* * *
Мне снится старая квартира,
Как бы пристроенная к новой.
Так ставят длинные, для пира,
Столы в кафе или столовой.
Две жизни выглядят неловко,
Как будто в чём-то виноваты,
И покосилась обстановка,
И смещены координаты.
Две жизни выглядят печально.
Квартира словно в сон зарыта,
Удалена, полулегальна
И всеми жэками забыта,
Хожу, распахиваю двери,
Тайком выглядываю в окна:
Как тополь мокр в дворовом сквере!
Как дров поленница намокла!
В стереометрии бывали
Такие трудные задачи.
Две разных плоскости едва ли
И могут выглядеть иначе.
А в новом ящике почтовом —
Все письма стопкой, как в пенале,
А в старом, с маленьким засовом,
Те, что, наверное, пропали.
Надежда
О будущем память — надежда!
Как Батюшков бедный сказал.
В репьях и колючках одежда,
Сказал — и в безумие впал,
И все же, как дом за ветвями,
Пускай, выступая из тьмы,
День новый встает перед нами,
Каким его вспомнили мы.
Я помню его разогретым
От солнца, с любимой вдвоем.
За перистым облачком следом
Куда-то мы вместе идем.
Идем мы по чистому полю,
Потом по глухому шоссе,
И знаем: на волю, на волю,
Как птицы, отпущены все!
***
Любовная тема ничуть не была
Любовною темой — была содроганьем,
Была утешеньем, пленяла и жгла,
А стала, как видите, воспоминаньем,
И я удивляюсь: как можно писать
Стихи о любви — и читать их кому-то?
И надо же! — делаю это опять,
При всех, потому что любовь — это чудо.
Так старая, — сказано, — в хоре поет
Цыганка, — стареющим сказано Фетом,
Прощавшимся с жизнью: ночной небосвод
И звезды, уж он-то всё знает об этом,
Пускай молодые поют о любви,
Но Фет понимает старуху-цыганку.
Тем громче поют у него соловьи!
И мы не уроним высокую планку.
***
И воистину есть у ландшафта
То, что в людях зовется душой.
Кто-то скажет мне: это неправда,
Я подумаю: он мне чужой.
Есть душа в шелковистой низине
И холмах, обступивших ее.
В сочетанье объемов и линий —
Нежность, плавность, печаль, забытьё.
Это знали еще Перуджино
И Джорджоне, кого ни возьми,
И ландшафт у них сжат, как пружина,
Или мягок и дружит с детьми.
Боже мой, и не надо, не надо
Так искать далеко, ни к чему.
Вспомни Павловск — холмисто, покато,
На Вуоксе — скалистую тьму.
***
Уличное, каменное чтенье
С памятью о Пушкине и Блоке.
Петербург и есть стихотворенье:
Разве эти улицы — не строки?
Я других имен не называю,
Кто же их не знает? Что зимою
Здесь, что летом — отношенье к раю
Или аду — самое прямое.
Хоть пройди по длинной Ординарной,
Выйди хоть на Каменноостровский,
Боже мой, конечно, регулярный
Стих и точной рифмы отголоски.
Сохраним его и приумножим,
Потому что он неиссякаем,
Как Нева, лежащая в подножье
У него, и в нем души не чаем!
В Эрмитаже
Заместитель египетских мумий —
Статуэтка, идущая в ход,
Если тех, кто простился и умер,
Призовут для загробных работ, —
Ей мотыгу дадут и лопату,
А хозяин в гранитном гробу,
Упакованный в тень и прохладу,
Будет спать с диадемой на лбу.
Представляешь загробное поле
И трудящихся куколок ряд!
Между ними разобраны роли:
Эти пашут, а те боронят.
Эту хитрость возьму на заметку
И в загробном краю, может быть,
Сам не выйду — пошлю статуэтку
Выступать или переводить.
***
Полюбил бы я зиму,
Да обуза тяжка…
И. Анненский
Надо, надо и зиму любить, иначе
Четверть жизни придется считать сплошным
Огорченьем, обидой и неудачей,
Строгий, авторитарный ее режим.
Надо, надо, суровую, ледяную,
Со снежком, пролетающим вдоль окна.
Надо, надо любить и страну родную,
Как бы эта любовь ни была трудна.
Надо, надо, со всеми ее грехами,
Равнодушием к подлости и правам.
Надо, надо, со всеми ее стихами,
С ласточками, летящими в гости к нам.
И грядущую старость, и блеск заката
Ярко-огненный, с черною бахромой.
Надо, надо любить. Может быть, не надо?
Может быть, есть другой вариант. Какой?
Интервью с Александром Кушнером: "Я всю жизнь хотел быть как все"
Александр Семёнович Кушнер — поэт, автор около 50 книг стихов (в том числе для детей) и ряда статей о классической и современной русской поэзии, собранных в пяти книгах. Член СП СССР (1965), Русского ПЕН-центра (1987). Главный редактор «Библиотеки поэта» (с 1992; с 1995 — «Новой библиотеки поэта»). Член редколлегий журналов «Звезда», «Контрапункт» (с 1998), виртуального журнала «Арт-Петербург» (с 1996 года). В апреле 2015 года в связи с присуждением национальной премии «Поэт» Юлию Киму и отказом жюри номинировать на премию Алексея Пурина вместе с Евгением Рейном вышел из состава жюри. С 1970-х годов ведет ЛИТО. Среди первого состава участников ЛИТО были такие поэты как Владимир Ханан, Валерий Скобло, Юрий Колкер, Борис Лихтенфельд, Константин Ескин, Татьяна Костина, Александр Танков. Лауреат многочисленных премий и наград, в том числе Государственной премии РФ (1995), Пушкинской премии РФ (2001) и премии «Поэт» (2005).
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Смерть Блока
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Мир Тонино Гуэрры — это любовь
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Покаяние Пастернака. Черновик
Андрей Битов. Начало
Камертон
Вот жизнь моя. Фейсбучный роман. Избранное
Возвращение невозвращенца
Зинка из Фонарных бань
В сетях шпионажа
Смена столиц
Мама, я на войне, позвоню потом
Стыд
Катапульта
Земное и небесное
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»