* * *

Мне снится старая квартира,

Как бы пристроенная к новой.

Так ставят длинные, для пира,

Столы в кафе или столовой.

Две жизни выглядят неловко,

Как будто в чём-то виноваты,

И покосилась обстановка,

И смещены координаты.

Две жизни выглядят печально.

Квартира словно в сон зарыта,

Удалена, полулегальна

И всеми жэками забыта,

Хожу, распахиваю двери,

Тайком выглядываю в окна:

Как тополь мокр в дворовом сквере!

Как дров поленница намокла!

В стереометрии бывали

Такие трудные задачи.

Две разных плоскости едва ли

И могут выглядеть иначе.

А в новом ящике почтовом —

Все письма стопкой, как в пенале,

А в старом, с маленьким засовом,

Те, что, наверное, пропали.

Надежда

О будущем память — надежда!

Как Батюшков бедный сказал.

В репьях и колючках одежда,

Сказал — и в безумие впал,

И все же, как дом за ветвями,

Пускай, выступая из тьмы,

День новый встает перед нами,

Каким его вспомнили мы.

Я помню его разогретым

От солнца, с любимой вдвоем.

За перистым облачком следом

Куда-то мы вместе идем.

Идем мы по чистому полю,

Потом по глухому шоссе,

И знаем: на волю, на волю,

Как птицы, отпущены все!

***

Любовная тема ничуть не была

Любовною темой — была содроганьем,

Была утешеньем, пленяла и жгла,

А стала, как видите, воспоминаньем,

И я удивляюсь: как можно писать

Стихи о любви — и читать их кому-то?

И надо же! — делаю это опять,

При всех, потому что любовь — это чудо.

Так старая, — сказано, — в хоре поет

Цыганка, — стареющим сказано Фетом,

Прощавшимся с жизнью: ночной небосвод

И звезды, уж он-то всё знает об этом,

Пускай молодые поют о любви,

Но Фет понимает старуху-цыганку.

Тем громче поют у него соловьи!

И мы не уроним высокую планку.

***

И воистину есть у ландшафта

То, что в людях зовется душой.

Кто-то скажет мне: это неправда,

Я подумаю: он мне чужой.

Есть душа в шелковистой низине

И холмах, обступивших ее.

В сочетанье объемов и линий —

Нежность, плавность, печаль, забытьё.

Это знали еще Перуджино

И Джорджоне, кого ни возьми,

И ландшафт у них сжат, как пружина,

Или мягок и дружит с детьми.

Боже мой, и не надо, не надо

Так искать далеко, ни к чему.

Вспомни Павловск — холмисто, покато,

На Вуоксе — скалистую тьму.

***

Уличное, каменное чтенье

С памятью о Пушкине и Блоке.

Петербург и есть стихотворенье:

Разве эти улицы — не строки?

Я других имен не называю,

Кто же их не знает? Что зимою

Здесь, что летом — отношенье к раю

Или аду — самое прямое.

Хоть пройди по длинной Ординарной,

Выйди хоть на Каменноостровский,

Боже мой, конечно, регулярный

Стих и точной рифмы отголоски.

Сохраним его и приумножим,

Потому что он неиссякаем,

Как Нева, лежащая в подножье

У него, и в нем души не чаем!

В Эрмитаже

Заместитель египетских мумий —

Статуэтка, идущая в ход,

Если тех, кто простился и умер,

Призовут для загробных работ, —

Ей мотыгу дадут и лопату,

А хозяин в гранитном гробу,

Упакованный в тень и прохладу,

Будет спать с диадемой на лбу.

Представляешь загробное поле

И трудящихся куколок ряд!

Между ними разобраны роли:

Эти пашут, а те боронят.

Эту хитрость возьму на заметку

И в загробном краю, может быть,

Сам не выйду — пошлю статуэтку

Выступать или переводить.

***

Полюбил бы я зиму,

Да обуза тяжка…

И. Анненский

Надо, надо и зиму любить, иначе

Четверть жизни придется считать сплошным

Огорченьем, обидой и неудачей,

Строгий, авторитарный ее режим.

Надо, надо, суровую, ледяную,

Со снежком, пролетающим вдоль окна.

Надо, надо любить и страну родную,

Как бы эта любовь ни была трудна.

Надо, надо, со всеми ее грехами,

Равнодушием к подлости и правам.

Надо, надо, со всеми ее стихами,

С ласточками, летящими в гости к нам.

И грядущую старость, и блеск заката

Ярко-огненный, с черною бахромой.

Надо, надо любить. Может быть, не надо?

Может быть, есть другой вариант. Какой?

Интервью с Александром Кушнером: "Я всю жизнь хотел быть как все"

Александр Семёнович Кушнер — поэт, автор около 50 книг стихов (в том числе для детей) и ряда статей о классической и современной русской поэзии, собранных в пяти книгах. Член СП СССР (1965), Русского ПЕН-центра (1987). Главный редактор «Библиотеки поэта» (с 1992; с 1995 — «Новой библиотеки поэта»). Член редколлегий журналов «Звезда», «Контрапункт» (с 1998), виртуального журнала «Арт-Петербург» (с 1996 года). В апреле 2015 года в связи с присуждением национальной премии «Поэт» Юлию Киму и отказом жюри номинировать на премию Алексея Пурина вместе с Евгением Рейном вышел из состава жюри. С 1970-х годов ведет ЛИТО. Среди первого состава участников ЛИТО были такие поэты как Владимир Ханан, Валерий Скобло, Юрий Колкер, Борис Лихтенфельд, Константин Ескин, Татьяна Костина, Александр Танков. Лауреат многочисленных премий и наград, в том числе Государственной премии РФ (1995), Пушкинской премии РФ (2001) и премии «Поэт» (2005).