*

Это гибкое тело,

Это гиблое тело

Умещается в вечность,

Умирается в вечность,

Тихотворною скорбью

Синетравною кровью.

Слышишь? - дышит

Мышь и птица.

*

время

тает как льдинка

во рту.

и не больно

ждать.

словно приход мессии

по каплям течет в меня жизнь

но прошу ничего. не

страшно, о страшно

не умирать,

испытывать

тошноту, словно жажду, своего мира

и помнить,

что даже тогда

учился сосать

лед обжигающий ...

Дыхание жизни

в Трагикомедии до крови

не следует кусать губу –

отшучивайся светлой болью,

не привыкая к бытию.

и всё, что до тебя писали

цитировать не стоит зря –

цитируй то, что внутрь запало,

губами пение вторя.

отпустишь руку, проигравший,

опустишь два больших крыла,

испустишь дух, как выдох страшный.

прости меня.

Лимфома

была: опухоль лимфатических узлов.

потом: исчез голос.

была: биопсия,

но это уже не помню.

веришь?

что ощутил в глубине “я”

не найти, не поверить:

страшно

человек отразился в зрачке

человек сказал слово:

“лим-фома”

не верю, о, Боже!

так из камней выжимают гневно воду

так из трещин выползают ядовито змеи

так из слов выпадают бездонные звуки

так из слез вырастают кровавые маки

так: мысль о смерти поползла по стенам,

словно какой-то паук,

маленький беззащитный паучок,

вдруг как-то смешно,

перебирая лапками,

торопясь по ярко освещенной стене больницы,

надеясь спрятаться в какой-нибудь трещинке.

дай Бог не знать,

что обрушилось на мою грудь:

сны детские, смерти шепот, мякоть страха...

время: в зеркале отражением –ничего-

моего – до корней мозговых клеток...

дай Бог,

не знать как стало больно и обидно:

ожег век - мысль об утрате невидимого:

во льду - почки времени:

в синеве небес – розовое облако: и,

разрезающий взглядом улицу нового пристанища, я:

жизнь обращает на меня ускальзывающее внимание -

люди: они улыбаются, они идут мимо,

люди гуляют, они торопятся,

люди смеются, люди плачут:

вот какой-то ребенок играет в мячик.

а там - на скамейке - воробьи ищут хлебные крошки.

Нет! не верю! врач вынес чужой диагноз,

это ведь не моя глава на блюде - не моя!

ты знаешь?

помню: я ощутил –

свободу: прости, тебе не известно,

ты не поймешь если тебе во всем везло в жизни.

а если меня понимаешь - молчи! молчи!

молчи как молчит мышь, прячась в шорохе листьев.

чувство

на кончике иглы,

на отвесе су-ще-ствования

сильное и бесстрашное: и

я вдруг состарился, и голова моя покрылась сединой;

согнувшись над микроскопом, стал рассматривать

движение спермоподобных маленьких существ...

знаешь: я допонял – то, что не мог

узнать в пустоте безотчетного счастья:

вот, принимаю зло-добро и добро-зло:

смотри! смотрящий в зрачок человек

ты зришь: сейчас и днесь

пытаясь

запомнить:

сердцебиение,

кровообращение,

дыхание.

ах, твои человеческие звуки!

слово «лимфома»: такое красивое слово!

неужели не слышишь зрачки моих глаз?

так слушай -

мне не дано

узнать

сокрытый от нас смысл жизни,

а он говорил: “не умирать на свете, Amicus,

уже так просто.”

Константин Стариков

Родился в 1976 году (Харьков, Украина). Вместе с семьей переехал на постоянное место жительства в Массачусетс (Бостон, США) в 1989 году. Работает библиотекарем. В 2004 году издал под псевдонимом Константин Жид книгу-самиздат 'Борхес и я'. Несколько раз публиковался в небольших изданиях - дважды в студенченском литературном журнале Палимпсест (Yale University), в журнале Yale Journal of Translation (перевод на английский язык Джереми Шанявски), а также в антологии поэтов Новой Англии 'Заполнение пустоты' (под псевдонимом Константин Сенекка) в 2006 году.