прямой репортаж

с чем сравнить не имея не мыслил в детстве я

что попал в эпицентр стихийного бедствия

до зубов термоядерные громилы

в классе с двойками в дневниках друзья

закрома отрубей чтобы крыс кормили

это жизнь на земле а другой нельзя

для того субстанция в головах туга

приоткрыл за портвейном учитель ахтунга

чтобы нужное дело снаружи крепло

все остатки сил на подъем села

где норушка на завтрак на ужин репка

милицейский свисток и вся ночь светла

я зачем вам старался по чистописанию

ночевал в участке с покойным санею

с мирозданием бесполезна ссора

отразить бы в хайку что твой басе

но впустую струна оборвется скоро

неужели затем чтобы это все

не спасет вино не помогут медики

всюду солнечные зайчики и медведики

голова безуспешно торчит на торсе

но в пустом стакане благая весть

может бедствия нет никакого вовсе

может просто я эпицентр и есть

смерть поэта

вот сбегают к бухте горы

зависают над водой

там стоит считая годы

драматург немолодой

над юдолью слез и праха

размахнул орел крыло

обмирает черепаха

в мощных лапах у него

в перьях бешеная сила

словно молния в грозу

быстро лысину эсхила

хищник высмотрел внизу

видит будто бы комета

в золотом сиянье вся

вмиг роняет на поэта

пресмыкающееся

череп кровью намокает

от беды в глазах серо

и навеки умолкает

в мире вещее перо

век проходит лавр увянет

пень разносит от колец

так и нам с тобой настанет

неожиданный конец

только б светлая эллада

в памяти не умерла

только вверх смотреть не надо

на финального орла

последняя смена

голосил что поздно и мол не его вина

что настали дескать последние времена

обуздали в сбрую впрыснули седатива

все же цапнул за локоть изноровясь дугой

под горячую руку выписал раз-другой

перорально ему на момент приумолк скотина

краснота у век потливость под сорок ртуть

мы таких регулярно возим я помню путь

ну помяли чуток так ведь не к алтарю невеста

только в этих пробках риск потерять мальца

доктор тычет влево мол ходу давай с кольца

но ни с места москва ну и мы вместе с ней ни с места

еле сполз к савеловской груз наш и вовсе плох

на последнем чейн-стоксе и больше не ловит блох

не по-русски лопочет таджик оказался что ли

типа лама блин сабахтани и хрен поймешь

вижу доктор в салоне сигналит баста хорош

сделал руки крестом и задвинул шторы

у савеловской глядь где прежний шумел вокзал

и кавказский гость шампур в шаурму вонзал

над равниной гора и скелеты снуют оравой

акробат наверху мертвяки как в кино из рва

а на левой моей где больной укусил сперва

от рентгена косточки прописью

и на правой

* * *

свищом заря в стекле воспалена

вся туча в колокольнях чистый китеж

и человек в периметре окна

с той стороны но сквозь зарю не видишь

я понимаю кто там и когда

в былые дни читал тебя как книгу

но пролегла багровая гряда

швы разошлись по временному сдвигу

в той памяти где истекает свет

в котором ты в стекло струишься тенью

живьем наружу отраженья нет

там плен животному или растенью

нам не сойтись растерянно снуя

с изнанки сна откуда звезды виснут

на стебельках но всякому своя

история кто в свой периметр втиснут

вмурованные в чернозем кроты

чужие лазы огибают как-то

а с тем кто человеком был как ты

нет у живых возможности контакта

и если все простила то закрой

неузнанные в пламени и дыме

зеницы опаленные зарей

совсем раз ничего не видно ими

* * *

я был всевозможный писатель

рифмованных строф и эссе

читательских душ воспитатель

чтоб льнули к прекрасному все

для вас непростые потомки

ростки из бесформенных груд

бросал семена из котомки

на ваш невозделанный грунт

вся в ссадинах шкура за годы

от мысленных пней и коряг

мне груз непосильной заботы

всю голову перенапряг

все путаней сверстников свора

в ней проблески смысла редки

нутром постигаю что скоро

подамся и сам в дураки

уйду я наверное к этим

к медведкам к неясытям к детям

негодным к борьбе и труду

вот вещи сложу и уйду

присяду в носу ковыряя

на склон где пустая вода

беглянка сгоревшего края

стекает как мы в никуда

конец савельева

савельев был начальник маяка

по винтовой уже с изрядным пузом

из птичьего парного молока

бил масло и сбывал его медузам

ему небес не застила листва

чай не зоолог лебедь или лев там

менял себе местами вещества

на фосфор фтор и жил своим гешефтом

он там привык гнездиться над водой

имел ушат для плотских нужд и душа

на суше был однажды молодой

узнав от рыб что существует суша

но там ему не выпал интерес

набор камней в пространстве просто остров

зачем земля смотрителю небес

и пастырю зодиакальных монстров

полез однажды развести огонь

закат по бортовому ровно в девять

и вдруг увидел звезды сквозь ладонь

хоть и не понял лев там или лебедь

он телом стал среди небесных тел

в прошитой искрами кромешной жиже

взглянул из фонаря и обалдел

все выше небо а вода все ниже

в проломе звезд как бы стеклянный дед

насквозь рентгеновский из тонких перьев

сказал ему что завтра смены нет

ступай ложись кранты тебе савельев

и ясно что не нужно больше лезть

по жухлым доскам в сердце фейерверка

дед объяснил вот это смерть и есть

раз больше низ не отличить от верха

кто там в голубоглазой вышине

уже в разводах кровеносной сетки

в ночную смену вспомнит обо мне

все выдумка спокойной ночи детки

Страница Алексея Цветкова в «Этажах»

Алексей Цветков. Русский поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Родился 2 февраля 1947, в городе Станислав (ныне Ивано-Франковск), УССР. Вырос в Запорожье. Учился на химическом факультете Одесского университета, на истфаке и журфаке МГУ. Один из участников неофициальной поэтической группы «Московское время». В 1975 г. эмигрировал в США. Редактировал газету «Русская жизнь» в Сан-Франциско (1976-77). Учился в Мичиганском университете, защитил диссертацию (1983). Преподавал в колледже Дикинсон (штат Пенсильвания) русскую литературу. С 1989 г. работал в Мюнхене и в Праге на радио «Свобода» редактором и ведущим программ «Седьмой континент» и «Атлантический дневник». В 2009 переехал в Нью-Йорк. Лауреат премии Андрея Белого (2007) и Русской премии (2011).