О книге стихов Нади Делаланд «Мой папа был стекольщик» (Издательство «Стеклограф», М., 2019)

Когда я прочитала это название — «Мой папа был стекольщик», то, конечно, сразу вспомнила сказочную повесть Вениамина Каверина «Сын стекольщика»...

Сын стекольщика — прозрачный юноша, сквозь него виден по-иному окружающий мир, виден грустным и чистым...

В сущности, Надя Делаланд определила себя как дочь стекольщика, проявив в этом определении решительность и смелость. Потому что трудно сказать о себе: да, я хороший! Это редко кому удаётся. Вспомним, как Белла Ахмадулина писала о своем «незначительном лице»... Наде Делаланд удалось!

Я совсем прозрачна, мое тело состоит из стрекоз, я свечусь, я хрупка...

Часто поэтесса описывает, нет, не дождь или зиму, но как бы впечатление прозрачного существа от земных — дождя и зимы... И вдруг среди странного, почти вымышленного дождя возникают реальные яблоки, убитые этим дождем; и возникает уже реальное желание: подержать в руках реальные яблоки, прилечь рядом; и это желание полежать рядом с каждым упавшим яблоком, как бы снова возвращает нас в мир прозрачности, стрекозиной летящей меланхолии...

И закономерно возникает тема старости как печального возвращения в детство; к тому себе, каким ты был «до обретения рассудка»... И девочка о себе просит маму: «Поцелуй старую птицу» и становится старой птицей, но где же мама?..

Но если жизнь — просто сплошное прозрачное детство, то и Бог — не отец, он — «не старик... малыш...»; он создает радостный мир маленьких красивых существ: пчелок, мотыльков, крохотных мышек... И прозрачная поэтесса, дочь стекольщика, хочет обнять это Дитя; так святая Тереза из Лизье видела Христа играющим дитятей...

И тогда что же есть поэзия?

«Трель на пределе смысла», не обращенная, в общем, ни к кому; и, стало быть, к каждому, кто захочет услышать!..

Фаина Гримберг (Гаврилина)

* * *

Там он есть как оставленная возможность —

вопросительный знак, прикосновенье ветра

к облаку, в сущности — эфемерность

всякой просодии. Неотложной

помощью выведен и погашен,

может быть, ключ басовый для левой, левой.

В детстве, когда я легко болела

и умирала совсем не страшно,

он все звучал у меня в подвздошье

гулом подземным, музыкой неземною

из головы опускаясь волною в ноги,

делаясь громче, захватывая все больше,

он продолжался, меня превращая в струны,

в нотную грамоту, ясную пианисту,

и я записывала себя так быстро,

что прочитать потом было трудно.

* * *

Не уводи меня речь, я хочу сказать,

что не начавшееся завершается лето,

что ускользает материя — ускользать

из ослабевшей памяти (нет, не это),

из ослабевших пальцев, пока строчит

швейная ручка буквы широким шагом,

апофатически (нет, и не то), молчит,

терпит и терпит стареющая бумага.

Книгу сошью огромной кривой иглой,

где на полях написано васильками,

что ничего остаться и не могло

из аккуратно сделанного руками.

* * *

нас мало нас может быть нету

и кровью на дереве света

намечены вены и жилы

непрожитой жизни

* * *

вот так задерживают лето

руками в ветер упершись

оно смеется и стареет

вот так и жизнь

нельзя печалиться — преступно

не полететь от на мосту

летящей музыки растущей

сквозь гул и стук

шагаешь в бездну и внезапно

идешь по воздуху легко

в преобразившееся завтра

в трико

* * *

Сколько милосердия в последовательности станций —

после Беговой — Полежаевская и обратно,

удлиняется время, съеживается пространство,

можно выйти, можно остаться.

Колесо сансары, будь кольцевая!

На любую ветку — и просветленье,

каждый раз по-разному называя,

или просто взрослея.

* * *

видимо на фоне пережитого стресса

по дороге домой в маршрутке

мои руки начали обниматься

мне пришлось раньше срока выйти

отдышаться прийти постепенно в норму

руки мои грабли глаза ямы

* * *

есть не жильцы а есть жильцы

там в доме номер ноль

стада серебряной пыльцы

седой веселый рой

то принимает форму рук

роняющих перо

то прячет в черную дыру

жучка и за дырой

следит блестящей долготой

и мокрой широтой

дождя но это не потоп

потоп у нас потом

я не жилец я просто гость

в прозрачном и немом

полете мира твоего

но я хочу домой

Надя Делаланд – к. ф. н., преподавала в ЮФУ, окончила докторантуру Санкт-Петербургского госуниверситета. Работает в книжном интернет-магазине Book24 и ведет занятия в «Школе литературного мастерства на Волхонке». Публиковалась в журналах «Арион»,  «Дружба народов», «Звезда», «Нева», «Волга»,  «Новая юность», «Литературная учеба», «Вопросы литературы» и др. Стихи переведены на английский, итальянский, испанский, немецкий, эстонский и армянский  языки. Родилась в г. Ростове-на-Дону, живет в Москве.