В январе

Пойдём смотреть на реку в январе.
На спину серого колючего дракона,
чешуйчатого, спящего, большого, 
обваренного холодом. Затоны
полузатёрты снежным наждаком. 
Ни голеньких на берегах, ни катерков.
Совпавших губ обветренная кома
застрянет долгой трещиной в ребре.
Помпончики проворных снегирей.

Дракон подслушает озябшие слова,
но не откроет солнечного ока,
не шевельнёт хвостатую метель.
Как ты и я, он прячет летний день
на глубине, где обморочно-кроток...
Где крови скомканная шёлковая лента,
где лодка тонущих от вдоха до коленных
изломов... Хитрый. Мы глядим на острова
и греем руки друг у друга в рукавах.

бабье лето

в горьких вьюнах, пижмах,
головках чертополоха
лечь и молчать: вышит
выше, вишнёвей вдоха,

вырезан из ржавых
крыш жестяных, горячих —
кровным листом каштана...
(шёлковая иначе,
спряденная чужими,
сотканная вслепую
жилка, тропа ли в глине,
трещины тень?..) разуюсь:

розы густой бронзы,
мята глухих, мягких...
просто молчать. возле.
ежа, репей, мятлик...

----
нечаянная но закрой глаза
и весь собравшись на кромке губ
о как ты будешь ловить меня
и ждать во тьме чтобы вновь и вдруг
как вздрогнешь трогая где трава
уколы кончиков мокрый ворс 
хвоинок спутанных стрекоза 
блесной зависнет слезясь насквозь 
чешуйка рыбья не сколупнуть
поймал русалку терпи обняв
нежнейшей судорогою рук 
и ног впивайся а вот слова
в которых знаю почти что груб
и небо навзничь легко легло
наждак загара волос овсюг
а мне нечаянно так тепло 

----
где ночные-чёрные волосы твои
жесткая неглаженая лебеда
если потеряюсь только не прогони
летнее ли ворохом и чехарда 

порох тёплых тропок звон семян-узелков 
пальцы разнимаю едва да едва
шёпотом в макушку выдыхать мотыльков
где слова не сломаны о слова

По красной нити

— Чего в такую рань? Эх ты. Легко ли 
чём свет вставать, встречать идти старухе? 
— Мне, бабушка, хотелось повидаться, 
давно не говорили мы с тобою.
— А с дочками что не до разговоров?
— Да выросли они, живут отдельно, 
к чему мешаться у чужого счастья,
я лучше к вам — ведь часто собиралась.
— Ну заходи. Дай поцалую... дылда.
Дом-от большой наш, и обняться есть с кем.
Мы все с тебя глаза-то не спускали, 
не ждали правда рано так, но что уж.
— Что мама?
— Младшая моя краса и ныне! 
Умней всех вас, всех лучше шьёт и вяжет — 
светлее снега, легче паутинки!
Лишь тёплые ей вещи не даются.
— А папа?
— Нет, его ты не отыщешь. 
Напрасный труд. Твой дядя тут пытался 
свово сынка беспутного... соринка
во ста стогах. Но суть не в них, а вот где: 
все, кто пришли — по кровной красной нити. 
А белая не выдержит натяга.

— А как... не знаю, спрашивать...
— У нас он. Не толкошись, врачи сказали надо,
так им видней. А этот воздух лечит
и гены, и обиды.
— Расскажи мне.
— Обычно здесь не любят нерождённых, 
но твой весёлый. Мы назвали Ваней, 
чтоб не забылось, каковы — дары.
Смотри-ко, вот и он. Беги, Ванюша, 
встречай скорее маму. Зачерпни ей
пригоршню слёз, лицо умыть с дороги,
и молока грудного — ждать и помнить.

смородиновый лес

а солнце — сквозь смородиновый лес 
по тёмно-красным, розовым и белым
упругим бусинам прихваченным губами,
упрямым косточкам прикушенным легко...
 
(а там по краю: ива наизнанку 
за пыльной тучей вскинута вдогонку
и от беззвучных судорожных молний —
которые одни и гонят ветер
вперёд товарняков и вертолётов —
уже знобит, метёт озон безумья...
и бьётся телефон — живой пескарик,
и оборвав натянутую леску 
без плеска — в тишину, во тьму как в омут,
в расколотое зеркало как в сушь... 
о нём, о немоте... в огне, во гневе...)
 
...утренним родинкам примятых летних ягод...
нет, мы другая половина неба,
где край листа двуручною пилою,
зелёным леденцом и двуязычным
блужданьем на просвет, на шёпот: слышишь,
садовник знает для чего привито,
а веткам незачем, им только дрогнуть
и прижиматься мокрым срезом к срезу,
и прирастать вживую, обнимая...
плести смородиновый лес... прилипших мошек,
мышей летучих с тонкими резцами,
грызущих нежный сахар полнолунья
и распускающих одежду у влюблённых
до нитки, до последнего, до «кто ты?»

Бессонница

Совы… бесовские и — невесомые,
вспомнятся: дрёмой плывёшь, но — коготь
где-то с изнанки… Скажи мне сонное,
то ли с английского, то ли — другого…
Вдохом поймай, отпусти на выдохе —
дёрнусь, но снова — ручные, ручьёвые
волосы, полосы светлые…  вылетит
слово… моё ли, твоё или чьё оно?..
Слово-совёнок, гнездо его —  жжение,
раж: на рожон через брайль многоточия
буковкой малой — руки продолжением,
снежным крылом — продолжением почерка…

Диптих

1 (сквозь белое)

какого цвета след во след,
на слух рассыпанное слово?..
как снежный порох, белый свет
и чистый лист — не изрисован.

иди сквозь белое, пока
январь (моргнёшь — и сразу лето):
вся мимо пальцев, языка...
но — кружево: полураздета
в предчувствии и сквозняках,
не деться, да, — и, нет, не спрячет
себя до тёмных донных трав,
до слёзки стёртой и горячей —

река ли?.. в бережный камыш,
навстречу, в плавящую медь —
под жарким свитером зимы
к вспотевшей коже прикипеть...

2 (всё, что несла тебе)

в сухих коробочках «нельзя»,
в зелёных «можно» колосках —
всё, что несла тебе сказать,
не умещается в слова.
всё, что несла тебе шептать... 
горы кружавчатый подол,
и лыжником — издалека, 
и голос пуст, и стебель гол.

но как по зёрнышку — не врозь,
а просто через зимний сад
блестящих скальпелей насквозь
просыплется — и под, и над,
повадкой пальчиков слепых
чтобы запомнили согреть — 
пока растерян на двоих
весь белый свет и белый снег...

ночью

1
дай мне, дай мне сказать... ты же тоже из слов,
не из взятых назад — из коленных углов,
тёплой ямки пупка, паль-чи-ков-на-вос-ток,
за границу загара, ты тоже — песок:
против шерсти взъерошен, просвечен до косточки
предпоследней — колючей, непарной — не просто так:
позвоночный язык, и не спрячешься за
щёку... ближе сказать — это больше сказать...
 
2
молчи,
но пьяной ночью — пьяной, волчьей,
приснись мне зло, —
чтобы стекло толчёное
хрустело на зубах,
кормило солью
(скрипело ломаное) —
резкой, крупной, красной...
нечаянно?
нет — в пот ошпариваясь,
небритою декабрьской щетиной
по голым розовым бутонам,
морским песком меж коцаных коленных чашек —
сжимало нас до полного,
до счастья,
до кожуры, веснушки до единой —
твоё молчание...

Марина Чиркова. Родилась и живет в г. Мытищи (Московская область). Публиковалась в журналах «Заповедник», «Кольцо А», «Контрабанда», «Российский колокол» и «Футурум АРТ», на электронных ресурсах «Подлинник», «45-ая параллель» и др. Член Союза писателей России.