***

Вода становится теплей,

мороз узор по речке тянет,

два месяца: ещеапрель –

один, другой – ужеоктябрь

перетекают как песок,

пересекают параллели,

соединяют явь и сон,

ещеоктябрь – с ужеапрелем.

***

Поздний вечер, дело к лету,

тени тянутся от света

фонаря с луной в петлице,

и, почти что незнакомый,

человек один – другому

на скучающую птицу

показал улыбкой, жестом, –

и совпало время с местом:

миг и век, луна с дыханьем –

общим – дышат эти люди,

расставания не будет,

или это – расставанье

дня и ночи, лето, осень,

не петля, а круг, то оземь

бьется взгляд, то в небе тает,

люди связаны судьбою,

и ворона их обоих

– делать нечего – считает.

***

Звездный космос, невесом, опьяняет светом реку,

и нетрезвый рыба-сом изучает человеков –

их ли удочки страшны, дудочки играют их ли?..

Запахи большой луны в речке маленькой затихли.

Рыболову сом не рад – вечно думает о деле –

хлеб принес и шоколад, а неправильно разделит.

Музыкант – и слух и ум радует, воображаем.

Сон приходит к этим двум, и во сне сома так жаль им.

Сом читает эти сны, верит каждому в них слову.

Небу звездочки тесны, музыканту, рыболову...

***

И женщина с янтарным мотыльком

на медленно дрожащем пальце тонком,

таким горячим, в воздухе таком

холодном, говорящая о том как

все было, и собака, свою тень

растягивающая до предела,

и тот, кто б отпустил ее, но лень

и страшно, если б тень та улетела,

и мальчик, подошедший вдруг к окну

другого дома, времени иного,

и мотылек - все смотрят на Луну,

которая за облаками снова.

***

По сильно выгнутой кривой

летит и скачет мяч футбольный,

его ударил головой

вратарь – тепeрь стоит, довольный.

А мяч летит себе вперед,

превозмогая силы тренья,

и тихо песенку поeт

сопрано на скамейке тренер:

какие сбоку облака,

какие страны, где границы…

Кому неясно что пока,

неясность эта сохранится:

по сильно выгнутой кривой

футбольный мяч летит и скачет,

хорош удар был головой,

но этo ничего не значит.

***

Можно кошке отдать приказание “Фас",

можно крикнуть: “Кругом и налево” –

все равно она как королева

невнимательно смотрит на вас.

А ведь день удивительный: в каждом кусте

безымянные скачут герои,

и коровы в полях про надои

говорят – что они уж не те,

и поэту поэт скажет правду навзрыд:

“Я – не Пушкин, и ты – не Херасков”,

мазохист к мазохисту так ласков,

что у них ничего не болит.

Часть природы, что занята желтым листом,

и другая – где люди в трамвае –

сочетаются рифмой едва ли,

но, быть может, сочтутся потом,

нет, не славой – пусть вся президентская рать

с королевскою конницей вместе

крикнет “Фас” кошке – лучше поесть ей,

а потом, как и рати, поспать.

Этот день удивительный чуден, но быстр –

все уснут: мазохист и корова,

и не Пушкин – но все ж мастер слова,

и в трамвай залетевший вдруг лист.

***

Не любит запаха духов он,

но, ожиданием довольный,

идет знакомый Петухова

к приятельнице Ольги Львовны.

Он книги отложил и ноты, –

а марки в кляссере как волны –

прогнал кота, ушел с работы

к приятельнице Ольги Львовны.

Она компот из свежих яблок,

вареники, стихотворенье –

все приготовила, ведь ярок

друг Петухова, без сомненья.

А Ольга Львовна в ритме танца

зевает, вся в платке пуховом:

хоть в жизни им пришлось метаться –

но – разминулись с Петуховым.

***

Нескончаемым лыком в бесконечность веков

как овец вяжет Быков знатоков и волков,

и читателям-зубрам больно может помочь –

и начнет: "С добрым утром", а оглянется – ночь,

он в Израиле – шумен, будто Старший Катон,

держит лошадь как в Думе, и Калигула – он,

он везде и повсюду, он сейчас и потом,

не приправою к блюду – Моисеем в пальто

подойдет к изголовью в среднерусской избе,

и взаимной любовью отвечает себе,

он во многом еврей, но и Прилепина друг,

он философ-затейник, повелитель он мук,

дескать, счастья не будет, Пастернак – не дурак,

как Прилепин на блюде, да и Бродскому как

врежет словом печатным, свяжет лыком в строку,

"Смысла нет – ну и ладно", – прокричит на бегу.

***

то не лошадь копытами в поле

оставляет следы как слова

машинист это женщина что ли

из окошка ее голова

тем видна кто идет по платформе

кто остался те скоро уйдут

и сосед в пенсионной реформе

безутешно находит уют

он так жив что уснул над журналом

с фотографией в профиль коня

и великим народным хуралом

память вновь удивляет меня

и на рельсах покоя и боли

вспоминаю забыв все сперва

машинист это женщина что ли

и в окошкe ее голова

в жизни счастье как гвоздь без подковы

но бывает искусен сюжет

я читаю поэта цветкова

молча скачет угрюмый сосед.

Михаил Рабинович родился и вырос в Ленинграде. Рабинович - это псевдоним, но настоящая фамилия тоже Рабинович. Четверть века назад его рассказы стали публиковаться на страницах юмора, а вскоре - и на других страницах печатных изданий нескольких стран. Есть публикации и в толстых журналах, есть и переведенные на английский язык, есть и книга  "Далеко от меня", вышедшая в Нью-Йорке. После сорока начал писать стихи, которые можно прочитать в альманахах, журналах и в сборнике "В свете неясных событий", изданном в Одессе. Широко представлен в Интернете. Участвовал в передачах американских русскоязычных радиостанций и "Эха Москвы".

Фотограф - Анна Голицына