираж достигал 50 000 тысяч экземпляров.

В Литве — мало писателей, способных жить за счет гонораров от своих книг. Я жила благодаря этой книге, каждый месяц получая свои полторы тысячи евро. На эти деньги в Литве можно прилично жить.

Когда «Не бабье лето» уже было в списках бестселлеров, издатель попросила меня «написать еще что-нибудь такое».

«Какое? Я уже все написала. Больше мне сказать нечего. У меня нет мыслей по этому поводу», — ответила я.

«Пиши то же самое, только другими словами», — посоветовала она.

«Нет, я так не смогу, надо что-то другое придумать. Может, про мужчин написать?» — предложила я.

«Давай про мужчин», — она согласилась.

Я имею полное право писать про мужчин, на моем счету два развода (смеется). Я сделала немало ошибок в жизни и сейчас могу других женщин поучить, как их не совершать. Издатели с нетерпением ждали мою новую книгу, подсчитывали доход. На вопрос, как продвигается работа и когда ожидать рукопись, я отвечала, что книга будет, но не сразу. Сначала будет другая книга.

«Какая?» — уточняет редактор.

«Про Холокост», — заявляю я.

«Ты и Холокост?! Что между вами общего? Ты с ума сошла?!» — она была в недоумении.

Редактор полагала, что сейчас не лучшее время писать на эту тему, потому что Путину будет на руку объявить всех литовцев фашистами. Но разве геополитическая ситуация когда-нибудь бывает благоприятной?

«Эта книга будет, — сказала я. — Я напишу ее, чего бы это ни стоило».

На том мы и порешили: я напишу книгу о мужчинах, только если они издадут мою книгу о Холокосте. Редактор сказала, что я не имею права давать интервью и какую-либо информацию о книге во время работы над ней, и она будет издана маленьким тиражом.

 

Вы же все равно умрете, отдайте мне вашу скрипку

 

И я пошла в архивы, в которых провела следующие полгода, и стала искать в них информацию. Литовские историки, а их всего-то было честных человек пять-шесть, уже написали о Холокосте все, что могли. Я читала их сухие факты о том, где и когда произошли массовые расстрелы, сколько было убито человек и как журналист и писатель, пыталась найти в этом изюминку, как бы кощунственно это ни звучало..

Среди документов увидела историю о том, что в одном городке был парень, который учился в учительской семинарии и хотел стать музыкантом. Летом он решил пойти подзаработать и очутился среди тех, кто водил евреев на расстрел. Сам он в них не стрелял, но видел, как другие литовцы их убивают и все вещи убитых достаются им.

Он решил попросить идущих на смерть евреев: «Вы же все равно умрете, и эти убийцы возьмут ваши вещи. А я молодой, хочу стать музыкантом, отдайте мне вашу скрипку».

И они дали ему эту скрипку. Потом, после войны, он пел в хоре и играл на скрипке в местном музыкальном театре.

У историков я нашла только тот факт, что он взял у евреев скрипку. А потом, в архивах, уже прочитала всю эту страшную, грустную, кошмарную историю о скрипке и молодом человеке.

Или другой эпизод. Ребята учились в ремесленной школе в Вильнюсе. Наступил конец июня, впереди маячило свободное лето, нужно было пойти куда-то поработать. Кто-то подал идею: «Если наняться охранять евреев, можно получить за это золото или какие-то вещи».

Эти восемь юнцов водили евреев в Понары. Там они расстреливали их в течение трех месяцев, а когда лето закончилось, вернулись учиться в индустриальную школу. Им всем было по шестнадцать лет.

Все эти люди были волонтерами, их никто не заставлял стрелять. Никакой немец за ними не стоял. Иногда, конечно, случалось, что рядом присутствовали немцы, которые даже фотографировали процесс расстрела.

Но, в большинстве случаев, расстрелы происходили без их участия...

Очень интересно, что на всех допросах эти люди называют евреев обреченными. В их сознании даже не было намека на вину. Ведь кто-то до этого уже решил евреев уничтожить, отдал такой приказ, а они просто маленькие люди, которые приводят его в исполнение. Как можно оспорить необходимость и важность этого дела, если правительство и католическая церковь организовывали и поддерживали эти убийства. У каждого батальона был свой ксендз, все ходили на исповеди, и им отпускали грехи во имя Родины.

Были такие, которые не могли стрелять, у них тряслись руки. Таких офицеры просили отойти в сторону и положить оружие. Они боялись, что люди в таком состоянии могут убить своих командиров или товарищей. Их не наказывали, только иногда сажали в карцер. Но никто не пострадал из-за того, что отказывался стрелять. Единственный случай во время войны был в Каунасе, когда один солдатик отказался стрелять, и немцы его убили. Но это один подобный зафиксированный случай.

 

Это было очень давно, зачем все ворошить?

 

И вот так стала зарождаться моя книга. Я решила, что вложу в нее самое страшное из того, что я узнала. Потому что для того, чтобы люди проснулись, нельзя просто перечислять сухие факты. Ты должен так «оголливудить», в хорошем смысле слова, Холокост, чтобы людям стало интересно читать, чтобы они были в шоке и встрепенулись.

Но будут ли они это вообще читать? Пока я писала книгу, то расспросила всех своих многочисленных подруг и все, как одна, ответили, что читать они ее не будут. Некоторые, к моему большому удивлению, сказали, что евреи получили то, что заслужили. Потому что они нас ссылали в Сибирь, а мы были жертвами.

Я ответила: «Может, надо было наоборот. Чтобы нас, литовцев, убивали, а евреев ссылали в Сибирь?»

На что подруга возразила: «Нет, так тоже не хорошо. И так не надо».

Другая сказала: «Зачем мне этот негатив? У меня и в жизни его полно. Я даже новости не смотрю, а про Холокост буду читать? Это было очень давно, зачем все ворошить? И что хорошего евреи тебе сделали? Почему ты вдруг ими заинтересовалась?»

Они также говорили, что я потеряю своего читателя: «Те женщины, которые читали твое «Не бабье лето», думают, как и мы. Если ты начнешь это еврейское дело ворошить, они тебя перестанут читать, и ты потеряешь читателя».

Я задумалась.

Но потом решила для себя: «Зачем я, как какой-то коммерсант, буду подсчитывать, искать выгоду?» Я ощущала сильную внутреннюю потребность поделиться тем, что я обнаружила в этих архивах.

 

Путешествие с врагом

 

Потом я поехала по Литве, не одна, потому что я не настолько смелая, чтобы посетить 227 мест массовых убийств. Многие из них трудно найти или вообще невозможно.

Я подумала, что на те тысячу пятьсот евро, которые издательство мне выдало авансом за книгу, могу найти какого-нибудь студента, чтобы он со мною поехал. И тут мне повстречался знаменитый «охотник на нацистов», Эфраим Зурофф, который всегда критикует позицию Литвы в отношении Холокоста, а Литва, понятное дело, его ненавидит страшным образом. У него родня погибла в Литве, в Понарах. А мои родственники причастны к Холокосту. Получалось, что мы с ним враги.

Я решила, что если мы сядем в одну машину, получится этакое путешествие с врагом. Мы будем ездить по местам массовых расстрелов, расспрашивать людей, которые там живут. Он согласился, мы договорились пополам оплачивать бензин, и двинулись в путь. В дороге ели исключительно его кошерную еду, у нас с собой были только хлеб, лосось и помидоры. А вместо стола использовали багажник.

Найти места массовых убийств и захоронений не всегда легко, многие из них находятся в запущенном состоянии, другие вообще обнаружить невозможно.

И вот заходим мы в какую-нибудь ближайшую избу, к старому человеку, спрашиваем, знает ли он, что происходило здесь в годы войны.

Знают все! И рассказывают. Не соглашаются, чтобы их снимали, записывали на пленку, фотографировали. Имена свои говорят, но просят, чтобы их не упоминали. Люди рассказывали в мельчайших деталях то, что они видели. Убийц уже сейчас наверняка не осталось в живых. Но те, кто был в сороковые ребенком пяти-шести лет, все видели, им же было интересно. Родители их не пускали, но они все равно шли смотреть. Подглядывали из-за дерева, наблюдали из-за какого-то здания, подходили к ямам. Они помнят все, до мельчайших подробностей. Помнят, какого цвета было небо. Как были одеты люди, помнят имена тех, кто стрелял, потому что они были соседями.

И они помнят даже, что кто-то лежал еще живой, и кровь шла у него из носа, он стал задыхаться, не мог дышать. Какой-то литовец сказал: «Пули жалко, давайте, камнем его прибейте».

«Ты только пожалуйста не говори никому, что они говорили между собой по-литовски», — просили нас эти старые люди.

Я говорю: «Почему?»

«Вдруг ты напишешь это где-то или покажешь по телевизору. И меня за это убьют».

Знаете, когда тебе восемьдесят пять лет, не время уже становиться героем, идти на телевидение, искать правду. Но люди знают и помнят. И за семьдесят пять лет никто у них об этом не спросил.

Я была уверена, что должна быть комиссия, занимающаяся историей Холокоста в Литве, историки, студенты. Это они должны ездить, спрашивать, потому что скоро этих людей, свидетелей тех событий, не будет в живых. Сколько мы их всего опросили? Человек сорок, может быть.

Мы также ездили в Белоруссию, потому что литовский батальон и там расстреливал евреев. Они стреляли очень усердно, недаром в Литву привозили на расстрел евреев и из других европейских стран. Всего лишь за 3 месяца у нас было убито 150 тысяч человек.

В одном месте в Белоруссии, чтобы ускорить процесс расстрелов, литовские волонтеры загнали две тысячи человек в одну большую яму и ходили вокруг нее с пулеметами, с ружьями и стреляли полтора часа в эту яму, пока никто не перестал в ней шевелиться. По ночам меня преследовали кошмары с видениями убитых детей, у которых изо рта сыпется земля.

Вы просто подумайте, что происходило там с людьми за эти полтора часа. Потом некоторые из убийц спустились в яму и стали вырывать евреям зубы.

Один из них был большим любителем стрелять в людей, на него в архиве есть очень большое дело. И он так прямо и говорил: «Ну, я люблю стрелять в людей, что поделаешь?» Он был зубной техник, так что знал, как обходиться с зубами. А после войны стал работать в маленьком городке в поликлинике и проработал там семь или восемь лет, пока его не арестовали. Вставлял зубы убитых евреев литовским бабушкам и дедушкам. Если включить воображение, то у скольких людей, пациентов этого доктора, во рту, до сих пор, может быть, зубы убитых евреев.

 

Из-под земли вдруг стали вылезать какие-то палки — оказалось, это кости

 

В Каунасе есть «Седьмой форт» — место, где в годы войны было убито большое количество евреев. Оно сейчас приватизировано историком и краеведом Владимиром Орловым. Там находится музей под названием «Оазис истории и природы». Когда территорию форта после приватизации надо было убирать, из-под земли вдруг стали вылезать какие-то палки — оказалось, это кости, лежащие в огромных лужах воды. Владелец участка стал думать, что с ними делать. И собрал их в обычные мусорные мешки. Он собрал восемь таких мешков и потом позвонил в муниципалитет, министерство культуры, в полицию, в еврейскую общину, но никто ничего не предпринял. Он взял эти мешки с костями и поставил у себя в офисе. И так они и простояли с 2009 по 2015 год. Потом журналисты подняли скандал, и тогда еврейская община и раввин уже очнулись и отвезли эти кости обратно, в то же место, где нашли, и там захоронили.

И сейчас в этом парке, в «Оазисе природы и истории», проходят праздники, дни рождения детей, можно даже за небольшую плату отыскать там клад (надеюсь, не в местах захоронений).

Чем дальше, тем больше я осознаю, в каком абсурдном мире мы живем. Мне не верится, что это вообще возможно! Так не бывает! Так нельзя! В Паневежисе была знаменитая во всем мире ешива, сейчас там находится пекарня. Я зашла туда, спросила у пекарей, знают ли они о том, что здесь раньше было. Миллионам людей в мире это известно, но они ничего не ведали.  

У меня руки опускаются от такого равнодушия.

 

Литовцы-палачи и евреи-жертвы — все они "наши"

 

Моей единственной надеждой было, что мою книгу будет читать молодое поколение.

У меня двое детей. Дочери двадцать восемь лет, сыну двадцать два. Я надеялась, что они будут читать, потому что у них нет предрассудков старшего поколения. Я рассказала им несколько новелл из моей будущей книги, и услышала в ответ: «Мам, понимаешь, мы столько фильмов ужасов насмотрелись, нас этим не напугать, и нам не так интересно, что было семьдесят лет назад, и было ли это вообще».

Мой сын совсем жестоко ответил: «Знаешь, мам, если у меня шина лопнет посередине дороги, мне это в десять раз страшнее, чем рассказ о ком-то, убитом семьдесят пять лет назад».

Я была в шоке. Я поняла, что книгу мою читать никто не будет, но я все равно должна была ее написать. У меня нет выхода!

Есть такая притча о царе Соломоне, у которого были козьи уши. Никто в царстве об этом не знал, кроме его парикмахера.

И эта тайна так его мучила, что он стал сохнуть. Он ни с кем не мог ею поделиться. Он перестал есть, заболел.

И говорил: «Что мне делать? Я умираю от этой тайны».

И он пошел к знахарю.

Знахарь сказал: «Иди в лес, выкопай ямку, скажи над ямкой — «у царя Соломона козьи уши» — и закопай. Потом иди домой, все пройдет».

Книга, которую я стала писать, была такой моей ямкой. Я должна была это высказать, зарыть, и, как моя дочь сказала: «Мама, пиши, ее никто читать не будет. Но через десять лет кто-нибудь да прочтет».

Книга была написана полтора года назад. Важным для меня было название. «Наши» — это те, которые убивали, и те, которых убивали. Литовцы-палачи и евреи-жертвы — все они наши. Я решила найти фотографии двух молодых парней, литовца и литовского еврея, которые были бы похожи друг на друга. И если я вам не скажу их имен, никто не догадается, кто из них еврей, кто литовец.

Один из них литовский спортсмен-велогонщик, он представлял Литву на Олимпийских играх два раза, в 24-м и 28-м году. Он был достаточно хорош, чтобы добывать Литве медали, но недостаточно хорош, чтобы остаться в живых. В 43-м году его убили при ликвидации гетто.

А другой был командиром зондеркоманды, которая убивала людей в Понарах. Он работал там примерно два-три месяца. На его совести около 70 000 убитых евреев. Парадокс в том, что для литовцев и эти не наши, потому что они евреи. И те не наши, потому что они убийцы.

А я бы хотела, чтобы мы приняли тот факт, что литовцы — не только герои и жертвы. Наша история была такая кровавая, что надо это признать и поплакать об убиенных.

И никто не станет хуже, если поплачет о другом народе, о другом человеке, о чужом ребенке.

 

Тебе заплатили евреи или Путин

 

Книга сначала вышла тиражом в 2000 экземпляров, и они были раскуплены за сорок восемь часов. Она вызвала абсолютный скандал.

Люди разделились на две части.

Одни, люди моего поколения, говорили: «Что тебе евреи сделали хорошего? Ты, конечно же, не сама это писала. Разве ты будешь это писать и ставить себя в такую опасность? Конечно, тебе заплатили евреи или Путин».

Комитет государственной безопасности Литвы сообщил официально, через два дня после выхода книги, что она является угрозой национальной безопасности. Так и заявили: «Ванагайте стоит в форпосте информационной войны Литвы с Россией». Представила, как я стою, а за мной вся Россия против Литвы (смеется).

Понимаю страх Литвы перед возможной агрессией России и Путина сама не люблю, но это уже излишний ажиотаж: думать, что я, бабушка, встану впереди армии, как танк, со своей книгой.

Над моим сыном ребята стали подшучивать. Идут они пиво пить и говорят ему: «Плати ты, твоя мама ведь много денег от Путина получила».

Это было шуткой, но официальная Литва была абсолютно уверена, что огромные деньги были брошены, пусть не на книгу, но на ее пиар. Потому что вся страна гудела об этом, и конечно же, все считают, что СМИ не делают ничего бесплатно. Наверняка я же им заплатила. Или Путин, или кто-то еще.

«Мы знаем, какие деньги тут крутятся. Это — не книга, это — проект. И проект, организованный извне», — говорили мне.

Я потеряла многих друзей, потому что они просили меня посмотреть им в глаза и сказать, сколько мне Путин или евреи заплатили. Никто не верил, что можно подставлять себя такой опасности без большой выгоды.

А молодое поколение очень заинтересовалось книгой. Потом я даже стала замечать, что в Литве стали проходить какие-то шествия памяти, а сочувствовать евреям стало как-будто даже «модно», потому что это означало, что ты не ретроград, а современный, с европейским мышлением, человек. Бывая в местах массовых захоронений, я теперь чаще вижу, что где-то камушек появился на могилках, свечка или цветочек. И молодые литовцы стали думать, что если бы евреи остались в Литве, то, может быть, в стране был бы сейчас совершенно другой интеллектуальный и экономический потенциал.

Но остались такие вот мы, деревенские. Только поймите мой сарказм правильно. После убийства 200 000 евреев в стране осталось все их имущество. Немцы взяли, конечно, какие-то драгоценности. Но они не могли контролировать все, что литовское самоуправление им посылало. Проверить не всегда была возможность. Литовцы были в массе своей бедные, деревенские люди. А тут Литва разбогатела! Вы понимаете, что самое страшное? Один историк мне вот что сказал. Даже те люди, которые не были антисемитами до того, как взяли еврейскую вещь, после этого ими стали. Потому что для себя ведь нужно было как-то оправдать, что ты взял туфельки не какого-то хорошего, мученически убитого ребенка. Смерть евреев только расширила и углубила антисемитизм.

Кроме того, что я уравняла жертв и палачей под словом «наши», всех еще возмущало, что я призывала все население Литвы посмотреть на зубы своих бабушек, на свои дома, на магазины антиквариата и подумать, откуда это все у нас взялось.

Откуда у литовской семьи канделябры? После этого я, конечно, больше никогда не могла ни на какой антиквариат смотреть.

Около года книга была бестселлером. Ее издали потом еще тиражом в 19 000 экземпляров. И стало происходить следующее: те бабушки и дедушки, которые живут в местах массовых убийств, до появления этой книги, боялись об этом говорить, думая, что только в их деревне происходили такие расстрелы. А когда им внуки стали привозить эту книгу, они, прочитав, поняли, что это происходило в Литве повсеместно, и можно об этом рассказывать, и стали смелее это делать. Не детям своим, а новому поколению, внукам, свободным от предрассудков. Старое и молодое поколение нашли общий язык, и я думаю, что это очень важное достижение этой книги.

 

Когда начинаешь говорить правду, очень трудно остановиться.

  

Как и обещала, я написала книгу и про мужчин, тоже ставшую бестселлером.

Потом я решила написать свою автобиографию. У меня в жизни было много смешного и интересного. Я президентов разных знала, с Джоном Малковичем обедала, в нескольких странах жила. Долго думала над названием. Люди, особенно после книги «Наши», меня в интернете страшно ругают, я уже даже перестала читать. И политической проституткой обзывают, и путинской, и кем угодно еще.

Но один комментарий был интересный, некто назвал меня «курицей с головой салаки». Я пошла в ванную, посмотрела на себя в зеркало. Я знаю, что я некрасивая. Но после такого сравнения мне стало совершенно все равно, кто и что обо мне скажет. Меня уже не обидишь.

И я подумала: так вот оно, название для книги: «Курица с головой салаки». Закончила я ее писать летом, издательство уже не могло дождаться. Потому что, видите ли, читателей я не потеряла. Те женщины, которые не хотели читать про Холокост, забыли про эту книгу. Но они сидели и ждали смешные и легкие книги о мужчинах или о моей жизни. Первые 15 000 экземпляров разобрали минут за пятнадцать, позже еще допечатали. Потом была назначена презентация книги.

За пару часов до этого праздничного ужина мне звонит один журналист и спрашивает: «Ведь это же ты про Холокост книгу написала? Знаешь, — продолжает он, — наш парламент собирается назвать следующий 2018 год, годом партизанского вождя, «лесного брата» Адольфаса Раманаускаса-Ванагаса. Он убивал евреев или нет?»

«Нет. Я просмотрела его дело из 20 томов. Евреев он, кажется не убивал в 41-м году. Но…»

И вот это «но» погубило мою жизнь.

«Но я читала его дело. И до того, как стать партизаном, он подписал соглашение о сотрудничестве с советскими органами госбезопасности. В тюрьме он выдал всех людей (двадцать два человека), которые его прятали эти десять лет. Я читала его последнее слово, перед тем как ему объявили приговор. В нем он хвалил советскую власть, говорил, что верит идеалам коммунизма, и если его помилуют, он будет служить советской власти всю свою оставшуюся жизнь. Он, может, герой. Но у меня возникли кое-какие вопросы».

Через два часа в Литве разразился скандал. Мало того, что полтора года назад я во всеуслышание сказала, что простые литовцы убивали евреев, но сейчас я утверждаю, что партизан, самый святой герой Литвы, был гебистом, который всех выдал и любил Советский Союз.

Язык мой — враг мой. Но понимаете, когда начинаешь говорить правду, очень трудно остановиться.

Ты думаешь, что если люди съели вот эту правду, значит можно им скормить и новую. Я даже не подумала, что это может вызвать скандал. Я просто рассказала о том факте, который прочитала в архивах. На следующее утро мне звонит какой-то журналист и просит прокомментировать последнее сообщение издательства, с которым я сотрудничаю.

Оказалось, что издательство решило изъять из магазинов все мои книги, от самой первой, про уход за престарелыми, до «Курицы с головой салаки» из-за того, что я сказала про Адольфаса Раманаускаса-Ванагаса. У меня был абсолютный шок.

Я сказала: «Ну что ж, пусть сжигают, мне все равно».

В общей сложности 27 000 книг изъяли по всей Литве. Мало того, через несколько часов я открыла наш основной новостной портал и увидела там статью Ландсбергиса, (нашего идейного авторитета, первого Председателя Верховного Совета независимой Литвы 91-го года), которая заканчивалась словами: «А теперь, так называемая писательница, подумайте, идите в лес, где осины, помолитесь и осудите себя».

Вы себе представляете: Литва — страна Европейского Союза, на дворе двадцать первый век! И самый высокопоставленный политик может говорить мне, рядовому человеку, неважно, что я там сказала: «Иди и повесься».

Я-то не пойду, но кто-то может подумать, что мне самой не хватает смелости, и нужно помочь. И сейчас в интернете стал появляться такой хэштег: висельница, я стою, а петля не на шее, а чуть подальше. Еще какое-то расстояние между мною и ею.

 

Если что, я просижу два года в тюрьме

 

По пути сюда, в аэропорту, я успела купить последнюю книгу. Все остальные экземпляры сейчас на складе.

Видимо, поступать с книгами совсем как в нацистской Германии, уничтожать их, они все же не решились, и издательство предложило мне выкупить мои же книги за 100 000 евро.

Даже если бы я и нашла такие деньги, где я потом буду эти книги продавать, если ни один книжный в Литве не возьмется их теперь принять? Так что, эти книги ждет печальная судьба.

Я уверена, что в ту ночь что-то произошло, потому что издательство само не приняло бы такое решение — потерять большие деньги. 27 000 книг по 12 евро — это полмиллиона. Возможно, им дали какое-то обещание или пригрозили, из-за чего им было выгодно или нужно это сделать.

Знаете, всякого человека можно заставить замолчать. Но я не всякий.

Я понимаю, что не совсем обдуманно поступила с фактами в отношении Раманаускаса. Потому что к таким заявлениям нужно готовиться. Надо было книгу тоже написать или выступление сделать. А я высказалась очень резко и нагло. Но я не ставила целью его обвинить, я лишь подвергла сомнению его героизм, опираясь на те факты, которые нашла в архивах. Понимаете, у литовцев очень сложная нынешняя ситуация, страна переживает большой отток населения за границу, молодежь уезжает: Литва исчезает. Еврейские дома, в которых жили литовцы, пустуют, там некому жить больше, вся провинция тоже пустует. В стране огромная коррупция. Никакой надежды на будущее страны нет, настоящее тоже не радужное. Что у нас осталось? Наше прошлое. Хоть что-то хорошее у Литвы есть. Партизанское движение — вот единственное, чем Литва может гордиться.

И тут я беру и словно обухом по голове. Нельзя, наверное, так делать, но у меня чувство правды какое-то гипертрофированное.

Сегодня я гуляла по Нью-Йорку, у меня было очень хорошее настроение. А потом прочитала одну статью, которая только что появилась в литовской газете. Внук Ландсбергиса, высокопоставленный человек, глава партии консерваторов, написал: «С этой Ванагайте получилось очень хорошо. Все ее книги изъяты и приняты все меры, чтобы ее карьеру остановить».

Что это за страна такая, в которой политики могут применять меры, чтобы остановить карьеру писателя?

Конечно, на меня подали иск в прокуратуру, завели уголовное дело за клевету. Пока вроде не нашли состава преступления. Если что, я просижу два года в тюрьме. Думаю, что напишу там новую книгу. Жалко, что буду в женской колонии (смеется).

 

Новости RU.DELFI от 3.01.2018:

Вильнюсский окружной суд (ВОС) в среду окончательно констатировал, что нет основания начинать досудебное расследование относительно высказываний Руты Ванагайте о партизанском командире Адолфасе Раманаускасе-Ванагасе.
"Умысла в действиях Р. Ванагайте не установлено. Поторопился человек и так получилось", — сказал BNS, принявший определение судья Владиславас Лянчикас. Он считает, что писательница сделала ошибку, недооценив весь материал и методы работы НКВД. По словам судьи, высказывания Р. Ванагайте не настолько опасны, чтобы решать вопрос о ее уголовной ответственности. Судья принял во внимание то, что писательница принесла публичные извинения за свои высказывания.

 

Текст подготовила Ольга Смагаринская

 

Рута Ванагайте

Театральный критик, писатель, журналист, общественный деятель.

Родилась в 1955 году в г. Шяуляй, Литва. Окончила Государственный институт театрального искусства им. А.В.Луначарского. Работала литературным критиком в литовских газетах. С 1985 по 1989 год жила в Хельсинки, где работала в библиотеке университета Хельсинки и писала статьи на социально-культурные темы. В 1989 вернулась в Литву и была художественным руководителем Национального молодежного театра, организовывала международный театральный фестиваль. В 1999-2001 годах была советником по культуре и коммуникации премьер-министра Роландаса Паксаса. В 2001 году организовала агентство по связям с общественностью “Acta Publica”. C 2006 года руководит агентством “Vilko Valia”. Автор нескольких книг-бестселлеров. В 2016 году вышла ее скандально известная книга “Наши” об участии простых литовцев в массовых расстрелах евреев во время Холокоста.

 

Ольга Смагаринская. Окончила факультет журналистики МГУ. В годы студенчества сотрудничала с различными (на тот момент еще советскими) изданиями. Жила в Чикаго, Лондоне, Сингапуре, в настоящее время обосновалась в Нью-Йорке с мужем и двумя детьми. Публикуется в Elle Russia, Elegant New York, Ballet Insider, RUNYweb.com, Этажи, Музыкальные сезоны.

14.01.201825 402
  • 26
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Коллектив авторов Самое важное — в нюансах
Галина Калинкина Текст найдёт писателя и задушит
Михаил Эпштейн Зияние, или Заклятие кистью
Николай Грозни Признак Будды
Юлия Медведева Роман с Индией
Александр Курапцев Кумаровские россказни
Ефим Бершин С чистого листа
Дмитрий В. Новиков Волканы
Марат Баскин Жили-были
Павел Матвеев Встреча двух разумов, или Искусство парадокса
Ефим Бершин Чистый ангел
Наталья Рапопорт Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи
Алёна Рычкова-Закаблуковская Взошла глубинная вода
Анна Агнич Та самая женщина
Юрий Анненков (1889 – 1974) Воспоминания о Ленине
Елизавета Евстигнеева Яблочные кольца
Владимир Гуга Миноги с шампанским
Этажи Лауреаты премии журнала «Этажи» за 2023 год
Галина Калинкина Ольга Балла: «Критика — это служба понимания»
Михаил Эпштейн Лаборатория чувств. Рассказы о любви.
Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться