МОЙ ПЕРВЫЙ ВАЛЬС

Седьмой класс. Возраст одиночества, бравады, сопротивления и фантазий...

Мои школьные подруги уже давно ходили на танцы в Дом Офицеров и делились со мной подробностями своей личной жизни. Я делала вид, что мне безразлично, хотя в действительности была весьма заинтригована.

Ларчик открывался просто: я не умела танцевать вальс. То, что многим даётся легко и естественно, заняло у меня два месяца тайных тренировок на пустой кухне.

Наступил день, когда я была готова. Излишне говорить, что для этого случая было сшито платье в горошек с неприличным по тем временам вырезом и взяты у подруги напрокат белые туфельки на каблучках. 

В провинциальных городках танцы в Доме Офицеров – это волнующее событие. Солдаты, получившие увольнительные, офицеры, штатские, школьницы, разведённые дамы... Здесь бурлила своя жизнь, царили свои «звёзды», были свои правила.

Я стояла у стены, всем своим видом демонстрируя независимость и безразличие. Духовой оркестр играл вальс «Амурские волны». Мою не по возрасту оформившуюся подругу закружил бравый солдатик, вторую тоже вскоре пригласили. Я чувствовала себя неловко и потерянно. Мне так хотелось танцевать! Я старалась ни на кого не смотреть, чтобы не выдать это желание. Правда, я не была одинока – возле стены стояли девушки разного возраста, с такими же старательно равнодушными и независимыми лицами, в модных платьицах в полоску или в горошек и белых туфельках на каблучках.

Вечер уже подходил к концу, когда ко мне подошёл высокий симпатичный лейтенант и вежливо спросил: «Разрешите?». В этот момент я поняла истинный смысл фразы «сердце оборвалось». Он повёл меня в центр зала и закружил в вальсе. Я панически боялась, что меня подведут непривычные каблучки, что я собьюсь с ритма, или что он услышит заглушающий музыку громкий стук моего сердца... Но мы кружились в вальсе, и это было удивительно легко и прекрасно! Я просто закрыла глаза и отдалась фантазиям...

Прошли годы. Я до сих пор вспоминаю свой первый вальс, хотя лицо лейтенанта давно слизало время. Он проводил меня домой и корректно попрощался; вскоре хлопнула дверь соседнего парадного. Лейтенант ушёл, не подозревая, что за время этого вальса я прожила с ним свой первый поцелуй, тайные свидания в парках, бегство из дому и бесконечно долгую, счастливую жизнь.

НАВАЖДЕНИЕ

Недавно я перелистывала в своей памяти пожелтевшие от времени странички. Из них и выпала эта странная история моей платонической любви... Много лет мы с мужем жили на съёмных квартирах, легко перебрасывая своё нехитрое барахлишко из одного места в другое. Более того, мне нравилась эта кочевая неопределённость, и пугало слово «навсегда». На нас не давила никакая ответственность, кроме материальной. Нам не нужно было покупать комод, а к нему слоников, непременных атрибутов счастья. Жили вольно и бесшабашно – постоянными оставались только друзья и книги. Спустя много лет беспечной цыганской жизни мы получили квартиру. Итак, я замужем, у нас пятилетний сын и собственная квартира в новой девятиэтажке. Мы живём на пятом. С соседями ещё не знакома. Каждое утро, игнорируя лифт, сбегаю вприпрыжку по лестнице и тороплюсь на автобус. Постепенно обрастаю вещами, вазочками и мебелью. Привыкаю к мысли, что это уже навсегда. Я не люблю лифтов. У меня нет клаустрофобии, но в лифтах я чувствую себя, как в ловушке, и не доверяю им. Как-то раз я спешила на работу, а лифт остановился на нашем этаже. Там стоял мужчина лет пятидесяти, внешне напоминающий польского магната из старых романов: высокий, с аккуратной острой бородкой, одетый чуть старомодно, но, на мой взгляд, с безукоризненным вкусом. Для полной картинки не хватало лишь трости и пенсне. Он поднимает взгляд, и я ощущаю сильный электрический разряд. Мне, как и вам, не нравится это банальное определение, но я не могу подобрать более точного. На первом этаже мы оба молча выходим из лифта. 

Меня заклинило. Я не могу работать. Я думаю только о нём. Снова и снова я переживаю странное ощущение, испытанное мною в лифте. Не хочу знать ни его имени, ни его жизни; боюсь услышать его голос. Каждое утро я поджидаю лифт, идущий с девятого этажа, и захожу в него. Захожу, чтобы опять за несколько секунд прожить это необыкновенное чувство напряжения и электрических разрядов в замкнутом пространстве лифта. Мы молчим. Ему тоже не хочется знать моё имя. Мы никогда не здороваемся – голос может всё испортить. Мы больше не встречаемся взглядом. Я благодарна ему за это. Наш безмолвный роман длится уже полгода. Он становится моим наваждением. Мне часто снится, что лифт уходит без меня, и я просыпаюсь в отчаянии...

В мае к нам приехала родственница – милая, простая женщина из Подмосковья. Как-то, проводив меня до лифта, она вошла вместе со мной и доверительно сказала: «Чтой-то меня пучИт сегодня – так и строчу, так и строчу...». На первом этаже мы выходим. Он задерживается. Впервые за полгода я слышу звук его голоса. Он смеётся.

Магия изчезает. Роман закончен.

ПЛАЗМА

Мы живём в кондоминиуме. Наша квартира имеет много недостатков: просторную прихожую, которой мы практически не пользуемся, и большую гостиную, где в основном живёт наш кот Гошка. Помимо этого, есть две спальни и кабинет. Главная спальня находится рядом с застеклённой верандой. Здесь началась Бенина лаборатория: сначала скромно, только в пределах веранды, а впоследствии заняв бо́льшую половину спальни. 

В лаборатории живут своей жизнью пугающие меня приборы. Они мерцают лампочками, светящимися по ночам, издают странные звуки, ползут по полу перепутанными проводами… Одного я особенно боюсь: он похож на пришельца с другой планеты неоновыми выпученными глазами, непрерывно гудит и, по-моему, двигается. На самодельных полках громоздятся коробки с непонятными мне инструментами и деталями. Спустя короткое время из слов мужа и его шефа я понимаю, что в спальне поселилась ПЛАЗМА. Поскольку физика никогда не была моей сильной стороной, я покорно уступаю плазме спальню и перебираюсь в другую. 

Вторая спальня находится в отдалении, там мой маленький привычный мирок. На полках знакомые книги, шторы задёрнуты, включён кондиционер и, главное, нет телефона. Это, как и всё прочее, имеет свои достоинства и недостатки Основное время муж проводит в лаборатории, и с приходом в дом плазмы мы видимся реже. Мы живём дружной параллельной жизнью. Он сосредоточен на работе, я рассредоточена в быту. 

В последнее время я заметила за Беней одну странность, которая и дала толчок моей неуёмной фантазии. Основной телефон находится в кабинете, и в моей комнате звонки не слышны. Иногда трубку берёт Беня. На просьбу позвать меня он не пытается меня найти, а доброжелательно отвечает: «Риточка отдыхает». Услышав через дверь эту фразу в пятый раз, я озаботилась. Услужливая фантазия быстро и образно подсказала детективный конец. Муж не видит меня уже несколько дней. Компьютер выключен, холодильник пуст, голодный кот обессилено лежит на пороге… Настойчиво звонит телефон. Беня сосредотачивается на реальности и, наконец, открывает дверь в мою спальню… «Риточка отдохнула», – благостно сообщает он в трубку.

БОЛЬШОЙ ЗАПЛЫВ

Я смотрю на Беню, стоящего на берегу у кромки океана, и чувствую раздражение и зависть.

Раздражает буквально всё: и его восторженное лицо, и длинные руки, вытянутые то ли для зарядки, то ли для полёта, и ощущение его личного контакта с океаном… Раздражает и восхищает.

К моменту нашего запланированного ухода с пляжа Беня, наконец, готов к большому заплыву. Он поворачивается и отработанным брежневским движением машет мне рукой. Наступает время, когда и я начинаю всматриваться в океан: сначала вижу сверкающую от солнца лысину мужа, а через короткое время – едва различимую точку. Повторяется знакомый с юности сюжет. Я закрываю глаза и переношусь на одесский пляж «Отрада», переполненный отдыхающими. Из рупора доносится голос: « Вы пересекли линию заплыва! Мужчина, немедленно вернитесь назад!»

Мне не хватает этой фразы из прошлого. Точка продолжает удаляться в сторону стоящих на рейде кораблей и вскоре исчезает из поля зрения. На спасательной вышке двое американских подростков пьют пиво.

Через минут сорок я чувствую себя вдовой и осторожно подбираю мягкие слова, чтобы сообщить родным и близким о случившемся. Я думаю о своём горе, об одинокой старости, о завешенных зеркалах… 

Вспоминаю, что за двадцать семь лет жизни в Америке научилась только пользоваться кредитными карточками и ставить подпись на бумагах, что все дела вёл муж, что он всегда был рядом, и как же я без… В горле стоит ком, в глазах – слёзы. Неожиданно кто-то обхватывает меня холодными, мокрыми от воды руками. «Как прошли мои похороны?» – добродушно спрашивает Беня. Я молчу. Он примирительно добавляет: «Кстати, чёрный цвет был тебе удивительно к лицу!» 

Раздражение и зависть возвращаются.

ИЗ АРМЕЙСКИХ ИСТОРИЙ

Моего мужа Беню призвали в армию после окончания института.

Ему присвоили звание лейтенанта и отправили на Дальний Восток.

Как графиня Волконская, я преданно поволоклась за мужем. Трудно себе представить человека, менее приспособленного к армейской службе, чем Беня. В длинной гимнастёрке на вырост, бесформенных широких галифе и сапогах не по размеру, он вызывал в полку недоумение. Ходил Беня неторопливо, шаркая ногами, на утренние построения систематически опаздывал, с командиром части здоровался, вежливо приподнимая фуражку... На мой взгляд, Беню спас от гауптвахты счастливый случай. В полку была неработающая радиолокационная станция, которую в течение года безрезультатно пытались оживить специалисты из Хабаровска. Муж привёл её в порядок через пару недель, да так и остался при ней до конца службы. Ему дали в помощь восьмёрку толковых солдат, которые быстро стали нашими друзьями. 

Обращались они к нему формально: «товарищ лейтенант», но звучало это уже как имя, а не звание.

Итак, мы служили... Офицеры и солдаты относились к нам с покровительственной симпатией, командир части махнул на Беню рукой и вскоре стал для нас просто Ивансемёнычем, а я впервые в жизни занялась сельским хозяйством.

Для начала купила двух кур и поселила их в курятнике. Прожили они в нём недолго: на следующую ночь за одной из них пришёл хорёк и увёл её за собой, вторая ушла сама. Следующая попытка была серьёзней.

Посовещавшись с соседкой Галей, мы решили купить свинью. Галя была девушка деревенская, обстоятельная, и выбор я доверила ей. В расположение части животное торжественно доставили на подводе и окрестили её, по моей просьбе, необычным именем Пепита. Свинья была небольшая, довольно упитанная, с маленькими злыми глазками. Вначале я её побаивалась, но чувство ответственности пересилило страх. Я бегала в свинарник по нескольку раз в день, задабривая питомицу домашними котлетами и супами. Не могу сказать, что она меня полюбила, но отношения налаживались.

Первые пару месяцев Пепита вела себя не по-свински пристойно: валялась на солнышке, гуляла с хозяйским видом по двору, даже подружилась с местной собакой. К весне стала нервничать...

Однажды ночью наш боевой Даманский полк вскочил под ружьё от её дикого визга. Свинья визжала сутки, не переставая. Приглашённый из деревни ветеринар сказал, что её пора выдавать замуж. Моя опытная соседка повезла Пепиту в деревню к знакомому хряку и оставила новобрачную на несколько дней в доме мужа.

Вернулась наша свинья подавленной и разочарованной, пролежала, безучастно глядя в стенку, и через несколько дней тихо угасла. Под её толстой кожей билось нежное женское сердце, которое не вынесло разлуки.

Весь полк шёл за подводой, увозившей Пепиту в последний путь.

Наступил день демобилизации. Мы уезжали поздно ночью, и когда, несмотря на отбой, неожиданно раздалось «Прощание славянки», а солдаты и офицеры повысыпали из казарм, я с трудом сдержала слёзы.

Недавно, просматривая альбом с чёрно-белыми снимкам тех времён, я нашла маленькую фотографию. Беня в длинной офицерской шинели, я в позе Джульбарса у его ног, а в углу двора – наша Пепита.

Рита Александрович – библиограф по образованию, эмигрировала в США из Одессы в 1988 году. Стихи пишет с детства, рассказы – полтора года. Живёт и работает в Бостоне, Массачусетс.