Никто
Олегу Бабинову
умолкнет гул нездешних теорем –
лицо мое покроет вновь личиной
я есть никто рожденный быть никем
причудой садом тропкою осиной
и потому без права на потом –
копьем судьбы из неподкупной стали
я уходил рассветным кораблем
чтоб стать не тем кого всегда вы знали
и был всему единственным ключом –
огнем свечи и ароматом воска
водой в реке или её ручьем
и пылью на закате взвитой войском
и шелком развернувшихся знамен
и на доспехе каплей крови свежей
у праха нет ни судеб ни имен
как нет сегодня завтра или прежде
вот только сам не ведая зачем
чеканил слово как свою монету –
я есть никто рожденный быть никем
и скоро буду призванным к ответу
мне оставаться снова без светил –
когда вокруг все алчущи и наги
кровь мертвых слов и высохших чернил
не сохранить следами на бумаге
мне ночь насквозь смотреть в глаза костра
покрытые предсмертною золою –
но ты со мной хотя бы до утра
хотя бы до утра побудь со мною
любовь моя нам имя легион –
нас не было и никогда не будет
и ты и я один и тот же сон
и нас никто с тобою не разбудит…
* * *
погоде все хнычется
как никогда
я повторяю механически
светлеет осенью вода
и обреченно лист полощется
и холода
я повторяю в одиночестве
светлеет осенью вода
душа оголена как дерево
и воздух тоньше чем слюда
где солнце брезжит неуверенно
светлеет осенью вода
вода светлеет каждой осенью –
в реке литой
стоят под утро травы с проседью
и ты постой
где в темень сыплет небо звездами
в тот час когда
я повторяю нео сознанно
светлеет осенью вода…
* * *
Храни от бед меня мой полисмен —
закручивая руки в рог бараний
от всех геенн спасая
и гиен
и соль земли прикладывая к ране
напрасно хмурит лобик и лобок
родимая страна моя оленья —
где анонимен в совпаденьях бог
в паденьях сов или не сов паденьях
где запах саблезубого цветка
змеиной кожей сбрасывает ножны —
и кто-то бледный там где высока
стоит осока
ходит осторожно
он жнет не пашет потому и жнец —
и точит серп о придорожный камень
и там любой станислав не жилец
и мураками разведет руками
сурьмою глаз подводит басурман —
стучат с небес бог весть кому куранты
всем побеждённым горе от ума
и жареное сало саламандры
здесь я готов работать за еду —
не мыкаясь но мучаясь да каясь
с чужим лицом опять бежать пруду
роняясь оба и обороняясь
и в сотый раз по курсу брать ровней —
к летейским водам ведомым заочно
и там заговорить теченье дней
и к берегу пристать безлунной ночью…
* * *
немой мобильный позвоночный бес —
и мой мобильный бес беспозвоночный
взимает плату с ндс и без
с любого посекундно и построчно
сук кубы там даруют быстрый секс
и фото пайки что им подавали —
я вас люблю давно уже не всех
у жени всех получится едва ли
все трын и дрын и даже не трава —
и на дворе шаболдинская осень
и дама дедова летит на острова
с чужою головою на подносе
своей дорогой в собственный эдем
идет бредет просроченное быдло —
они вот-вот склюют меня совсем
гори по ним мое паникадилдо
грустит во мне потомственный шахид —
и бледную гоняет немочь свистом
октоберфест грозит октоберфистом
и море эгегейское шумит…
Евгений Волков живет и работает в Минске. Лауреат литературной премии журнала «Смена» за 1990 год, автор четырех поэтических книг. Публиковался в журналах «Волга», «Интерпоэзия», «Дети Ра», «Зинзивер», «Просодия», в альманахах «На середине Мира», «Другие» и других изданиях. Член Союза писателей ХХI века.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи