Новоселье поэта

Дагера копии в углу, поблекшие родные лица.

И без подушек на полу, не правда ли, неплохо спится?

Мы объявились впопыхах и бытом занялись ретиво.

Наследственный тяжелый прах не станем отрясать брезгливо.

Смотри, на блюде расписном, как галантир, застыло время.

Мы на хранение возьмем былой уклад, чужое бремя.

Но мы не будем жить в гостях, прости мне женское упорство

и быт на собственных костях не принимай за чудотворство.

У этих стен тяжелый бред, кровавый пот, ночные страхи.

Не унывай, расстелен плед и свежевымыты рубахи.

Переправа

Здесь, на берегу, сыщется хибара,

чайник жестяной на дымящей печке,

здешних трав щепоть для заварки чая,

снасть для рыбалки.

Рано поутру надевая шорты,

раздает друзьям вкусные насмешки

живописец Корж. На plein air выносит

зонт и скамейку.

Пишет облаков белые рубахи,

рыбью требуху, раковин извивы,

вяленых бычков высохшие морды,

прядь ламинарий.

Живописец Корж поглядит на небо,

развернет свой зонт, повидавший виды.

Тюбики его на прибрежной гальке

брошены кучкой.

Выбелит скелет павшего оленя

медленный накат, подбираясь к суше,

мельтешат рачки и рыбешек стая

на мелководье.

На волну волна набегает споро,

крупным валунам раздавая брызги.

Сопки лоб крутой писан многократно

и терпеливо.

Пиленгас идет на скрипучий спиннинг,

дождевым червем соблазнившись жадно.

Затихает берег, следя зигзаги

обреченной рыбы.

Переправы ждет местная дивчина.

Мальвами пестрит сарафанчик куцый,

и его подол налетевший ветер

треплет бесстыдно.

Не назначен нам точный день отплытья.

Золотой песок сыплется сквозь пальцы.

Знает этот час и без расписанья

Тот перевозчик.

Love story

Родных могил на кладбище не сыщешь,

кемарит под гранитом бандюган.

Ворованный, с угрозой воздух свищет,

и режет глаз песчинка дальних стран.

У старой школы «мыльницею» щелкни.

Неубранная, шелестит листва.

Прошедшее, скрипя, в дверную щелку

невнятные протиснуло слова.

Дома, где жили мы совсем иначе,

оштукатурил город и обрек

стать банками, и не твои задачи

решает деловой Владивосток.

Сорочье место, все оттенки кленов,

лимонника объятья, старый ильм.

Спускайся к бухте, нет иных резонов,

как досмотреть подкоркой снятый фильм.

И ты бредешь, и всюду брезжит море,

качает ветер прошлое в горсти.

Протри глаза: не кончилась love story,

вопрос лишь в том, а долго ли брести.

Четки

Эх, скопить бы деньжонок и снова недельку вдвоем

поболтаться в Париже без лишних затей и напряга.

На бульваре Распай под парижским негромким дождем

мокнут листья платанов, как ветхих журналов бумага.

Золотых, вырезных – две охапки тогда унесла

и сушила на плитках портфнетра у старой решетки,

и чтоб помнила свято исток своего ремесла,

в сакрекёрской лавчонке ты нашел мне распятье и четки.

Предпоследний вагон

Я странствовать люблю вдвоем с тобой.

Полным-полны плацкартные вагоны,

где проводницы, словно на убой,

откормлены и вечно полусонны.

Отмена подстаканников давно

лишила нас предутреннего звона.

Мы “Greenfield” пьем и пялимся в окно

под качку предпоследнего вагона.

Полынная Мадонна

Монашья гора, полоненная ярмаркой жадной,

торги развернувшей всерьез на цветущем подоле, –

теперь и сама голосила, на кобзах бренчала,

монетой звенела, горшки по оплошности била.

С досужей толпой там меня по уступам мотало,

пленялась скрипичной струной и почти благозвучной

железною лиркой зубной да украинской кринкой.

И вдруг угодила пред очи Полынной Мадонны.

Хотела спросить о цене – неуместное слово,

до губ не добравшись, в гортани бесследно сгорело.

Ни мертвая горечь полыни, ни черная рама,

ни черного нимба свеченье, ни страшный Младенец –

ничто не сулило прощенья Полынной Мадонны.

Да разве же я на моленье сюда приходила?

Так видят затмение солнца сквозь черные стекла,

а сажа жирна на поверхности светлого диска.

В родимую прячась скорлупку, погасший Младенец

вот-вот эмбрионом свернется в обугленном лоне.

Стих и перевод

Батумский серпантин и все его спирали

в стихе воспроизвесть сумеем мы едва ли,

бушующий оранж в его цветенье майском

и протяженный пляж в его сиянье райском.

Шашлычный стойкий дым и холодок ткемали,

хинкальный пряный пар – рассеялись, пропали.

Новейший перевод, во сне опасно множась,

легко передает цветистость тех художеств,

тех правил, тех преград, запруд в зеленой тине,

петард, что взорвались по внутренней причине.

Весь шум из ничего. Наш цех закрыло время,

и жареный петух долбит другое темя.

Мы живы, мы живем, но мчимся параллельно,

и горный серпантин взвивается бесцельно,

и, ввинчиваясь в сон, как в горлышко бутыли,

освободит вино, чтоб горечь мы запили.

Я прочла твою рукопись

Я прочла твою рукопись, молча расставила знаки

под гипноз полнолунья и вой одичалой собаки.

Под окном шелестело листвою иудино древо

и мигалками звезд освещалось то справа, то слева.

Что мне эта осина, что висельник этот, Иуда,

как прикажешь мне век доживать, не надеясь на чудо?

Вопреки одичанью, предательству, лунному свету

я прочла твою рукопись – другого прибежища нету.

Несносный твид

Второй десяток лет не помнит жизни сладкой

твой твидовый пиджак с оборванной подкладкой.

Зачем в сто первый раз подштопывать устало

то, что давным-давно летально обветшало?

Привычно говорю: – Достала эта ветошь!

Давай-ка с пиджачком расстанемся! – Да нет уж! –

Тебе с твоим дружком не выдержать разлуки.

Опять метать стежки, опять иголку в руки.

Вновь локоть подлатать и обметать петлицу.

И нехотя вернуть несносную вещицу…

Припрятана игла в рабочую шкатулку.

Никто не отменял вечернюю прогулку.

Форель для милого

Форель для милого свежа,

лежит на льдинках.

Зигзаги первого стрижа.

Вода в ботинках.

Не грех, что я из простофиль,

мне ветер в спину.

И скоро рыбину на гриль

проворно кину.

В ушах не музыка, а дрель.

Сосед, спасибо.

Но шубертовская «Форель» –

совсем не рыба.

И камень на моем пути,

а не в ботинке.

И менее пяти

минут

           торчу на рынке.

Наталья Аришина. Родилась в Баку (1943), выпускница Литературного института (1972). Книги стихов: «Терновник» (М.: Советский писатель, 1983), «Зимняя дорога» (М.: Современник, 1985), «Прощание славянки» (М.: Атлантида, 1994), «Терновник» <Избранное> (М.: Предлог, 2003), «Поблажка» (М.: Кругъ, 2006), «Сговор слов» (совм. с Ильей Фаликовым; М.: Прогресс-Плеяда, 2008), «Двойная черта» (М.: Кругъ, 2012), «Сто стихотворений» (М.: Прогресс-Плеяда, 2013). Публикации в журналах «Арион», «Дружба народов», «Дальний Восток», «Зарубежные записки» (ФРГ), «Мы», «Новый мир», альманахах «Предлог», «Рубеж» (Владивосток) и т.д. Международная литературная премия им. Сергея Михалкова за книгу «Сто стихотворений» (2015).

Участница нескольких антологий современной поэзии. Живет в Москве.