Культурные люди

Мы перестали быть парой, даже не взлетев. Я поняла это намного позже, когда вспоминала всё, что случилось во время нашего нелепого отпуска. Припомнила аэродромную технику — маленьких тружеников большого аэропорта. И — щёлк! — замок на сундуке с загадками открылся.

— Кто в МАИ отлично учился, тот проектирует ракеты и самолёты. А троечники такие вот машины придумывают, — сказала я Жене и показала на пыхтящего от усилий тягача, который тащил за собой вагончики с багажом. Вылет задерживали, мы томились в авиакреслах, сконструированных по принципу средневекового орудия пыток «Железная дева». Разговор не клеился. Наверное, поэтому я и включила функцию «ублажай и развлекай», за что немедленно поплатилась.

Шутка явно расстроила Женьку. Он ничего не ответил, только лицо и уши покраснели, а от моего лица, наоборот, кровь отхлынула. Друзья говорили, что Женя закончил какой-то технический вуз, а детали мне, клиническому гуманитарию, были неинтересны. Неужели он учился в авиационном? Создавал таких вот маленьких уродцев? И почему я никогда не спрашивала, где он учился?

За весь полёт до Венеции мы перекинулись в буквальном смысле парой фраз — «Тебе апельсиновый? — Нет, на высоте я предпочитаю томатный, спасибо» — и даже вид самого красивого в мире приземления, почти на воду, ситуации не исправил. Длиннющая очередь на вапоретто, коктейль из дождя и ветра… Определённо не так я планировала провести ближайшую неделю. Единственная мысль, которая крутилась в голове на повторе: почему в марте мы ломанулись в Европу, а не по какому-нибудь Золотому кольцу?

Перед путешествием мы протестировали совместимость на экскурсиях по музеям-паркам-усадьбам и во время романтических вечеров, плавно переходящих в ночи. Мы всерьёз считали себя культурными людьми, а наши взгляды на искусство совпадали настолько, что это даже пугало. Но в кино и музеях о личном говорить было незачем, а по ночам — некогда. Так, собственно, и получилось, что в первую большую поездку мы отправились, мало друг о друге зная, и воспринимали её как тест-драйв совместной жизни.

Если в восхищении венецианскими красотами мы по-прежнему были на редкость синхронны, то из-за бытовых мелочей уже на третий день любовная гондола чуть было не разбилась о быт. С утра Женька как обычно мучительно долго рассказывал маме по скайпу о том, что ел накануне, а я носилась из ванной в комнату и создавала хаос за его спиной. Мы вышли из отеля недовольные друг другом, затем почти час добирались до Музея Востока в Ка-Пезаро, забыв, что в понедельник многие музеи недоступны для посетителей. Попинали закрытую дверь и приняли решение залить неудачу аперолем. Закончился этот день так же бессмысленно, как и начался: Женя дулся на меня из-за того, что я нааперолилась до состояния устрицы, а я на него из-за танцев под «I will survive» в компании крутящих задами тощих крокодилиц в баре. Обнаружили мы себя на Гранд-Канале — он оправдывался, а я рыдала.

Этот инцидент немного разрядил копившееся раздражение, но также выпарил оставшиеся капли тепла. До конца отпуска мы были максимально предупредительны друг с другом и осторожно выпивали. В день отъезда выехали из отеля за четыре часа до рейса, ничего хорошего не ожидая от финала путешествия, которое бесславно началось и примерно так же продолжилось. Эта осторожность нас, собственно, и спасла — вапоретто, на котором мы должны были плыть в аэропорт, проигнорировал нашу остановку, и мы прождали следующего кораблика лишних полчаса.

«Марко Поло» встретил гигантскими очередями к стойкам регистрации и табло с истерящими титрами «last call!»: аэропорт открыл несколько новых направлений, но не увеличил число сотрудников. Эти самые сотрудники пару раз вставали со своих мест и куда-то уходили стройными рядами, внося дополнительную панику в ряды наши нестройные. Видимо решали: объявить ли им забастовку прямо сейчас или дождаться сиесты?

Очередь не сокращалась, напряжение росло. Я была на взводе и время от времени подпрыгивала, пытаясь разглядеть, сколько человек перед нами уже преодолело заветную черту. Эй, народ! У меня завтра презентация в агентстве, если не проведу — уволят!

Но народ безмолвствовал. Люди вообще худшее из отпускных испытаний. Безупречно одетую пожилую леди, которая пыталась просочиться без очереди, мы с Женькой выдавили с помощью тяжёлой артиллерии, американской семьи с детьми. Непреклонно вежливые американцы показали даме всех четырёх детей по очереди, сопровождая демонстрацию рассказом о том, что получит каждый малыш, если сможет покинуть ад аэропорта. На бутылочке с детским питанием леди сломалась и ушла в конец очереди. А вот справиться с юрким мужичком в коричневой кепке оказалось намного сложнее.

— Please take your place in the queue, — сказал Женя, когда в первый раз увидел его перед собой. Тот послушно слинял, но уже через пять минут мы разглядели его далеко впереди. В этот момент реальность схлопнулась и всё, что произошло позже, я наблюдала как бы в замедленной съёмке и со стороны. Вот я подлетаю к этому паразиту, срываю с него кепку, под которой обнаруживается загорелая лысина. За мной к нему подбегает Женя и начинает трясти его изо всех сил. Волны гнева накатывают на нас, перемешиваются в единый поток, заливают невольную жертву...

Конечно, потом нам стало стыдно. В самолёте мы маскировали неловкость заботой и предупредительностью: «Ты будешь томатный? — Нет, спасибо, сегодня апельсиновый». Воспоминание о яростном порыве единения какое-то время ещё поддерживало наши отношения. Мы продолжали посещать культурные мероприятия, делиться впечатлениями и несколько раз оставались друг у друга ради необязательного секса. А потом Женя уехал в командировку, из которой ко мне уже не вернулся. Я почему-то ждала этого и мысленно проверяла на прочность защитные механизмы своей души. Справлюсь с потерей или нет? Буду ли рыдать, жаловаться подругам, смотреть сентиментальные фильмы — или что там смотрят в подобных случаях?.. И для меня, и для Женьки это были первые серьёзные отношения. Мы охотно делились эмоциями и впечатлениями о посторонних вещах и событиях, но не знали, как донести друг до друга то, что по-настоящему чувствуем.

Я сидела в салоне самолёта и снова смотрела в иллюминатор на маленьких тружеников большого аэропорта. Одиночество, новая работа, командировка в Краснодар, а не в Венецию — так себе этапы большого пути.

— Сумочку не уберёте? — спросил кто-то у меня над головой то ли женским, то ли мужским голосом.

Я подняла глаза — и замерла. Надо мной навис кепконосец из венецианского аэропорта. Те же загорелые щёчки и глубоко посаженные глаза. Он тоже мгновенно меня узнал и застыл, открыв рот.

— Пожалуйста, — я сняла рюкзак с соседнего кресла, на котором ему, судя по всему, предстояло сидеть. Мужичок заозирался, ища взглядом Женю. Даже жалко его стало.

— Не бойтесь, на этот раз никто вас бить не будет, — сказала я. Он уселся в кресло, резким жестом поддёрнув брюки на коленях.

— Какой-то бешеный он у вас, — сказал мой сосед, видимо, о Женьке.

— Уже не у меня.

— И отлично. Такая приятная девушка, а ваш мужчина пассажиров бьёт. Точнее, уже не ваш.

Может, он забыл, что тогда я первой на него набросилась, или предпочёл об этом не упоминать, но ещё несколько минут распинался, какими злыми бывают некоторые, и как приятно иметь дело с культурными людьми. А потом замолчал, только вертелся в кресле и шмыгал носом.

В Краснодар я прилетела без кошелька. Внешний карман рюкзака был открыт, я даже не заметила, когда мой сосед успел туда влезть. «Значит, всё-таки, вспомнил, кто на него первым напал», — грустно предположила я и заблокировала банковские карточки.

— Ты не представляешь, что сегодня произошло, — сказала я, набрав номер по памяти.

Если Женя и удивился моему звонку, то не подал вида.

Ведь мы же культурные люди.

Девушка Бонда

«Ваша проблема в расстройстве привязанности», — сказал психолог с юнговскими усиками. Я пришла к нему в конце декабря, когда пыталась в спешке закрыть список дел уходящего года. Одним из пунктов этого списка было обещание наладить отношения с мужчинами. По мнению псевдо-Юнга я готова была следовать за первым встречным, если тот посулит отношения без обязательств. А от тех, кто был во мне искренне заинтересован, ждала подвоха и пыталась сбежать.

Я как-то растерялась. Мне казалось, что я более-менее научилась контролировать свою жизнь. Хочу люблю, хочу головы рублю. Поэтому несколько дней до нового года ходила озадаченная, всё крутила в уме и на языке это самое расстройство. Казалось, что моя привязанность живая, печалится из-за того, что я преданно смотрю на хозяина — и тут же требую собачьих глаз взамен. Или как будто она музыкальный инструмент, который расстраивается из-за плохой игры музыканта.

Чем больше я об этом думала, тем яснее понимала, что моя привязанность давно расс-трои-лась на три части: на тех, с кем приходится жить, с кем могла бы, и с кем бы хотела. Но в любом случае шансы нулевые — чем дольше знаю человека, тем внимательнее отмечаю его недостатки. Как он ест, бреется, говорит по телефону. Расставляю ловушки, ищу ошибки, устаю от ежедневного подглядывания.

Вообще, отношения в паре напоминают мне изнурительное обучение музыке. Объятья по восемь раз в день как ежедневные гаммы. И домашнее задание: непременное «позвони мне» и «ты лучший». Как же это бесит! То ли дело принц из фильма про Золушку на белом (кажется) коне, в которого я была влюблена в детстве. В принца влюблена, конечно, а не в коня. Хотя и в коня немножко тоже: он был продолжением принца. Скучаю по тем отношениям, ведь с моим героем было так просто — ноль объятий и никакого «бесит». Великая и чистая любовь.

Ещё недавно Принцеконь пасся где-то на задворках сознания, и, когда я уставала от отношений с очередным чужаком, бежала к нему перебрасываться влюблёнными взглядами. Но депрессия прошедшего года вытоптала всё внутри — больше негде пастись коню, некому пылать взглядом.

Я и не заметила, как наступило тридцать первое декабря. До нового года осталось меньше часа, а я уже уговорила бутылку брюта. С другой стороны, кого стесняться, ведь отмечаю-то одна. Ну ок, не совсем одна, а с Бондом, но это почти не считается.

Совсем забыла, что хотела выгулять его пораньше, до того, как пироманы начнут запускать ракеты в каждом дворе. Сейчас пойти или подождать середины ночи, когда они успокоятся? Но до этого времени скорее всего мы не дотянем — я засну, а пёс протечёт.

Ну и накидалась же я, даже сапоги натянуть не могу, не то, что ошейник застегнуть! Ладно Бонд, иди рядом и ничего не бойся, стреляют-то не по-настоящему. В зону боевых действий нас точно не отправят, призывной возраст давно прошёл у обоих. Бо-о-онд!

Мой бедный хромой лабр, не бойся, я тебя не брошу, обыщу все дворы! Только не выбегай на шоссе, умоляю!

Лицо немеет от замёрзших слёз, ресницы слипаются, тошнит от вина и вины. Может, и поймает кто-нибудь Бонда, но как меня найдёт? На нём даже адресника нет.

А если он сам вернётся? Стрелять почти перестали, пёс знает дорогу, как свои четыре пальца. Ещё раз обойду округу — и к дому. Подожду его в нашем дворе на лавочке.

После бутылки брюта земное притяжение одолеет любого. Оригинально же я встречаю новый год — лежу на скамейке, считаю звёзды под бой курантов по телефону. Сегодня я Снегурочка на утреннике тридцать плюс при температуре минус тридцать. Семь, восемь, девять…

Фу, не лижи мне лицо, терпеть этого не могу! Дай поспать.

Бонд, милый, ты мне не снишься?

Ой, здрасьте.

Никогда ещё собака не приводила ко мне мужчин. Отваживать — это пожалуйста. Обувь слопать, одежду разорвать или что похуже. Но чтобы гордо сидеть рядом с чужим человеком в свете фонаря и короне из снежинок — ни разу такого не было.

Говорят, погода — лучшая тема разговора двух незнакомых людей. Оказалось, что домашние животные ничем ей не уступают:

— Как же зовут вашего красавца? — спрашивает он.

— Бонд! — отвечаю я.

А потом наш диалог стал кинематографичным:

— Знакомое имя.

— Ну да. Бонд. Джеймс Бонд. Взболтать, но не смешивать.

— Вообще-то Джеймс Бонд — это я.

— Шутите?

— В каждой шутке, знаете ли… Так меня зовут хозяева пациентов — я ветеринар.

— Если бы Бонд знал, что вы врач, то не пошёл бы за вами.

— Я сам за ним пошёл, чтобы удостовериться, что он вернётся к хозяину. И могу сказать, что задние лапы собаке нужно лечить. Так что запишите мой телефон и позвоните после праздников.

«Позвоните после праздников» — это что, новый способ подката? Знаю я, чем всё это закончится. Мы увидимся в клинике, я влюблюсь — так, совсем чуть-чуть. Как обычно, ничего серьёзного.

— А знаете что? — сказала я и сама себе удивилась. — Давайте отпразднуем возвращение Бонда? И новый год заодно. Не здесь, конечно. У меня есть шампанское!

— Вообще-то я к друзьям шёл, — неуверенно сказал Джеймс Бонд. — И шампанское, наверное, уже лишнее… для нас обоих, — дипломатично закончил он.

— А чем я не друг? Вы знаете, какой я хороший друг? — с жаром воскликнула я. — Даже не представляете!

Сказала — и заплакала. Пёс уткнулся в мои коленки и завилял хвостом. Он-то знал, что я не вру: только дружить и умею.

— Шампанское лишнее, а от горячего чая я бы не отказался, — сказал Джеймс Бонд, снял перчатку и осторожно вытер слёзы с моего лица. — Не плачьте, пожалуйста. Сегодня же веселиться надо.

Потом мы пили чай с профитрольками и смотрели «Реальную любовь»: настраивали мою привязанность. И даже немного дрессировали.

Светлана Леднева. Родилась в подмосковном Ногинске, по образованию педагог и психолог. Окончила сценарные курсы и несколько курсов в литературных мастерских. В 1997 пришла на телевидение, с 2010 года работает сценаристкой и снимает программы для развлекательных телеканалов. Финалистка конкурса сказок Литературного института им. А. М. Горького, Международного литературного конкурса «Пролёт Фантазии» и конкурса «Короткое детское произведение» от издательства «Настя и Никита». Полуфиналистка нескольких литературных конкурсов, в том числе «Новой детской книги»-2020 и Премии Бабеля-2021. Участница фестиваля издательства «Детское время», фестиваля короткой прозы «КоРа» 2020 и 2021, проекта Московского театра кукол «КораВирусные чтения». Публиковалась в журналах «Уральский следопыт», «Костёр», «Формаслов», «Кракатук», «Пашня», «Рассказы», Teens Write; в сборниках «Как хорошо уметь писать!», «Тайное общество сказочников», «Вселенная новогодних ёлок». В издательстве «Пять четвертей» готовятся к выпуску повести «Изольда» и «Рептилиада».