***

И день прошёл, как жизнь пройдёт.

Балкон, закат и тихий вечер,

и незаметно время лечит,

и откровенно сердце врёт.

Шаги прохожих шепотком,

слова бегут — вперёд и мимо,

лишь облака кружатся дымом,

сметая тени за балкон.

А ты на краешке дорог

насвистываешь «чижик-пыжик»

и греешь руки солнцем рыжим,

считая мелочь и ворон.

И твой рассвет, и мой закат

бегут вдогонку по планете,

и всё равно, кому что светит

сквозь расписные облака.

***

Безветренно на краешке земли,

пустынно… Ограждения по краю

с табличками — чтоб души не могли

сорваться, в безвоздушье улетая.

На подступах почти как на войне —

чеканный шаг и сгорбленные плечи,

венки плывут рядами по волне,

и кто-то «жди меня» кому-то шепчет.

Любовь идёт нейтральной полосой,

и сонная дорожка потайная,

но жизнь и смерть одной на всех косой

идущих к ним по край земли равняют.

А Бог сидит устало на мели,

качая чью-то душу на ладони:

— Порезалась о краешек земли?

И гладит осторожно, где болит,

и смотрит, как земля у неба тонет.

***

Послушай… Неважно, что жить поздно,

и даже нет дела, что смерть — рано,

и пусть беспросветностью спёрт воздух,

а капля по нервам бьёт из крана,

но жизнь продолжается — вдох, выдох,

и капля последняя есть где-то.

Билет на бессмертие не выдан,

да есть ли оно там, где нас нету?

А счастье, конечно, когда — нужен,

но лучше бы всё же, когда — рады.

Неважно. Был небом, грозой, стужей.

Ты выпал дождём, я пройду градом.

***

Левее от фонарного столба,

направо от бочонка с рыжим квасом —

свернуть туда, где не слышна толпа

и сытый дух московский, дух колбасный.

Вперёд, пока есть силы — там, пыля,

девчушка крутит весело педали,

а дальше — лес и поле. Нет, поля —

куда ни посмотреть — поля и дали.

И бабушкин, на пять окошек, дом,

а может быть — всех бабушек на свете.

Там дед стучит усердно молотком,

как все деды, за каждый гвоздь в ответе.

Там всё взаправду, и наоборот,

и есть чулан, где прячутся потери.

Там домовой за печкою живёт.

Он, может быть, сейчас в меня не верит.

***

Если долго бить баклуши

и лениво ветер слушать,

и листать легонько мысли

в невесомой звёздной выси,

и огарочек свечи

жечь от полночи в ночи,

то, наверное, к рассвету

ты поймёшь и то, и это,

и останется немного —

да и ладно с ним, ей богу,

надо только до зари

кофе крепче заварить,

завернуться в полушалок,

сон прогнать, чтоб не мешал он,

чтоб увидеть, как взойдёт

солнце задом наперёд

из рассветного заката

в облаках тяжёлой ваты,

в утомлённой ближней дали,

где в ночи чего-то ждали,

да не вышло... Всё прошло

за каким-то там рожном.

***

У дальней дороги короткие ноги,

идёт себе, тянется мало-помалу…

На каждом шагу подбивает итоги,

на всех виражах отметает усталых.

Скользят переправы, бегут перекрёстки,

проносятся встречные мимо попутных…

Дорога домой — невысокого роста,

из дома — становится выше как будто.

И только к себе — до того неказиста,

что к ней указатель увидишь едва ли,

а если пропустишь — вернёшься не быстро

из всех тупиковых чужих магистралей.

Дорога к себе — ни следов, ни отметин,

здесь нет посторонних и ближнему рады,

но нет никого, кто сумел бы заметить,

что ты всё идёшь — подниматься и падать.

***

Отражением в окнах поезда,

проплыла проводница с чаем —

шесть стаканов нести не боязно,

лишь по ходу бедром качает.

Время сонно рывками движется,

ускоряясь на полустанках,

и листает в окошке книжицы

у попутчиков — наизнанку.

Замедляется… Параллельные,

отражаясь, уснули люди —

завернулись в бельё постельное,

только пятки в проходе студят.

И качается отражением

то купе, то фонарь бродячий —

то ли поезд застыл в движении,

то ли время идёт иначе —

разомлевшее в сновидениях,

потерявшихся и вчерашних,

тянет песенку незатейливо:

«если раньше бы, если б раньше…»

***

Когда забудет сверчок песни,

а лунный свет заметёт крыши,

пристроюсь тенью в твоём кресле

и буду слушать, как дом дышит.

А ты не сразу поймёшь, кто здесь,

и замолчишь невпопад, может.

Я буду рядом с тобой — возле,

и далеко от тебя — тоже.

И может быть, прошепчу что-то,

а ты подумаешь о разном.

Но кто сейчас твои сны штопал,

тебе не всё ли равно разве.

***

Дожди лупили по дождям

и по окну взахлёб стучали,

и вторя всем земным печалям,

сверчок за стенкой верещал,

что в смысле жизни смысла нет,

и всё не в счёт, и всё неверно,

и все сверчки — последний, первый —

уйдут, и пропадёт их след.

А в южном племени цикад

скучать, конечно, интересней,

и, напевая звёздам песни,

сиять звездою в пару ватт.

Сверчок ворчал и спать мешал,

а хмурый дождь притих и слушал

шаги грозы по наши души

и бил в окошко, не дыша.

Анна Галанина родилась в Минске (Беларусь). Окончила энергетический факультет Белорусского политехнического института. Публикации в журналах: «Нёман», «Гостиная», «Дерибасовская-Ришельевская», «Южное сияние» и др. Автор книг стихов «Вдоль занавески» (серия «Библиотечка поэзии» СП Москвы, 2014) и «Штрих по пунктиру» («Стеклограф», 2022). С 2013 года живёт в Москве.