* * *
Живёшь, живёшь, и обжигаешься
вдруг ужасом, что не живёшь,
а потихоньку умираешься
и полегоньку исчезаешься, —
не человек уже, а дрожь.
Выходишь в парк и утешаешься,
что вроде бы ещё живёшь,
пока глазами упираешься
и уткой с лёту погружаешься
в пруда сверкающую брошь.
Пока наощупь разбираешься
между «живёшь» и «не живёшь»,
скукоживаешься, смеркаешься,
закатным отсветом теряешься,
дня позолоченного грош.
ЗИМНИЙ СОНЕТ
Льву Дановскому
Грех отчаянья сердце стеснил
безнадёжной булавочной болью.
Утро щедро посыпано солью
горьких истин и зимних белил.
Словно кто в ширину расстелил,
полотна не жалеючи, вволю,
чистоты белоснежную долю
на поверхность, где ты наследил.
И теперь обещай, обещай,
никогда, ни единым поступком,
и зачем, когда так хороша...
Обнищай, как зима, обнищай,
и пройди эту хрупкую крупку,
свежевыпавшим снегом дыша.
* * *
Мне тяжело, как зверю, жить собой,
к своим следам упорно припадая.
Ты нужен мне, какой-нибудь другой,
чтоб сердце не давало гулкий сбой,
себя в себя, как в волны, погружая.
Ты нужен мне, чтоб медленно следить,
дивясь, что и тебе — свобода воли,
как ты легко и умно хочешь жить,
как ты стакан ко рту подносишь пить, —
да ты и вправду существуешь, что ли?
Ты нужен мне, чтоб я, как Иов, мог
тебя в сердечной скорби опровергнуть.
Услышав твой благоразумный слог:
концы с концами — нищенский итог,
тебя, как иго чуждое, отвергнуть.
* * *
Тишайший вечер. Загород. Жара
спадает. Просыхает майка.
Я соглашаюсь с Пушкиным — пора.
Кричит несытая и вечно злая чайка.
Почти несносная разлита благодать,
вдали, как в раннем детстве — пианино,
перебирают старые этюды.
Идёт война, но далеко отсюда.
Мы в райском уголке, и в наши спины
не тычут палкой, — что же больше ждать!
* * *
Собака тоскует в трамвае,
скулит и рвётся на волю,
и плачет, недоумевая,
зачем это движется поле?
Как может, ей суть переезда
хозяин толкует сурово
святыми словами «на место»,
лишёнными смысла вне крова.
А Ты, удивительный лекарь,
врачующий буйное стадо,
как мне объяснишь, человеку,
своё безусловное «надо»?
Ты хочешь добиться прозренья,
что наши стремленья напрасны?
Твои повеленья прекрасны
и вне моего разуменья.
ДИПТИХ
1
Эта страсть, потянувшая их
в неуютный, нетопленный дом,
эта жадная жажда двоих,
содрогнувшись, забыться в одном,
этот медленный тесный зачин,
затыкающий разуму рот,
доходящий до гулких пустот,
до неведомых прежде глубин...
2
Часы дробили равномерным ходом
остуженную глыбу тишины.
Окно пугало резким чёрным входом
во тьму. Свисали полые штаны.
Два отчуждённых тела возвратились
к самим себе в усталом полусне.
Их лица в темноте едва светились.
Жизнь прогорела в собственном огне.
КОРОВА
Вот живёшь, как корова живёт:
в тайниках поворотливой туши
долговремя, как сено, жуёт
и теплом своим мокрое сушит.
Ум лохматым туманом плывёт
и тогда только в сердце вступает,
если брюхом телёнок идёт
или нож мясника нависает.
Щель заката, как рана, свежа,
и прореха в темнеющей рясе
облаков, словно тело ножа:
и кому оно впрок, моё мясо?
* * *
О старость, ты просто причуда
весёлого беса. С собой
ты видишься как бы оттуда,
покуда ведут на убой
сквозь узкую медленность жизни,
сбивая с понятий и ног,
а сверху на ниточке виснет
надеждой подвешенный бог.
Он сыплет густой и нелепый
словесно-растительный сор,
в тебе прорастает напевно
его обаятельный вздор,
и ты отмечаешь не к месту
вещей соразмерность и вес,
обычного облака тесто,
его гениальный замес.
* * *
Живи, дурак, несуществующим,
пылинки в воздухе лови,
перебирай в мозгу тоскующем
воспоминания любви.
Пускай плывут густым течением,
гольфстримом греют пустоту
холодной жизни, в средостении
пусть заполняют немоту.
Живи слабеющим, мерцающим,
оскудевающим живи,
по этим водам иссякающим,
во тьме барахтаясь, — плыви.
Пусть угасающим свечением
ещё продлится краткий миг,
с его уже неслышным пением,
но ты настиг его, настиг.
Владимир Гандельсман о книге Валерия Черешни "Узнавание":
Валерий Черешня, родился в 1948г. в Одессе, живет в Санкт-Петербурге. Автор пяти поэтических книг («Своё время», 1996; «Пустырь», 1998; «Сдвиг», 1999; «Шёпот Акакия», 2008г; «Узнавание», 2018), книги эссе «Вид из себя» и многочисленных публикаций в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Постскриптум» и пр.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Михаил Богин: «Я попал под горячую руку холодной войны»
Майя
Валентина Полухина: «Я, конечно, была влюблена в Бродского»
Анатолий Кузнецов: судьба перебежчика
Полина Осетинская: «Я долго воспитывала свою аудиторию»
Это только чума
Хроника агонии
Смерть Блока
Сегодня мы должны играть, как кошка мяукает — мяу, мяу...
«Делай так, чтобы было красиво». Интервью с Татьяной Вольтской
Я помню своего отца Георгия Владимова
Из воспоминаний об Арсении Тарковском
Приближаясь к «Ардису»
Исчезновения
В тишине
«Скоропостижка». Интервью с писателем и судмедэкспертом
Юлий Даниэль: «Вспоминайте меня…»
Ракетчик Пешкин
Шпионские игры с Исааком Шварцем