литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Татьяна Веретенова

Трагедия несоветского человека

11.11.2023
Вход через соц сети:
02.11.20222 822
Автор: Евгений Бодряев Категория: Проза

Эксикат

Рисунок нейросети Starryai 

С Володей и Эксикатом мы сдружились спустя неделю после начала первого учебного года и стали вместе прогуливать пары. Володя, как и я, жил в общежитии напротив университета. Эксикат приезжал с Чкаловской. В нашей группе училось еще двое парней, но с ними как-то не задалось. Остальную часть нашей группы составляла дюжина девчонок (факультет-то был переводческий), но весь первый год они осторожничали и прикидывались порядочными студентками. Так мы втроем и шатались.

Прозвище Эксикат Рома получил не сразу. Сначала мы прозвали его Гербарием. Был он сухой, тонкий и негнущийся, как отломанная давным-давно ветка. Ходил медленно, немного сгорбившись. На голове — минимум стриженных под машинку волос, а на теле и вовсе не было никакой растительности. На руках можно было разглядеть все суставы и сухожилия. От сухости у него постоянно что-то шелушилось, чесалось, краснело или трескалось. Солнечный свет он не переносил и всегда носил темные очки и один из своих пестрых безразмерных балахонов, в который с легкостью уместились бы и мы с Володей. Я никогда не видел, чтобы Рома потел, а одна наша одногруппница, целовавшаяся с ним, говорила подругам, что на такой случай стоит брать с собой пульверизатор с водой. Кроме меня и Володи Гербария постоянно сопровождали полуторалитровая бутылка воды, увлажняющий крем, капсулы с витамином A и ингалятор, ведь помимо всего прочего, Рома страдал астмой. Но вопреки своему прозвищу, Гербарий не собирался смиренно сохнуть под прессом физических недугов. Напротив, казалось, что он их не замечал. Вместе с нами он ввязывался во всяческие авантюры, от души смеялся, много пил, а будучи пьяным, здорово зачитывал Эминема, и сам мечтал стать известным рэпером. Гербарием он пробыл полгода, а потом, на одной случайной гулянке, какой-то парень с факультета ландшафтного дизайна сказал, что правильнее было бы называть Рому не Гербарием, а Эксикатом. Ландшафтник в общем-то был прав, но все равно ушел с подбитым глазом. Слово же нам понравилось. Так оно за Ромой и закрепилось.

История с Викой началась в самом начале второго курса. Она рассталась с парнем, с которым встречалась еще со школы. Это случилось первого сентября, на глазах у всей нашей пьяной группы. Эффектное, громкое, но ужасно банальное расставание в стиле американских молодежных комедий. Стояли они среди сосен, кругом колючки, и с полчаса плевались друг в друга накопившимися обидами. Закончилось тем, что он, хлопнув дверью, сел в свой ревущий спорткар и укатил из студгородка, а Вика еще долго показывала ему вслед средний палец. Она не появлялась в институте неделю, а вернувшись, мгновенно стала самой красивой девушкой на кафедре переводоведения. Красота ее была дерзкой, вызывающей. Красота Изабель из «Мечтателей» Бертолуччи. Красота, порождающая влечение. Так внезапно произошло это преображение, что мы даже перестали замечать ее выдающийся, как у Барбры Стрейзанд, нос. Умело пользуясь своей внешностью, развитой интуицией и хитростью, Виктория зачистила пространство вокруг себя от возможных соперниц и установила абсолютную монополию на мужское внимание. Вот тогда-то и началось это негласное противостояние между Володей, Эксикатом и мной. Мы каждый день сражались за внимание Вики, соревновались в остроумии, галантности и совершали всякие романтические глупости. Володя без предупреждения приезжал с цветами к ней в Пушкино, я заказывал ее любимую песню на студенческом радио, а Эксикат записал и посвятил ей свой первый рэп-трек. Сказал, что записывал песню в той же студии, где Тимати записал «Плачут небеса».

Наша настойчивость льстила Виктории, и она делала с нами, что хотела. Поведение ее было непредсказуемым. Она то смеялась до слез над каждым нашим словом, веселилась и подначивала нас по очереди, то выбирала себе одного фаворита на неделю, а двух других игнорировала. Порой она полностью закрывалась ото всех и огрызалась на любую попытку узнать, что с ней случилось. Осознанно или нет, она постоянно подогревала наш к ней интерес и провоцировала на новые подвиги. Мы при этом не ссорились и по-прежнему проводили втроем много времени. Разница была лишь в том, что Виктория исчезла из нашего дискурса. Мы говорили о ком угодно и о чем угодно, но не о ней. Бывало так, что обойти ее особу в разговоре не получалось. Тогда имя ее проскальзывало быстро и небрежно, будто что-то незначительное, не стоящее нашего внимания. Я воспринимал эту ситуацию, как азартную игру. Рулетка. Повезет — не повезет. А если не повезет — и черт с ним! Я не играл ва-банк, и был бы рад любому исходу. И клянусь вам, я был уверен, что Володя и Эксикат думали так же. Володя вообще не воспринимал ничего всерьез. Просто не умел. Если бы вы видели его круглые, всегда удивленные, голубые глаза, вы бы сразу это поняли. Безбашенный, веселый и красивый, он любил все дорогое и блестящее. В кармане джинсов у него всегда лежали последние сто рублей, а если оказывалось больше, то карман начинал жечь так, что Володя моментально избавлялся от излишков. Заниматься иностранными языками ему не нравилось, и он еле-еле, с нашими пинками, закрывал на пересдачах свои долги. А Эксикат… Казалось, что кроме музыки, мало что способно напитать его постоянно подсыхающую душу. Так думал я до второго семестра второго курса.

Накануне восьмого марта Эксикат превзошел себя и подарил Вике невероятно красивое колье. Причем невероятно красивым оно стало только на ее шее. Это было идеальное попадание. Ни на ком другом это колье не смотрелось бы столь гармонично и эффектно. Я подготовил для Вики открытку с собственным переводом сто второго сонета Шекспира. Володя же, по своей забывчивости, и вовсе ничего не подарил. Эксикат вручил свой подарок на большой перемене, в кабинете, где после обеда у нас должна была начаться латынь. Я молча стоял и смотрел, как Эксикат застегивает колье на Викиной шее. Володя схватился за голову, потом сунул руку в карман, вытащил сторублевую бумажку и долго на нее смотрел. Затем, хитро улыбаясь, заглянул мне в глаза. «И не проси, — сказал я Володе. — Только деньги зря потратишь, а подарок Эксиката не перебьешь». Володя задумался, вздохнул и пошел курить в туалет.

Викторию впечатлил жест Эксиката, и на латыни они сидели вместе. Посреди пары я скосил взгляд на их парту и увидел, что они держатся за руки. Эксикат был в блаженстве. Он улыбался и смотрел куда-то под потолок.

— Ubi quaeris?[1]— спросил его преподаватель.

— Per aspera ad astra[2], — ответил Эксикат единственной знакомой ему фразой.

После пары мы с парнями вышли из института, зашли во дворы и сели на лавку покурить. Про подарок не говорили. Эксикат все еще пребывал в эйфории и даже снял капюшон, подставив лицо мартовскому солнцу. Он достал сигарету и с наслаждением закурил. Когда он чиркнул зажигалкой, я обратил внимание на его руки и обомлел. Это были две разные руки. Та рука, которой он всю пару держал Викину ладошку, была будто бы чужой. Пальцы стали полнее, суставы больше не торчали из каждой фаланги, кожа была приятного розоватого цвета, без трещин и расчесов. Я ткнул Володю в бок, но Эксикат уже убрал зажигалку и спрятал руки в карманы. В тот день я сошел с дистанции и не пытался больше ухаживать за Викторией. А открытку с переводом шекспировского сонета тем же вечером я продал какому-то влюбленному первокурснику за триста рублей.

Шел третий курс нашего обучения, и я наблюдал, как Эксикат то наполнялся живительной влагой, то усыхал. По понедельникам я с абсолютной точностью определял, виделся он с Викой на выходных или нет. Пришел на пары со здоровым блеском в глазах, скул не видно, щеки розовые — значит, виделся. Ну, а если не виделся, то приходил желтый и сморщенный, как курага, и каждый час пользовался ингалятором. Володя устроился на работу в магазин кроссовок и редко бывал на занятиях. Без Володи, один на один со мной, Эксикат стал откровеннее, и Вика вернулась в наши разговоры. После пар, сидя у меня в общежитии или в палатке с шаурмой и пивом в Подлипках, Эксикат много говорил о ней. После колье он еще месяц был ее фаворитом. Они держались за руки чуть ли не каждую пару, а после лекций уезжали то в кино, то гулять в Москву. Эксиката было не узнать: так оздоровило его это время. А потом она снова отдалилась. Да и Володя крутился вокруг, как неугомонный хорек. Эксикат был рад тому, что Володя большую часть времени стал проводить на работе. У меня было к Эксикату множество вопросов. Не устал ли он? Не пора ли ему плюнуть на все это и влюбиться в кого-нибудь еще? Не хочет ли он записать трек не про Вику? Хотя бы один, а то про нее их было уже семь. Но он казался таким вдохновленным, полным надежд и планов, так высоки и неприступны были стены его песочного замка, что все мои вопросы так и остались незаданными.

Как-то вечером, перед новогодними каникулами, ко мне в комнату пришел Володя. Я собирал чемодан: готовился навестить родителей. Володя рассказывал какую-то байку с работы и хохотал сам с собой. Байка закончилась, Володя замолчал и сгорбился на стуле, нервно выстукивая ногой. Я укладывал вещи. Соседи мои уже разъехались, и в комнате кроме нас никого не было. Одиноко стояли две двухярусные кровати. Гудел старый советский холодильник. Из соседней комнаты доносились звуки буйной пьянки. Я чувствовал, что на языке у Володи что-то крутится. Ему было неловко. Первый раз в жизни ему было неловко что-то мне сказать. Я открыл окно и закурил. Шел снег. Я курил, смотрел на Володю и ждал, пока он созреет.

— В общем, я же тут на работу устроился, — начал он.

— Полторашку хочешь вернуть? Так бы и сказал, — засмеялся я.

Он замялся.

— Нет, то есть да, я помню. Отдам после Нового года.

Он помолчал еще какое-то время и быстро выдал:

— В общем, мы с Викой это самое.

«Бедный Эксикат», — подумал я.

Я поздравил Володю и решил уточнить, что значит «это самое».

— Идиотом-то не прикидывайся, — ответил Володя.

— Я не прикидываюсь. «Это самое» у тебя уже с половиной общаги было.

— Тут другое. Мы решили съехаться. Я потому и на работу устроился — жилье снимать будем.

Огромный кусок пепла упал с моей сигареты на ковер. Я начал суетиться и искать бумажку, чтобы аккуратно его подобрать. Тем временем Володя рассказывал. «Это самое» произошло еще летом, после второго курса. В Москве проходил концерт Басты. Володя приехал с друзьями, а Вика привела подруг. Они встретились случайно, у барной стойки. «Какой классный. Это твой одногруппник?» — спрашивали девчонки у Вики. «Вот это красотка. Твоя одногруппница?» — спрашивали у Володи ребята. А вокруг лето, жара, холодные коктейли, любовь без памяти... В общем, целовались так, что не заметили, как концерт закончился. Потом поехали домой к какому-то Володиному другу и проснулись в одной постели. Утром стыдились друг друга, хихикали за утренним кофе, обещали себе не пить больше так много. Сошлись на том, что хорошо провели время. Володя поехал домой, а Вика — гулять с Эксикатом. Но через пару недель Володя заскучал и написал Вике. Оказалось, что и она скучала. Так все и началось. До сих пор в университете никто не знал. Это хорошо, что Володя на работу вышел, иначе жадный до сплетен глаз быстро бы их вычислил.

— В общем, Эксиката жалко. Боюсь, руки на себя наложит, — серьезно сказал Володя.

— Не наложит. Но сказать ему надо. Ты его как-никак другом называешь, — ответил я.

Моралистом я тогда был жутким. Да и Эксиката действительно было жаль.

Володя пообещал все рассказать Эксикату после Нового года. Сказано — сделано. После Нового года Володя вернул мне полторы тысячи рублей, а Эксикату рассказал об их с Викой отношениях. Я присутствовал при том разговоре. Эксикат отреагировал странно. Он назвал Володю «красавой» и удивился, почему тот ничего не сказал раньше, и все тряс его руку и поздравлял. В общем, ничего после той беседы и не изменилось. Только Володя и Вика перестали прятаться. Эксикат все время был рядом. Дарил запоминающиеся подарки, радовался каждому приветственному объятию или поцелую в щеку, наполнялся жизненными соками и постепенно дегидрировался. Володя перестал тусоваться с нами: больше работал и с горем пополам сдавал сессии. Так мы дожили до выпускного. Напились в тот день смерть как. Последнее, что помню, как Володя целовал в губы преподавателя латыни, а тот крепко обнимал ученика в районе поясницы. Amantes sunt amentes[3], как говорится. И пока Володя благодарил преподавателя мертвого языка, прямо за его спиной Вика дарила Эксикату страстный прощальный поцелуй.

Поцелуй подарил Экскикату ровно год жизни. Следующим летом он умер. Уснул у себя дома и не проснулся. Я не видел его после окончания университета, но те, кто поддерживал с ним общение, говорили, что был он совсем маленький и тощий, а лицом напоминал старика. О его смерти мне сообщила Вика. Володя после института ушел в армию, а когда вернулся, они с Викой поженились. Через год у них родился сын. Они назвали его Ромой.

 

[1] Куда вы смотрите? (лат.)

[2] Через тернии к звездам (лат.)

[3] Влюбленные безумны (лат.)

Евгений Бодряев, 31 год, родился в городе Бугульма, в том самом городе, где в 1918 году комендантом был Ярослав Гашек. Окончил Московский государственный университет леса в г. Мытищи по специальности переводчика английского и французского языков. Занимался аналитикой и прогнозированием продаж в крупных торговых компаниях, в настоящее время учится на литературоведа. Живет в Москве. Это первая публикация в литературном журнале.

02.11.20222 822
  • 10
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться