Дебютный роман Ольги Брейнингер «В Советском Союзе не было аддерола» был сразу же номинирован на многие российские литературные премии. Молодая, красивая, стильная, при этом интеллектуалка из классических академических кругов, Оля лихо разочарует скептиков, полагающих, что в женщине вряд ли может сочетаться все вышеперечисленное.

Отучившись в Литинституте им.Горького, она закончила Оксфорд и теперь работает над диссертацией и преподает в Гарварде. Мы встретились с Олей в Нью-Йорке, куда она приезжала на встречу с читателями и студентами Колумбийского Университета. Она так и не дала точного ответа, в чем именно ее различия с героиней романа. Так что, гадайте сами, не понаслышке ли она знает о побочных эффектах аддерола, был ли у нее роман в Оксфорде с юношей из Грозного, целовалась ли она с Ланой Дель Рей и была ли диджеем (вот об этом могу точно сказать: была).

Может ли человек жить без чувства дома и привязанностей, что такое свобода и одиночество в век глобализации — таковы мотивы романа и нашего интервью.

Какие у тебя остались самые яркие впечатления о жизни в Советском Союзе?

Официально Советский Союз распался, когда я еще была ребенком. Но в Центральном Казахстане, где я жила, еще долго сохранялась та атмосфера. Мне, наверное, уже было лет пятнадцать-шестнадцать, когда в какой-то момент я поняла, что есть такое понятие, как национальность, и для кого-то это — значимая категория. Но для меня очень долго вопрос о том, что значит русский, немец, казах или еврей, не существовал. В нашем регионе в результате депортаций и ссылок проживало большое количество представителей разных национальностей, и там была настолько органичная атмосфера дружбы народов, что в сегодняшнем мире это кажется какой-то утопией. У нас была совершенно невозможная, настоящая атмосфера единства. Конечно, номинально я знала, что я немка, но не понимала, почему это может быть важным для самоидентификации человека.

В книге ты написала, что «Оксфорд — это самое страшное место, где довелось побывать».

Это сказала не я, а моя героиня, и не будем забывать, что ее высказывание носит перформативный характер. Оно относится не столько к Оксфорду, сколько вообще к размышлениям о человеке и его месте в системе и возможности противостоять ей. К героине  осознание этого пришло в Оксфорде, но могло прийти и какими-то другими путями, в другом месте. Главное здесь — именно конфликт личности и системы.  

Ты сама лично ощущала на себе большое давление, связанное с необходимостью успешной учебы в Оксфорде? Я просто знаю, что многие в Америке, даже в школах, подсаживаются на аддерол и другие стимуляторы. 

На самом деле, стимуляторы, мне кажется, больше характерны именно для американской университетской среды. Но и в Англии существует такая проблема среди студентов престижных университетов, у которых есть большие амбиции, стремление постоянно быть первыми, доказывать, что они лучшие. И когда это становится типом мышления, стилем жизни — это, конечно, очень тяжело.

Ты мало жила в Германии, но тем не менее назвала лагерь переселенцев ужасным словом “концлагерь”. 

Я или моя героиня?

Твоя героиня.

Все те, кто приезжает в Германию, проходят через миграционные лагеря. Другое дело, что у меня условия там были гораздо более мягкие, а срок пребывания кратковременный, по сравнению с моей героиней. Но, в общем-то, многие характерные вещи можно уловить с первого взгляда. Для меня этот опыт был не таким болезненным, потому что я еще воспринимала его как писательский опыт, я уже тогда понимала, что захочу об этом написать. Многим людям эмиграция дается тяжело, потому что ты кардинально меняешь свою жизнь, оставляешь за спиной прежние достижения, и начинаешь все с нуля.

Действие книги происходит в день накануне какого-то важного эксперимента. В принципе, не очень понятно, что произойдет, можно только догадываться, что, например, героиня станет сверхчеловеком. Она сама даже не совсем знает, что с ней произойдет. Но, тем не менее, в последний момент она решает отказаться, убежать и сорвать эксперимент. Почему?

Дорога героини в этой книге — это дорога осознания своей роли в этом эксперименте, и того, к чему он ведет. В свой первый год в Америке я тоже участвовала в разных научных экспериментах — и в общем, этот опыт во многом и стал основой для книги. Героиня не вполне понимает, в каком именно эксперименте она участвует, но по каким-то косвенным признакам догадывается, почему ее выбрали, почему именно она стала подходящим кандидатом для «эксперимента века».. И поскольку ее собственный опыт кажется ей настолько травматичным и болезненным, она не хочет, чтобы образ жизни, похожий на тот, что проживает она, стал повсеместным явлением. Она боится, что ее опыт станет нормой, естественным состоянием жизни.

В этом есть что-то личное? Ты когда-либо ассоциировала себя с этаким подопытным кроликом, как героиня?

Наверное, в каком-то смысле да. Думаю, это относится ко всему поколению тех, кто каким-то образом связан с постсоветским пространством. Но опыт советской жизни для нас не является определяющим, в нас нет этой травмы прежних поколений. Главная проблема, с которой мы сталкиваемся, это опыт пребывания в глобальном пространстве, но не осмысление своей связи с Советским Союзом. Мы - первое поколение, которое находится на этом фронте.

В романе есть такой абзац об эмиграции: «Вам когда-нибудь приходилось осознавать, что отныне вы для всех окружающих пятый сорт? И это не изменить никогда?» Я лично знаю многих эмигрантов, живущих в Нью-Йорке, которые скажут, что они ощущают себя американцами, не смотрят назад в прошлое и не согласятся с этим заявлением.

Есть разные паттерны самоидентификации в эмиграции. И героиня, наверно, проходит самый трагический из них. Почему? Потому что у нее в целом очень много вопросов к миру. И ее ощущения и мира, и  себя в мире очень сильно проблематизированы. В другой главе я говорю о том, что путь к счастью — это как раз незнание. Моя героиня не может быть счастливой, потому что все, что с ней происходит, становится источником для непрерывного, внутреннего, болезненного саморазрушительного анализа. Если бы она не задавала себе каких-то вопросов, препятствующих полноценному вливанию в новую среду, для нее и в Германии все могло сложиться иначе. Но в ней настолько заложен «дух сомнения и отрицания», что возможность встроиться в существующую систему, стать частью чего-то, для нее просто отсутствует. И я связываю это с потерей дома, что перекликается с тематикой советского и постсоветского опыта.

А у тебя есть сейчас ощущение дома?

У меня нет ощущения дома, как какого-то места. И поскольку меня вообще сильно интересует тема материальной и виртуальной реальности, нашего параллельного существования в двух мирах, я формирую для себя новое чувство дома. Оно — в самих людях, неважно, где они находятся. Конечно, у меня есть семья, и поэтому у меня есть дом. Но это дом не в материальном смысле слова, а дом как мое мысленное пространство. Я бы, наверное, хотела, чтобы я могла его где-то и на карте отметить.

Вообще, человеку важно иметь дом и привязанности?

Именно об этом я говорю на примере своей героини. Когда у тебя нет точки отсчета, тебе не построить траекторию вперед и вверх — только из ниоткуда в никуда.  У тебя просто должна быть точка, в которой ты начинаешься — точка отсчета самого себя.

Если мне нравится какая-то книга, я делаю в ней много закладок. Отмечаю фразы, которые меня зацепили, мысли, показавшиеся любопытными. В твоей книге у меня немало закладок. И еще мне очень понравился стиль романа. С одной стороны, в чем-то скупой, мужской, четкий, а в чем-то сентиментальный и романтичный.

Учитывая, что я пишу такими длинными предложениями, это покажется странным, но да, во многом, я пыталась следовать эмоциональной скупости Хемингуэя. Но роман в целом очень романтический. Противостояние человека и целого мира — это же извечный романтический конфликт.

Страницы, посвященные влюбленности героини и ее страданиям после того, как ее любимый внезапно бросил ее, одни из самых красивых в романе. В одном из абзацев ты пишешь, что в момент наивысшего счастья героиня подумала, что если бы она с любимым мужчиной сейчас погибла, лучшего финала придумать было бы сложно. Почему так? Лучше не дожидаться смерти любви, лучше самим умереть, пока она в расцвете?

Я просто думаю, что счастье — мимолетная вещь. Вообще, поиск людьми счастья стал основой цивилизации.  Почему-то мы уверены, что человек обязательно должен быть счастлив. Всю жизнь мы находимся в погоне за этим состоянием. Но вообще-то, это, может быть, главная ложь в мире. Счастья, как состояния мира, в принципе, не существует. Раньше историки или политологи, изучая мировые конфликты, исходили из того, что естественное состояние нашего общества — это мир, прерываемый конфликтами и войнами. Но на самом деле, все наоборот. Естественное состояние человечества — это война, которая прерывается моментами мира. И то же самое касается счастья. Оно не является естественным для человека. Во-первых, для того, чтобы его испытывать, нужен талант, который не у всех есть. И у героини «Аддерола» он отсутствует полностью. А во-вторых, счастье может быть представлено в нашей жизни только как серия каких-то резких, эйфорических эпизодов, которые появляются и исчезают. Они редки и поэтому настолько ценны. И именно потому что страх вернуться в неизбежное состояние обыденности так силен, мы отчаянно желаем никогда не терять эти мгновения счастья.

Ты уже упомянула Хэмингуэя. Какие еще западные авторы повлияли на тебя? Или это твой естественный стиль письма?

Есть ряд авторов, на которых я ориентировалась. Это Паланик, Эллис, Дэвид Фостер Уоллес, мой главный кумир; Томас Пинчон и Дон Делилло. В плане работы с языком и литературной материей мне хотелось сократить, как мне кажется, значительный разрыв между русской и западной литературой в возможностях изображения сложной реальности, ощущения мира в его одновременном единстве и фрагментарности. 

Можно ли сказать, что русская или советская литература тоже повлияли на твой стиль?

Одни из немногих текстов, которые я, возможно, держала в уме — это  «Герой нашего времени» Лермонтова и «Записки из подполья» Достоевского — их самоироничный тон, саморазоблачение, лишение самого себя авторитета — это та техника, которая для меня была магистральной. На это я хотела наслоить те вещи, которые, мне казались интересными в американской литературе. И Эллис был на тот момент моим главным ориентиром, я была очень сильно впечатлена его «Гламорамой». Меня интересовала его техника работы с текстом, когда язык не только ведет читателя за собой, но является постоянной преградой, которую ты должен преодолевать, для того, чтобы отобразить сложное понимание реальности. Да и я сама совсем не собиралась писать такой уютный и гладкий текст, который бы просто рассказывал читателю за чашкой вечернего чая хорошую историю. Я хотела написать роман, который бы раздражал читателя, привыкшего к определенным нарративным технологиям, выводил из равновесия, вырывал из зоны комфорта.

Твоя героиня говорит: «Благодарю Америку, что здесь не смотрят на меня, как на чужую, но обещаю, что и здесь не задержусь». Что касается тебя, ты тоже находишь, что в Америке тебе комфортно?

Сейчас у меня есть два любимых места в мире. Это Нью-Йорк и Москва. Я житель больших городов. Мне нравится словно бы встроенное в городскую жизнь чувство одиночества в сочетании с постоянным пребыванием среди людей. Очень просто быть одиноким, если ты живешь где-то в глуши и никого не видишь. Так же легко иметь иллюзии, что жизнь полна событиями, если ты живешь в семье и никогда не бываешь один. Но сочетание и того и другого — именно то, что меня привлекает в городской жизни. И в Америке, действительно, я чувствую себя очень комфортно. Но у меня нет привязанности к какой-то точке на карте. Я готова в любой момент поехать куда угодно дальше.

Даже бегло прочитав твою биографию, нельзя не пытаться искать схожести между тобой и твоей героиней. Насколько роман автобиографичен?

Роман не автобиографичен, хотя и создает впечатление, что это так, потому что многие факты моей биографии и биографии героини совпадают. Но героиня романа — это полностью выдуманный образ. Какие-то фрагменты моей биографии даны ей для того, чтобы, на самом деле, обмануть читателя, увести его за собой по коридору, где он мне верит.

Я пыталась сделать героиню чрезвычайно провокационной. Она похожа на меня — но для нас это просто параллельный способ существования в одном и том же мире. Это то сходство, в которое опасно верить. Мне вообще кажется, что мы живем в эпоху хаоса, где правды не существует. И вопрос об относительности правды на самом деле становится аксиомой. 

Почему у главной героини нет имени?

Потому что она не существует как человек. Главная героиня больше, чем что-либо другое — перформативное высказывание, акт перформанса. И мне показалось неправильным, что у этого перформанса будет имя. Потому что она — это доведенное до крайности сочетание черт героя — или антигероя — нашего времени.

После прочтения романа создается ощущение, что автор считает глобализацию злом. Это ложное чувство?

Чуть-чуть ложное, но намеренное. Я хотела поднять вопрос о сложностях глобализации. В частности, о неправильном понимании концепта свободы. Мне кажется, что в закрытом советском обществе, жившим за железным занавесом, понятие свободы было сведено до свободы передвижения. Люди не задумывались о том, что свобода — это сложное чувство и состояние. Что она обязательно связана с потерями. И свобода от того, чтобы любить — это так же и свобода от того, чтобы тебя любили другие. Свобода — это огромная ответственность. И я хотела обозначить эту проблему и тему одиночества в глобальном пространстве. Проще и эффективнее всего поднять проблему через ее отрицание, что я и сделала — попробовала создать какой-то коридор для сложного разговора об этих вещах.

Но обязательно ли свобода от привязанности к месту означает свободу от привязанности к людям?

Свобода не может быть частичной. Ты или  принимаешь правила игры (даже если ты не знаешь, что ты их принимаешь), или нет. И поэтому зачастую жизнь в закрытых сообществах проще. Неведение и отсутствие сомнения, может быть, и являются ключом к счастью. Но, как только твое пространство открыто, ты сам становишься открыт для ударов и сложностей любого рода. Вне зависимости от того, осознаешь ты это или нет. Когда мы откуда-то уезжаем, мы автоматически принимаем тот факт, что наша связь на материальном уровне (и не только) разрывается. Хотим ли мы этого, уезжая? Наверное, нет. Мы хотим сохранить эту связь, но мы осознаем тот факт, что мы приняли решение уехать, и его последствия неизбежны. Даже если мы будем закрывать глаза, даже если мы вообще не будем об этом думать.

Человек не может убежать от самого себя. Ты в романе написала, что переезжая каждый раз с места на место, ты становишься другим человеком? В этом нет противоречия?

Это не одно и то же. Ты не можешь от себя убежать в том смысле, что не можешь убежать от собственных проблем. Но почему бы постоянным переездам не быть одной из этих проблем? Во многом, наше понимание того, чем мы являемся, строится во взаимодействии с обществом, в котором мы живем. Это неизбежный, естественный процесс. И когда меняется то, с чем мы имеем дело, меняемся и мы сами.

Ты закончила литературный институт. Как ты считаешь, можно научиться писать? Ведь многие  известные, великие и талантливые писатели не учились этому профессионально.

Невозможно привить человеку литературный модус жизни, видение мира, как потенциального текста. Но есть техника, есть моменты оттачивания мастерства, которым можно научиться в литературном институте. Другое дело, что это зависит от того, на какую основу все ложится. Люди воспринимают мир по-разному. Если для тебя мир не является текстом, ты не можешь это в себе развить. Но, с другой стороны, если это в тебе есть, ты можешь научиться у других тому, как сократить дорогу к созданию своего идеального текста. 

Расскажи, что ты изучала в Оксфорде и чем занимаешься сейчас в стенах Гарварда?

В Оксфорде я училась на факультете Modern Languages, и моя диссертация была по русской и немецкой литературе. А в Гарварде я занимаюсь современной литературой и политикой. В основном, специализируюсь на Северном Кавказе. За время своей учебы и докторнатуры мы должны пройти несколько этапов преподавания. В прошлом году я преподавала студентам русский язык, а сейчас ассистирую на курсе по этической философии Толстого и Достоевского, веду семинары.

Откуда этот интерес к Кавказу?

Я бы и сама хотела иметь более точный ответ на этот вопрос. Но это тоже одна из счастливых случайностей, которые я так люблю. В свой первый год в Гарварде я проходила курс по политике и религии на постсоветском пространстве. И соответственно, мы говорили о Кавказе. Одновременно с этим я начала читать многих интересных писателей с Северного Кавказа. Само собой, эти две темы соединились для меня, и я решила, что  хочу этим заниматься. В первый раз я ездила на полевые работы в Чечню и Дагестан в 2014 году и там поняла, что это мое, эта тема мне интересна и важна.

Ты такая молодая, красивая. Студенты тебя воспринимают всерьез?

Спасибо за комплимент — но у них нет другого выбора! Плюс, они знают, что мне тридцать, то есть я старше их в среднем лет на 10, а это очень много. Они меня воспринимают как взрослого человека.

Ты следишь за современной российской прозой? Читала романы своих конкурентов?

Я не думаю о других писателях как о конкурентах. Скорее, это коллеги, с которыми мы работаем над какой-то общей литературной задачей. Я стараюсь следить за современной литературой, но как правило, не читаю новинки сразу, как только они выходят, даю им какое-то время.

Кого из современных писателей ты выделяешь?

В первую очередь это, конечно, писатели, так или иначе связанные с Кавказом. В последнее время их очень много и — интересный феномен — много именно женщин-писателей. Предтечей этого тренда стала Алиса Ганиева, а есть еще Марина Ахмедова, Полина Жеребцова, Ася Умарова. Анна Тугарева недавно напечатала в «Дружбе народов» «Иншалла. Чеченский дневник», который мне очень нравится.

Известный литературный обозреватель и критик Галина Юзефович назвала тебя надеждой российской литературы, но тем не менее, указала и на некоторые слабые места романа. Ты с ней согласна?

Да. На самом деле, роман был написан уже довольно давно, три года назад, и писался он в стол. Если бы я писала его сейчас, все было бы по-другому. Но тогда он был написан без оглядки на читателя, на реальность вообще. Готовя роман к печати, некоторые вещи мы не стало кардинально редактировать. Почему? Потому что та нонконформистская ярость, которая была в нем, когда я писала текст просто для самой себя, наверное, ушла бы, если бы мы пытались отполировать текст. И поэтому — да, я знаю, что роман не совершенен. Там есть какие-то просчеты, например, по сюжетной конструкции. Часто возникает вопрос, о том, откуда там взялась Чечня — не совсем очевидно, что Чечня и Казахстан, чьи истории в 20 веке тесно связаны, — это две половины «зеркальной» конструкции сюжета. Но, выбирая между отполированностью формы и стихийной энергией, которая в нем есть, напряженная, доведенная до предела искренность, перевесила. Страшно, может быть, выходить с таким романом к читателю, когда ты и обнажаешь себя полностью, и сам очень хорошо знаешь о своих недостатках. Но у меня есть определенное понимание моей литературной задачи, и ради нее я готова преодолевать этот страх.

Сейчас ты работаешь над новой книгой. Можешь рассказать немного о ней?

Выход романа THEPRANKEMIRE планируется в 2019 году. Это будет роман-антиутопия о многослойности реальности, основанный на теориях заговора. Одним из героев станет Алеша Карамазов, и это будет фантазия на тему не написанной Достоевским второй части «Братьев Карамазовых», где Алеша должен был стать социалистом, революционером, возможно даже цареубийцей. Кстати, эта идея пришла ко мне во время семинаров с моими студентами. Я планирую написать роман параллельно на двух языках, русском и английском.  

Беседовала Ольга Смагаринская

Нью-Йорк, декабрь 2017

Фотографии Jamshed K. Daroga

Ольга Брейнингер — писатель, переводчик, литературный критик. Родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. Горького, магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию о Северном Кавказе и преподает в Гарвардском университете.Публиковалась в «Новом мире», «Дружбе народов», «Октябре», «Лиterraтуре», «Новом литературном обозрении», Russian Journal of Communicaton, Forbes, Russia Direct, Open Democracy и др. Ее роман «В Советском Союзе не было аддерола» (Редакция Елены Шубиной, 2017) вошел в лонг-листы премий «Национальный бестселлер», «Большая книга», «Русский Букер» и шорт-лист премии «НОС».

Ольга Смагаринская. Окончила факультет журналистики МГУ. В годы студенчества сотрудничала с различными (на тот момент еще советскими) изданиями. Жила в Чикаго, Лондоне, Сингапуре, в настоящее время обосновалась в Нью-Йорке с мужем и двумя детьми. Публикуется в Elle Russia, Elegant New York, Ballet Insider, RUNYweb.com, Этажи, Музыкальные сезоны.