***
Давай в края запретные рванем
и заново откроем эту землю.
Шучу с огнем, с огнем шучу, шучу с огнем,
другие шутки отвергаю, не приемлю.
Любовь — как раз пожар, как раз огонь,
стократно на кострах ее сгорали.
Про счастье ты мне больше не долдонь:
довольно, хватит, нет его, украли.
Над прошлыми восторгами всплакнем.
Еще одна любовь пылает жарко.
Шучу с огнем, с огнем шучу, шучу с огнем.
Ты рядом, здесь — нет лучшего подарка.
***
Ну что ты все плачешь, золотко, не убивайся так.
В жизни случается всякое. Не уходи, погоди.
Пойми, не всякий мужчина — подонок, подлец и дурак,
Пойми, у нас, моя умница, с тобой еще все впереди.
Не плачь, не грусти, ненаглядная, горючие слезы утри,
Мы все начнем с тобой заново, совершенно с нуля.
Верю, что счастье к нам явится где-то денька через три,
Скорей всего, это случится тридцатого февраля.
***
Здесь неуместны возражения,
Всех нас в итоге ждет расплата,
И поле вечного сражения
Как раз супружество, ребята.
Твой героизм весьма сомнителен,
А трезвость — худший недостаток,
Ты вряд ли выйдешь победителем
Из этих свар, из этих схваток.
Вновь ждет свирепое побоище:
Жена, благодарю покорно,
Скажи мне: “чудо” и “чудовище” —
Слова не одного ли корня?
***
Глянь, тот отрок в двух шагах — это я,
в мушкетерских сапогах — это я,
пионерский лагерь летний,
романтические бредни —
это я, это я, это я.
Тот мужчина вне судьбы — это я,
обошлось бы без пальбы — это я,
в угол он спешит забиться,
чтоб напиться и забыться —
это я, это я, это я.
Жалкий шут средь старичков — это я,
дурачок из дурачков — это я,
жизнь его давно разбита,
ни старухи, ни корыта —
это я, это я, это я.
Да, мальчишка заводной — это я,
да, мужик запойный, злой — это я,
да, безумный дед чумной — это я.
Удалось мне, други-братцы,
между ними затеряться:
всюду я, всюду я, всюду я.
БАРОНЕССА ФОН МЕКК
Был глумлив, злоязычен мой век,
не желал мою душу спасать.
Я ищу баронессу фон Мекк,
чтобы книжку в Нью-Йорке издать.
От безверья усох я и сник,
ведь стихи мертвым грузом легли.
Накропал я на дюжину книг —
хоть одну бы издать помогли.
За стихи еженощно сажусь,
не пускаю в свой дом никого.
Так живу я сейчас, что стыжусь
я порою себя самого.
Вот и нынче горю от стыда,
когда к Вам я взываю с мольбой.
Денег нет, ведь они никогда
не дружили, поверьте, со мной.
От судьбы все, что мне суждено,
принял я, даже чуточку сверх.
Не Чайковский, конечно, я, но
и со мной не миндальничал век.
Баронесса, надежда моя,
свой имею я маленький плюс:
восхищен я Чайковским, но я
больше к женщинам все же тянусь...
Не бравада, мой ангел, не смех.
Век гневлив, не сносить головы.
Где же Вы, баронесса фон Мекк?
Кто спасет меня, если не Вы?
ШОКОЛАД
Много в детстве я болел, помню страх мой детский.
Рано зажигали свет в спаленке укромной.
Папа покупал в те дни шоколад «Гвардейский»
и одаривал меня плиткою огромной.
Шоколад тогда лечил и поныне лечит.
Уйму книжек я прочел, как-никак затворник.
Папа говорил: «Держись! Завтра будет легче!
Ну а в школу ты пойдешь, видимо, во вторник».
Раз про школу разговор, сразу невеселым
делалось мое лицо: страх вопил из мрака.
Честно нынче говорю: не любил я школу,
обижали меня там, обзывали всяко.
А вот книжечки листать — это мне в охотку,
я над ними проводил времени немало.
Шоколад я не спеша слизывал тихонько.
Пап, спасибо, мне его до утра хватало.
Михаил Бриф — поэт, прозаик, эссеист. Неоднократно публиковался в периодических изданиях и альманахах бывшего СССР и США. Лауреат ряда международных конкурсов и турниров. Автор поэтических книг, выходивших в России, Украине, США. С 1994 года живёт в Нью-Йорке.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи