Мой Улисс
И.М.
Мой Улисс
совсем не спешил домой.
Отговаривался
работой, войной.
Я спрашивала:
плохо тебе без меня?
Отвечал:
мне хорошо с тобой.
Мне говорили:
не будь мазохисткой,
дура,
не будь смешной.
Знаете,
я соглашалась порой.
Но что мне поделать
с тем, что он
говорил:
мне хорошо с тобой?
Я ведь не нимфа какая-нибудь:
жена.
Жена у грека все же одна,
как царство, кстати.
И я должна
была царство ему караулить.
Без сна
и отдыха
ткать интриги
и из окна
смотреть: не идет ли корабль.
Ткать и смотреть, и так без конца
все сохраняя: сыну - отца,
мужу – владенья, Итаке – мир.
Они приезжали. Готовила пир.
Льстила, глазами водила, жир
в лампы лила,
чтобы ночью, как днем,
видеть свое тканье.
Разные были:
кто груб, кто мил,
Кто пер напрямую, а кто и темнил.
Был и хитрющий, как лис.
Всех привечала,
а мой Улисс
Все не спешил домой.
Шептала ночами
беззвучно – что,
хорошо тебе без меня?
Молчало море,
и месяц молчал,
тихо, нигде ни огня.
И Улисс мой где-то вдали отвечал:
мне хорошо с тобой.
***
наглотавшись горячего дыма,
в полном отчаянии
от потери пути,
в животном страхе
того,
что невыразимо -
прошу -
Господи,
помоги нам.
пожалуйста,
не смотри мимо,
Господи, пожалуйста,
просвети.
темнота
сходится над нами сводом,
стенами сжимает,
и нечем дышать.
Господи,
смилуйся над своим народом,
мы ведь здесь каждый -
живая душа.
Господи,
лишь на тебя уповаю,
суетная,
мелкая,
отчасти ханжа -
Ты знаешь меня.
я Тебя не знаю,
только молюсь,
через силу дыша.
Господи,
милостивый,
в Твоей мы руце.
трепещем,
как головастики
в ладони у пацана.
Господи,
пусть пацаны - вернутся,
пусть что угодно,
только бы не война.
***
где-то рядом обрушилась крыша мира,
и в провал посыпалась звездная пыль.
мироносицы греют у грудей миро,
а аттиловы кони топчут ковыль.
и кругом усевшись у верткого круга,
боги истово, в очередь лепят горшки.
а Степан швыряет княжну со струга
прямо в рыжую бездну великой реки.
и скрипят, по ступицу увязая
в липкой глине творенья колеса арбы:
в ней сидящий Данте все алчет рая,
а лежащий Хуан все жует грибы.
упаси господь от унынья и гнева
у костра, который меня сожжет.
сбереги Париж, mа sainte Женевьева,
а Катюша любовь, так и быть, сбережет.
***
В.
надо по-хорошему ложиться уже,
ведь завтра придется встать,
вымыть башку,
выпить витаминного порошку
и как-то сущее воспринимать,
ядрена мать.
а не лягу - будет только хужей.
мигрень с бессонницей
сплетутся клубком ужей,
и тогда ж не барашков же мне считать?..
ночь раскачивает кровать.
а ты далеко - как всегда, опять.
я не жду.
я умею не ждать.
знаю про тех, кому ты нужней.
знаю это уже много дней,
не обижаюсь.
где-то в окне
яркий горит свет.
ты там, а меня там нет.
ты воюешь со смертью уже много лет.
однажды она победит -
костлявый бандит.
это, к сожалению, любой подтвердит -
все мы живем в кредит.
но пока
где-то твой свет горит,
Азраил на каталке в коридоре сидит,
ждет, пока рассветет.
может, утром уйдет.
...время плывет,
бьется, как рыба об лед.
Вероника Гудкова – российский журналист, поэтесса.
Окончила Московскую государственную юридическую академию и Школу «Право и СМИ» факультета журналистики МГУ. Сотрудничала с «Независимой газетой» и приложениями к ней «НГ Ex Libris» и «НГ Антракт». В 2005 году стажировалась в центре прав человека юридического факультета Еврейского университета (Иерусалим). С 2007 года – обозреватель отдела культуры газеты РБК Daily, позже редактор моды Style.РБК. С 2015 года — редактор моды проекта «Лента.Ценности» онлайн-издания «Лента.ру». Автор сборников стихов «Общие мысли» (издатель «Мастер», Москва, 2004) и «Женский род» (издатель А.В. Воробьев, Москва, 2014).
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи