Эухенио Лопес Арриасу — доктор филологии, профессор, заведующий кафедрой славистики, преподаватель Государственного института высшего профессорско-преподавательского состава университета им. Хоакина В. Гонсалеса. Кроме всего прочего, Эухенио — поэт, писатель, переводчик, прекрасно говорящий по-русски. Мы познакомились на поэтическом фестивале в Аргентине в 2016 году и после неоднократно встречались уже в России, где Еухенио занимается научной работой.
Эухенио, расскажи, пожалуйста, о себе. Откуда интерес к России, к русской литературе и особенно к поэзии?
Интерес к России появился в моей жизни очень рано, мой отец был членом Коммунистической партии Аргентины, которая поддерживала Советский Союз. Я в те годы постоянно слышал разговоры о «социалистическом рае». С 13 лет я начал изучать английский язык, а с 16 — русский. Стал читать русскую литературу в оригинале и очень ее полюбил, как, впрочем, и английскую. И прозу, и стихи, конечно.
Кого знают из российских (русскоговорящих) поэтов в Аргентине?
Очень сложно говорить за всё общество в целом. Конечно, у нас многие знакомы с классикой: со стихами нобелевского лауреата Бродского, Евтушенко, Маяковского, Цветаевой, Ахматовой, других поэтов серебряного века. Что касается современных русских поэтов, то беда в том, что отсутствуют достойные переводы их стихов на испанский язык. Поэтому, увы, сегодняшние российские авторы в Аргентине практически неизвестны. Для молодых аргентинских читателей наиболее интересной оказалась не русская, а американская поэзия, например, поэзия битников. Возможно, потому, что она переведена лучше и в большем объёме.
В Аргентине очень многие молодые люди пишут стихи, но, увы, они не знакомы с традицией. Это не значит, что они ничего не читают; они читают, но в основном — друг друга и то новое, что появляется в печати, потому что хотят понимать положение вещей на настоящий момент.
Как ты считаешь, можно ли как-то изменить ситуацию?
Конечно, можно! Нужно изучать литературу других стран, причём делать это вживую, знакомясь и общаясь с авторами. Приезжать на конференции, на фестивали. Для переводчика такой опыт неоценим. Кстати, с некоторыми петербургскими поэтами я так и познакомился — на фестивале, слушая их выступления со сцены. Как я уже упоминал, очень плодотворно удалось поработать в Москве, на конгрессе переводчиков.
Хотелось бы, чтобы аргентинские поэты тоже приезжали к вам, читали свои стихи и узнавали из первых рук о современной российской поэзии. У вас в Петербурге проводится поэтический фестиваль «Петербургские мосты». Я думаю, было бы здорово навести вот такие мосты между Россией и Аргентиной. По крайней мере, со своей стороны я стараюсь сделать так, чтобы в Аргентине знали о вашем фестивале. И считаю, что приблизить одно литературное сообщество к другому — в наших общих силах.
А легко ли жить поэту в Аргентине? И модно ли быть поэтом?
Нет, конечно, быть поэтом в Аргентине нелегко. Очень трудно опубликовать свои книги, а если и опубликуешь, то все равно никаких денег с этого не получишь, поэтому нужно заниматься чем-то еще. Модно ли сейчас быть поэтом? Не знаю... В России часто, если меня с кем-то знакомят, то говорят «он (или она) — поэт», а в Аргентине это не так важно. Скорее всего, никто и не обратит внимание на то, что вы — поэт. Книги у нас очень дорогие, и, если вам их издали, то издательство обычно дает только 5 авторских экземпляров, поэтому в Аргентине практически никто своих книг не дарит. Вот и у меня нет своей книги, чтобы подарить...
Но у нас есть электронный вариант твоей книги «La revuelta», нам ты её уже подарил. А над чем ты работаешь сейчас?
Я пишу и стихи, и прозу. Прозы сейчас почему-то пишется меньше. К тому же я исследую и преподаю русскую литературу, много перевожу.
Насколько мы знаем, ты переводил на испанский Сваровского и Айги. Чем обусловлен такой выбор?
Да, я переводил этих двух авторов и даже получил очень хорошие отзывы на книгу переводов Геннадия Айги. Галина Айги, вдова поэта, разрешила мне перевод его стихов и публикацию книги. Я также преподаю творчество Сваровского на кафедре в университете Буэнос-Айреса. Многим студентам Сваровский нравится, а в будущем году я собираюсь включить в программу и Айги. Чем обусловлен такой выбор? Это мой личный интерес. Я читал много исследований по российской поэзии конца 20 и начала 21 века, знакомился с творчеством современных поэтов на сайте «Вавилон». Там я нашел стихи Фёдора Сваровского, потом написал ему лично и спросил разрешение на перевод и публикацию.
Что и говорить, русскоязычному читателю довольно плохо известна поэзия Аргентины. Если набрать в поисковике «поэты Аргентины», то Википедия выдает некий список, из которого большинству знаком только Борхес, а знатокам еще, может быть, Хельман. Очень мало современных авторов переведены на русский. Расскажи, пожалуйста, о современной аргентинской поэзии и о своих взглядах на те процессы, которые в ней происходят.
Да, в Википедии много авторов — там встречаются как поэты, так и авторы-исполнители, причём не только современные, но и те, кто писал сто лет назад и больше. И всё-таки мне хочется говорить о панораме именно современной аргентинской поэзии.
В 20-е годы прошлого века было очень много сильных авторов — все знают Хорхе Луиса Борхеса, но я хочу назвать имя другого поэта, чьи стихи уже можно прочитать и в переводах на русский — это Оливерио Хирондо. Можно с уверенностью сказать, что ранее в аргентинском стихосложении преобладала классическая форма. Дело в том, что в испаноязычной поэзии нет силлабо-тоники, как это принято в России. Традиционные испанские стихи всегда силлабические. Это достаточно строгие классические формы (например, сонет). Такие поэты, как Борхес и Хирондо стали писать верлибры — и, может быть, в отличие от России, верлибр в Аргентине победил; верлибром сейчас пишут большинство аргентинских поэтов. Но в начале ХХ века Борхес и Хирондо считались авангардистами. Кстати, интересно отметить, что Борхес в последние годы жизни (он умер в 1986) стал возвращаться к более традиционным формам стихосложения.
Одним из наиболее известных авторов, пишущих в 40-е годы, я бы назвал Ольгу Ороско (к сожалению, я не встречал переводов ее стихов на русский). У нее был особенный стиль — обилие образов и длинные строки, как в Библии. Творчество Ороско сложилось под влиянием французского сюрреализма. Она писала повествовательную поэзию, которую можно сравнить со стихами американского поэта Уитмена — это очень закрытый мир, полный меланхолии, и в то же время страстный.
Вторая известная поэтесса — Алехандра Писарник — переведена на русский язык (ее тексты можно найти в «Журнальном зале»). Недавно я был на конференции переводчиков в Москве, где встретился с Павлом Грушко, переводчиком Борхеса; Павел как раз в данный момент работает над текстами Алехандры Писарник, так что скоро, надеюсь, можно будет купить ее книгу. Поэзия Писарник своеобразна, хотя на мой взгляд и несколько депрессивна. Её стихи — тонкие и лирические верлибры, центральным образом которых является женщина. Особенно большое влияние ее поэзия имела в 60-е годы. Александра Писарник покончила с собой в 1976 году, будучи достаточно молодой — в возрасте всего лишь 36 лет.
В более позднее время в Аргентине появилось несколько поэтических направлений. Представителем одного из направлений был Нестор Перлонгер, который, к сожалению, также не переводился на русский (во всяком случае, я переводов не видел). Он имел учёную степень по социологии, но во время диктатуры в Аргентине уехал в Бразилию (умер в Сан-Паулу в 1992). Перлонгер был гомосексуалистом и писал верлибры в стиле так называемого «необарокко». Его стиль один из критиков назвал «необарросо» от испанского слова ‘barroso’, что означает «мутный, грязный», поскольку в своих стихах поэт обильно использовал как возвышенную, так и вполне «низкую» лексику. Одно из самых известных стихотворений Перлонгера называется ‘Cadáveres’ («Трупы»), где он перечисляет (метафорически и неметафорически) всевозможные виды трупов. Стихотворение было написано через 4 года после военной диктатуры, и любой читатель, знакомый с историей нашей страны, без труда свяжет содержание этого текста с недавними кровавыми событиями — похищениями и убийствами аргентинцев.
Ещё один поэт — Артуро Каррера. Его поэзия очень мифологична и рефлексивна. На сегодняшний день он — один из самых известных испаноязычных авторов — наших живых современников. Интонация его стихотворений немного похожа на ту, что встречается в текстах Хуана Л. Ортиса, ещё одного ведущего поэта Аргентины. Хуан Л. Ортис сперва был анархистом и писал стихи, если не политические, то, во всяком случае, с политическим подтекстом.
Одним из наиболее значимых поэтов 60-х – 70-х годов прошлого века считается Хуан Хельман. Хуан Хельман был участником партизанского отряда, во время диктатуры у него похитили дочь и убили сына, а новорожденную внучку отдали на удочерение уругвайской семье. Он писал авангардистские стихи и много экспериментировал. Книги Хуана Хельмана написаны в абсолютно разных стилях. Часто у него встречается и политическая тематика, но она не является определяющей в его творчестве, потому что у Хельмана, кроме прочего, есть прекрасная любовная лирика.
Важно отметить поэтов, которые назвали себя «объективистами» — среди них можно назвать такие имена как Мартин Прието, Даниэль Х. Эльдер и Фабиан Касас. Их тексты более прозаические, их лексика почти бытовая. «Объективисты» старались переделать канон, ориентируясь в качестве центральной фигуры не на Борхеса, а на упомянутого выше Хуана Л. Ортиса. Еще они особенно высоко ценили таких авторов как Леонидас Ламборгини, Хоакин Джианусси, Хуан Биносси, Рауль Гонсалес Туньон, Манрике Фернандес Морено - поэтов предыдущего поколения, чьи тексты казались им ближе.
Нельзя не упомянуть такую яркую фигуру, как Эктор Пикколи. Пикколи начинал в 60-х годах с манифеста «Фрактальной поэзии», то есть поэзии, написанной компьютерами, а последнюю книгу в стиле барокко он издал около 4-х лет тому назад. Эта книга была ответом на ситуацию, сложившуюся в Аргентине в 90-х годах и являлась выпадом против объективистов. Но, на мой взгляд, Эктор Пикколи парадоксальным образом создал авангард несколько другого рода: в отношении содержания его стиль можно назвать «гиперболическим барокко». Такие тексты нужно читать со словарем в руке, потому что там огромное количество непонятных слов. Но по сути, его стихи — это «пир формы».
В ряде случаев поэзия в Аргентине становится выражением социальных явлений. Поэты читают на улицах и площадях, собирая достаточно много народа. Многие пишущие женщины развивают феминистическое направление, пытаясь с помощью стихов изменить окружающую действительность. Другой представитель социальной поэзии — Сесар Гонсалес, молодой поэт из очень бедной семьи. Некоторое время он находился в тюремном заключении, и тема протеста — основная в его творчестве. Есть и другие авторы, такие как Гризельда Гарсия, Ана Литвинова, Том Мавер, Лукас Маргарит, Альберто Киснерос, Патрисиа Гонсалес, Федра Спинелли, Клаудиа Собико, Николас Корреа, Хавьер Ролдан. Это молодые поэты, не объединенные в какие-либо школы или сообщества. Мой список далеко не полный — просто я назвал те имена, которые первыми пришли в голову. Чтобы справедливо отразить ситуацию, я должен был бы перечислить гораздо больше авторов.
Конечно, нас коснулись и другие современные направления — сонорная поэзия, рэп, популярные у молодых поэтов. Но по моему ощущению конкуренции поколений у нас нет. Есть маленькие клубы, где читают определённые поэты — для определённых слушателей.
Как вы видите, самобытных авторов в Аргентине очень много, и на сегодняшний день сложно четко сформулировать основные направления аргентинской поэзии —будущее покажет, кто останется в истории литературы.
Эухенио, и напоследок — скажи о своём выборе: что для тебя важнее, писать новые тексты или переводить, искать новые способы выражения идей или сохранять культурное наследие языка? Ведь так получилось, что тебе дано и то и другое.
Что касается создания новых способов выражения и сохранения культурного наследия… На мой взгляд, невозможно создать что-то абсолютно новое; всегда ты создаешь внутри языка. В языке существует всё, и традиция в том числе. Мне нравится писать как верлибром, так и в строгой форме, с которой надо поработать, чтобы стихи не звучали «устаревшими». Переводить классиков — это тренировка. А вот если научиться писать, используя классическую форму, то быстро приходит владение техникой, что помогает тебе переводить стихи, написанные в такой же, классической форме, соблюдая её тонкости и нюансы. Увы, большинство испаноязычных переводчиков любую форму, независимо от исходника, переводят верлибром.
Нет, я не считаю перевод способом сохранения культурного наследия… Это было бы похоже на скучный музей. Перевод всегда оживляет текст, модернизирует и меняет всё: и слова, и ритм, и синтаксис, и даже знаки препинания. Тот, кто читает перевод — всегда читает именно перевод, а это — как правило, другой текст, отличный от оригинала. И новый текст создаётся по совсем иным правилам. Переводчик ориентируется не на узкую группу ценителей и знатоков, а на обычного читателя, на его интерес. И очень редко бывает так, что все стихи автора-классика вдруг начинают звучать абсолютно по-современному. Поэтому почти никогда не пользуются популярностью переводы полных собраний сочинений. Даже у Пушкина есть тексты, которые невозможно перевести — так называемые «музейные» тексты.
А относительно вопроса, переводчик я или поэт — мне кажется, невозможно сделать такой выбор. Это занятия совершенно разные и взаимно дополняющие. К счастью, я не завишу от переводческой работы, потому что этим трудом у нас много не заработаешь. Поэтому я перевожу только то, что хочу — и когда хочу. Точно так же я пишу стихи (от которых денег тоже нет!!). Поэтому чаще всего для переводов я выбираю тексты, которые потенциально могут помочь мне писать мои собственные стихи.
Беседовали Ольга Аникина и Дмитрий Легеза,
Санкт-Петербург, октябрь 2018
Эухенио Лопез Арриасу — доктор филологических наук (Университет Буэнос Айреса), профессор и заведующий кафедрой славянской литературы (Ун.Б.А.), профессор американской литературы, (Ун.Б.А.) профессор.английской литературы и литературоведения (Институто Супериор дел Професорадо "Х. В. Гонзалез"). Исследователь, писатель. Переводчик с русского, французского, латинского и болгарского языков. Автор эссе "Пушкин сатирик и реалист" (Дедалус Эдиторес, 2014), сборников стихов "Бунт" (Alto Pogo, 2017), "Решетка" (A pasitos, 2017) и "Урутауэс и другие стихотворения о любви" (Serapis, 2018). Перевёл на испанский язык: сборник пьес А. Пушкина, роман "Игрок" Ф. Достоевского, книги: "Проблема стихотворного языка" Ю. Тынянова, "Еще дальше в снег" Г. Айги, "Гражданская война" Ю. Кесара, "Собранные пьесы" У. Б. Йейтса и "Казнь Васила Левского" и другие стихотворения Х. Ботева.
Ольга Аникина — поэт, прозаик, переводчик, эссеист. Родилась в Новосибирске в 1976 году, жила в Москве и Сергиевом Посаде, сейчас живёт в Санкт-Петербурге. Закончила Новосибирский медицинский институт и Литературный институт им. Горького. Член Союза Писателей Санкт-Петербурга. Дипломант премии им. Н.В. Гоголя в номинации «Вий» (2015) за роман «Тело ниоткуда». Лауреат конкурса «Заблудившийся трамвай» (2013,2015). Дипломант Волошинского конкурса (2016, 2017). Лауреат премии журнала «Зинзивер», 2016.
Дмитрий Легеза, родился в Ленинграде (Санкт-Петербурге) закончил медицинский институт, работал врачом. Член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза российских писателей с 2007, один из основателей и редактор ЛИТО «ПИИТЕР», организатор международного литературного фестиваля «Петербургские мосты». Автор сборников «Башмачник» (СПб, 2006), «Кошка на подоконнике» (СПб, 2010), «Картины изменчивого мира» (СПб, 2017). Лауреат конкурса им. Хармса (2013, 2018). Живет в Санкт-Петербурге.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи