Полозков проснулся когда уже темнело. Умылся холодной водой, фыркая и отплёвываясь возле умывальника, почистил щёткой красную с синим фуражку, потёр кусочком фетра пряжку со звездой. Всегда сам свою форму чистил. Жене не доверял. Не забыл и значок. На значке серп и молот, а на заданем плане меч. Полюбовлася на него. «Меч - это он. Борется с врагами. А враги они кругом. Не дремлют.» Всеволод подошёл к зеркалу, выпятил грудь, поправил гимнастерку и бодрым шагом вышел из комнаты.
Стол был уже накрыт. Завидев мужа, Люся засуетилась и начала подавать завтрак. Хотя по времени это был скорее ужин. Сегодня Полозков отправлялся в ночную смену. Люся налила кофе и присела на краешек стула, готовая сорваться по первому зову мужа. Полозков торопливо покончил с едой и хмурясь отгородился от вопрошающих Люсиных глаз газетой. Через какое-то время он встал, снова одернул гимнастерку и привычно поцеловав на прощание жену, отправился в управление.
Иногда Полозков ходил на службу, как все: вставал рано утром, брился. точно так же фыркал возле умывальника, завтракал, только уже по-настоящему и шёл выполнять свой нелёгкий долг. Да, враги были кругом. Они маскировались под допропорядочных граждан, просачивались на ответственные посты, вводили в заблуждение. А когда их наконец выводили на чистую воду, то они всё отрицали, кричали о своей невиновности, умоляли. Конечно, работа эта была нелёгкая, но приятно было сознавать в конце рабочего дня, что борешься с врагами народа. Успешно борешься. В этой борьбе проходили его дневные дежурства: с боем, клещами приходилось вырывать показания, выбивать из преступников правду.
Ночные дежурства были другими. Вечером Полозков приходил в управление и вместе с напарником получал список с именами и адресами. За ночь нужно было объехать все адреса и арестовать ничего не подозревающих врагов. Взять тёпленькими, как любил шутить Полозков. Сегодня было именно такое дежурство.
По первому адресу дверь открыл невысокий взлохмаченный человек в полосатой пижаме. Пока Полозков и его напарник по- хозяйски входили в квартиру, человек трясущимися руками пристраивал на носу проволочные очки. "Не нужны тебе будут очки," - вскользь подумал Полозков. Они прошли в комнату, задали все формальные вопросы. Гражданин в пижаме стоял в углу комнаты, нервно сжав у груди руки. Через несколько минут приехали товарищи из оперативного отдела и начался обыск. С грохотом открывались шкафы и ящики, на пол летели вещи. Добротные кирзовые сапоги топтали книги, фотографии, бумаги. Полозков прошёл в спальню, огляделся и начал выдвигать ящики трюмо. Во втором сверху под стопкой белья лежал револьвер. Ещё царский, с гравировкой. Полозков сразу понял, что вещь ценная. Не было времени разбирать надпись, да и темно было в комнате. Полозков торопливо сунул револьвер в сапог. Для виду ещё погремел ящиками и вышел из спальни.
- Там ничего нет, - бросил Полозков и поймал испуганный взгляд человека в пижаме.
- Товарищи, это, вероятно, какое-то недоразумение... - залепетал человек.
- На месте разберёмся, - оборвал его напарник Полозкова и резко приказал:
- Одевайтесь! Вещи не брать!
Хотя Полозков и не участвовал лично в допросах, он знал, что арестованный им человек в пижаме сознался во всем. «Ещё бы он не сознался. Просто так органы никого не арестовывают. Туда ему и дорога, двуличной гадине.»
Через три месяца среди ночи Полозкова разбудил громкий, требовательный стук в дверь. Он, отработавший длинную дневную смену, сначала подумал, что вызывают в отдел на доработку. Но незнакомый голос за дверью на вопрос «Кто там?» крикнул:
- Гражданин Полозков? Открывайте немедленно!
Он отворил, всё ещё ничего не понимая. В квартиру ворвались несколько человек в кожаных пальто. Вспыхнула огромная люстра под потолком, резанув по глазам ярким светом. В дверях спальни испуганно куталась в шаль бледная от страха жена. Оперативники без лишних объяснений приступили к обыску квартиры.
- Товарищи, в чем дело? Это какая-то ошибка. Я служу в органах. Старший лейтенант Всеволод Емельянович Полозков. Я предъявлю удостоверение.
Он метнулся к двери спальни за спасительным удостоверением, которое бы конечно сразу разъяснило это нелепое недоразумение.
- Гражданин Полозков, мы знаем кто вы. Потрудитесь немедленно сдать табельное оружие, - проговорил усталый и хмурый майор, который так и не представился. Полозков его видел в отделении не раз, но никак не мог вспомнить фамилии. Полозков сдал оружие и рассеянно присел на краешек стула.
- Сева, - умоляющий голос жены заставил вздрогнуть и вернуться в реальность.
- Товарищи, объясните наконец что это значит! Я ни в чём не виноват! - почти закричал Полозков.
- В отделении разберутся, - ответил усталый майор, - Одевайтесь. Вещи не брать.
Что-то оборвалось у Всеволода внутри. Внизу живота разлился смертельный холод.
- Разрешите зайти в спальню, - глухо попросил он, - моя одежда там.
- Идите. Только быстро, - брезгливо поморщился майор.
Полозков вошёл в спальню и несколько секунд стоял, уставившись в одну точку. Холод расползался по внутренностям, захватывая и сердце, и лёгкие. Становилось трудно дышать. Полозков рывком открыл ящик трюмо, нашарил холодеющими пальцами револьвер с чужой дарственной надписью и торопливо взвёл курок.
Когда раздался выстрел, оперативники в гостиной прекратили обыск и переглянулись, усталый майор кинулся к спальне, а Люся вскрикнула и упала в обморок.
Рисунок Елены Сорс
Анастасия Сорс (Anastasia Sorce) родилась в Екатеринбурге. Окончив Уральский университет, в 1995 году эмигрировала в Америку. Там она пережила несколько профессиональных реинкарнаций и, наконец, вернулась к своему юношескому увлечению - литературе. Анастасия - автор собственного блога - публиковалась в издательстве "Снежный Ком". В настоящее время живёт в пригороде Нью Йорка с мужем и двумя детьми и посвящает своё время семье, работе и изучению художественного письма и литературы на заочном отделении Кембриджского университета.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи