литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Анна Гедымин

Вера в счастье

22.11.2023
Вход через соц сети:
13.01.20173 323
Автор: Мачей Милковский Категория: Проза

Татуировка

 

Перевод с польского Ксении Старосельской

 

У нас тогда даже своего офиса не было. Снимали маленькое помещение почти в центре, на первом этаже, на пару с салоном тату. Вообще-то, называлось заведение просто «Татуировка» — все эти салоны, студии, галереи появились только спустя несколько лет. А мы себя именовали «Бюро путешествий». Времена были пионерские, и мы, как всякие пионеры, были наивны, прямолинейны и немного ребячливы. Делали вид, будто руки у нашего брата дрожат от энтузиазма, хотя у большинства тряслись исключительно от старого доброго страха.

«Татуировкой» управлял Лысый — глядя на него, никто бы не подумал, что это остроумная кличка: Лысый и вправду был лыс и безволосье свое регулярно поддерживал с помощью одноразовой бритвы. Часто он брился на моих глазах — я имею в виду: брил голову, бороду Лысый не брил никогда, не знаю, может, она у него тогда еще не росла. В подсобке у нас был умывальник, но единственное зеркало висело в главном помещении, причем ближе к моему столу, так что Лысому за время бритья доводилось здорово набегаться. Там он намыливал и смывал, здесь брил, изворачиваясь невероятным образом, чтобы увидеть в зеркале собственный затылок — Лысый никак не желал смириться с тем, что при наличии только одного зеркала это в принципе невозможно. Был у него, правда, еще один метод: он ощупывал голову против роста волос, — и тем не менее под конец все равно просил меня кое-где подправить. Я загонял его в подсобку и подправлял над умывальником. Теперь-то я думаю, что он специально брил башку в конторе, потому что дома подправлять было, видимо, некому.

Надо сказать, Лысый с этим своим прозвищем был довольно-таки подозрителен. Самое интересное, что практически все приходившие к нему так называемые коллеги были безволосы, однако называть вещь своим именем явно дозволялось только ему. Вероятно, в глазах своих дружков он был не просто лыс, а лыс начальственно или первозданно. Их лысость была вторична, его — самобытна и неподдельна, хотя сотворялась над облупленной раковиной в неприглядной каптерке при участии моей — неумелой — руки.

Делал ли он тогда кому-нибудь татуировки, не помню. У самого — как и у остальных — татуировки, конечно, были; иногда он что-то рисовал (набрасывал какой-нибудь «узорчик» — слово «проект» еще не было в ходу). Но делал ли? Может, не в офисе, может быть, здесь он только принимал заказы, а накалывал где-то в другом месте. Хотя в подсобке лежал кое-какой инструмент для художественных пыток. Значит, все-таки, делал? Ничего я уже теперь не помню. Вероятно, это было просто-напросто отмывание грязных денег. Сейчас бы наверняка так сказали, но тогда? Деньги в то время, пожалуй, уже были — хотя еще старые, с коперниками и шопенами, — ну а как насчет грязных? Не знаю.

 

Русские танки в ту пору еще стояли. А даже если уже не стояли, то убрались совсем недавно и в любой момент могли вернуться. Такой у нас был свободный рынок — под сенью русских танков. Все с облегчением вздохнули только, когда президентом стал тот, что еще не так давно в красном свитере… А полегчало потому, что, когда президентом стал именно он, а танки не вернулись, появилась робкая надежда, что теперь, возможно, уже и не вернутся.

Но произошло это лишь спустя несколько лет, когда нашего «Бюро путешествий» давно уже не было в помине. Продержались мы каких-нибудь полгода. Потом рухнуло головное отделение в столице — ну и наш филиал, соответственно, тоже. Не знаю, сколько я за эти полгода продал турпутевок. Пять? Семь? Народу приходило много, но все только чтобы спросить: неужели и впрямь можно в этот самый Париж вот так взять и поехать? Да, можно было. Правда, на автобусе. Тогда всюду ездили автобусами. Париж, Вена, Италия, Англия, Греция, Испания. Сутки, двое суток, трое. Без кондиционера, без туалета, с копченой колбасой и консервированными огурцами в багажном отделении. Были еще такие супы в коробочке: упаковку надлежало встряхнуть, и суп каким-то таинственным образом разогревался. Не знаю, как это получалось. Вообще не знаю, как все получалось — что супчик, что эти турпоездки. Лично я никогда не встряхивал и ни в какие автобусные экскурсии не ездил.

Автобус отправлялся из столицы, и до нас ему было несколько часов пути. Выезжали всегда на ночь глядя, чтобы не терять день — завтрашний или послезавтрашний, который можно провести в Париже, — поэтому в наш город автобус обычно прибывал в сладкий предрассветный час типа четыре — полпятого. Теперь, вероятно, наши немногочисленные клиенты названивали бы мне по ночам, но тогда никто не звонил, поскольку еще не было телефонов — то есть, телефоны были, но только дома, а не в кармане, что, согласитесь, не одно и то же.

Телефонов не было, да и туристов, если можно так сказать, немногим больше. Действовали все по одной схеме: приходят в турагентство, спрашивают, можно ли, в ответ слышат: да-да, можно, — но чаще всего это ничем не кончается: что ж, хорошо, но как, куда, каким образом? С чем в гости? С консервированными огурчиками? В Париж?! Зайдут поглядеть «что дают» (все интересовались: ты сам-то уже там побывал?), напустят на себя вид знатока, глянут презрительно и уйдут с пустыми руками. Продавщица даже не вставала. Привыкла. Секс-шопы разорялись молниеносно.

 

В общем, ко мне посетители ходили, пускай без толку, а у Лысого их было — кот наплакал, зато все деловые. Приходили лысые, быстро что-то обтяпывали и уходили, захватив его с собой, а чуть погодя являлись очередные безволосые и спрашивали Лысого. Я отвечал, что он только что вышел с какими-то двоими. «С такими, лысыми?» — уточняли они. Я подтверждал, они соображали, с кем именно. Были у них свои приметы. Телефонов не было.

С Лысым у нас был уговор: если вдруг кто-то к нему, а его нет, то я клиенту все расскажу и покажу, — и уговор обоюдный, только другой стороне, то есть мне, без надобности, поскольку я всегда был на месте, а вот Лысый часто отсутствовал. Не было у меня деловой жилки, и в тогдашнем дарвиновском водоеме раннего капитализма мою персону помалу заглатывала более крупная безволосая рыба.

Лысый, впрочем, через пару месяцев после нас обанкротился — без нашей доли ему не хватало на аренду, ну и подменять его было некому, и подправлять на затылке и на макушке тупой бритвой над грязной раковиной тоже.

Но до того как мы синхронно свернули бизнес, одностороннее джентльменское соглашение строго соблюдалось, и я даже отксерокопировал их ценник, чтобы не бегать от стола к столу, хотя, честно говоря, много бегать не приходилось. А ксерокс тогда уже был — у кого-то этажом выше. Страница засовывалась снизу — надо было следить, чтобы ровно шла, — а наверху перемещалась такая большая крышка. Множительный аппарат для самиздата.

Происходило это в самом-самом начале. Когда система рухнула, мне еще не исполнилось двадцати. То есть рассчитывать было не на что. В полные двадцать становись хоть председателем совета директоров, хоть замминистра. Иначе — сидеть тебе с Лысым в съемной конторе.

Время я делил на две части: половину отводил на ответы пенсионерам («В Париж уже можно»), половину — на обслуживание непокорной растительности на черепе Лысого. Больше о времени мне сказать нечего. Но было еще межвременье, обычно растягивавшееся на долгие часы. Ни Лысого, ни пенсионеров; я погружался в межвременье и, в основном, читал классиков. Достоевского на этих дежурствах прочитал всего. Не пошло впрок.

Кроме чтения классиков у меня было еще одно занятие: я ждал. Этим, впрочем, занималась вся страна. Жили словно бы вполсилы, спустя рукава — чего-то ждали, но, если разобраться, чего? Ясно было: все у нас временное, промежуточное, но во что-то должно превратиться, что-то из этого должно вылупиться. То ли вернутся русские танки, то ли, наоборот, мы построим вторую Японию — это пока еще неизвестно, зато известно другое: пока все смётано на живую нитку и так ли, сяк ли скоро развалится. В общем, ждали, уклонялись от жизни в твердой надежде, что жизнь впереди. Надо как-то перекантоваться в этом предбаннике с Лысым, пока не впустят в парадную залу.

В том, что касалось жизни, макроэкономики, поездок за границу и татуировки, в целом ожидания оправдались. Ну а литература? Что с литературой? Я в ту пору думал, что нужно читать классиков и каким-то образом выбираться из туннеля переходного времени, прорубиться через Урал из Азии в Европу, додержаться до момента, когда и у нас будут красивые шмотки, красиво внутри и красиво снаружи, когда и у нас будет Париж с круассанами, вином и сыром с плесенью — вот тогда сиди себе в мансарде с видом на Сену (которая в межвременье станет вытекать из Вислы) и ваяй роман за романом.

А сейчас я думаю, что именно то время идеально подходило для сочинения романов. Возможно, без этой мансарды они бы не сочинялись, но надо было хотя бы делать заметки. Роман ведь сам ломился в дверь, стучал в ворота (как в «Макбете»), сам лез к тебе в постель. И не один роман, нет, целые трилогии, тетралогии, циклы романов — целые серии, библиотеки, эпохи, переломные этапы, прусты и набоковы. Я не говорю, что нужно было описывать происходящее, воспевать смену строя, экономическую и культурную трансформацию. Или писать о тогдашней круговерти (что я как раз делаю, но никаким романом тут и не пахнет) — следовало просто в нее погрузиться. Ведь вокруг была эдакая гиперреальность, когда резко обостряется восприятие. Мы-то думали, это анабиоз, время спячки, а на поверку — самое время проснуться. Стены вокруг были голые, из них торчали пустые крюки, вот и надо было на них вешать холст за холстом. Хорошо, в других сферах обошлось без подобных иллюзий и ошибок, поэтому сегодня у нас есть, к примеру, автомобили (или татуировки). А романов нету. Мы проспали нужный момент, читая классиков в полувиртуальных бюро путешествий. То, чего не было, миновало. Следующее совпадение через сто лет.

Ну а если бы мне пришлось выбрать одну из неиспользованных ситуаций — вроде тех, что раззяве-форварду снятся потом по ночам? Одну девушку, следом за которой не решился выйти из автобуса? Один роман, который стучался в ворота?

Наверно, я выбрал бы тот, который стучался — но не ко мне, а к Лысому. В принципе, тут нет никакой разницы: во-первых, у Лысого я тогда был кем-то вроде привратника, а во-вторых, вряд ли он с нетерпением ждал чего-либо в этом роде. Скорее опасался, как бы к нему кто-нибудь не постучался внезапно, — так я сейчас думаю.

«Послушай, если я ненадолго выскочу, а понадобится сочинить роман, выручишь меня, ладно?» — ничего такого Лысый ни разу мне не сказал. Но разве требовалось говорить?

 

Лысого не было. Вошел мужчина — сильно пожилой, нелепо одетый: вроде как по довоенной, но склепанной из пээнэровских частей моде. Все, казалось бы, при нем: шляпа, пиджак, галстук (а может, и фуляр — хотя нет, вряд ли фуляр) — но все некрасивое, дешевое, цветá просто никакие, буро-серые, будто еще на фабрике полинявшие.

— Я насчет татуировки, — сказал он.

— Коллеги нет на месте, — сообщил я. — Но у меня где-то здесь его прейскурант и каталог. Показать?

— Прейскурант показать, — ответил он.

  Я протянул ему прейскурант, который он внимательно изучил (я тем временем изучал его), после чего сказал:

  Того, что я ищу, здесь нет.

— А что вы ищете? Хотите сделать себе татуировку?

— Татуировка у меня уже есть, — прозвучало в ответ. — А коллега ваш когда вернется?

— Честно говоря, не знаю. Но я ему все передам. У нас с ним такой уговор. У меня тут филиал бюро путешествий. Если захотите, например, в Париж…

— Я был в Париже, — не дал он мне договорить.

Татуировка у него есть. В Париже был.

— Тогда чем я, вернее, мой коллега… — начал я.

— В прейскуранте этого нет, — сказал он, — но я знаю, сейчас такие вещи уже делают. Я хочу удалить татуировку. Спросите у коллеги, возможно ли это.

  Спрошу, конечно. А большая у вас татуировка?

— Могу показать, — ответил он и стал расстегивать пиджак.

— Она что, в интимном месте? — на всякий случай спросил я.

  Не так чтобы очень…

Он расстегнул манжет рубашки и завернул рукав. Пять цифр на внутренней стороне предплечья. Не очень высокий номер. Долгонько там просидел.

— Вы знаете, что это? — спросил он.

— Знаю.

— Уточняю на всякий случай, — сказал он, а я сразу подумал: и правильно делает, Лысый, к примеру, наверняка не знал бы. Может, и хорошо, что не знает, — на случай, если придется удалять…

— Понимаю, — сказал я.

— Пока была жива жена, — сказал он, — я не мог этого сделать. Она говорила, что нужно помнить. А я, представьте себе, и без того неплохо помню. Просто не хочу, чтобы меня с этим похоронили. Хочу предстать перед святым Петром таким, каким меня сотворил Господь Бог, а не Генрих Гиммлер.

— Понимаю, — повторил я.

— Не уверен, — усмехнулся он, застегнул рукав рубашки и надел пиджак. — Поговорите с коллегой. Я загляну на днях.

— Непременно поговорю, — заверил я его.

— Разрешите откланяться, — сказал он (значит, не здешний), действительно поклонился и ушел.

 

Так что же — это и есть роман? Нет, пока еще нет. Роман рождается только на следующий день, когда я все это пересказываю Лысому, а он с простодушием благородного варвара подкидывает мне недостающий элемент мозаики. Ведь не бывает такого: хоп! — и сразу тебе сюжет романа. Чтобы написать роман (как и рассказ, впрочем), нужны два сюжета — одинаково сильные, одинаково развернутые, — и лишь потом окажется, что сюжет все-таки один: двуединый фундамент.

Я был прав. Лысый не знал. Лысый ничего не знал и не видел, и потому так метко попадал в точку. Собственно, он меня обслуживал, а не я его.

— А чего это он? — вопрошает Лысый. — Бабы своей номер телефона не мог запомнить?

— Всего пять цифр, — уточняю я. — Слишком короткий.

— Но ты говорил, клиент — старикан, верно? Чтоб ты знал: до войны, — поучает меня Лысый, — мало у кого были телефоны, вот и номера были короткие. Небось, дедуля наколол спьяну, а теперь жалеет. Не он один такой. А у меня закон: по пьяни не делать. То есть, чтоб ни я поддатый, ни клиент. Кое-кому иногда хочется перед этим дерябнуть, но со мной хрен получится. Нет, и до свиданья. Рекламаций мы потом не принимаем.

— Но удалить-то можно?

— Не сказал бы. Вроде чего-то там впрыскивают, какое-то молочко. Посветлее — да, становится, но совсем не пропадает. Будет знать. Пить не надо было. Но если хорошо сделано, то и претензий не будет. Делать нужно в салоне (выходит, салоны тогда уже были), а не у кого попало. Деду этому как делали: профессионально или, как говорится, в походных условиях?

— Профессионально, но в походных условиях.

— Ну, не знаю. Скажи, что ничего не получится. Старый уже, какая ему разница? Недолго осталось мучиться с этой татуировкой. На пляж, небось, тоже не ездит, а? Я, в любом случае, не удаляю. Никто ко мне никогда с этим не обращался. Хотя, погоди… один раз было дело. Тоже, кстати, старик. В Германии.

— Ты был в Германии?

— Да. На заработках. Был там один старый немец, классный мужик. Как увидел мои татуировки, сразу спросил, кто делал, а я ему: мол, сам…

— Ты знаешь немецкий?

— Откуда… Он отлично шпрехал по-польски. А я по-немецки только: Heil Hitler! — говорит Лысый и вскидывает руку — не совсем, как те вскидывали, но, в конце концов, он же для наглядности. — А немец мне на это, что у него тоже есть татуировка, и он хотел бы ее убрать.

— Показал?

— Да. Под мышкой. Фигня какая-то, две буковки: A и B. Я говорю: этого ж не видно, — а он: в морге будет видно, да и неохота ему, чтобы с наследством вышел облом.

— Группа крови, — сказал я. — Кстати, довольно редкая.

— Ладно, допустим. Но в чем проблема, блин? Татуировку, что ли, нельзя иметь? Я знал одного, потом стал большой начальник, так у него на жопе был поросенок, ну знаешь, этот, из «Маппетов»…  или из «Муми-троллей».

— И что ты сказал немцу?

— Что убрать не получится, но я могу добавить сколько хочешь букв дальше по алфавиту. Для отвода глаз, если это, например, инициалы бывшей жены, типа того.

— А он что?

— Не захотел.

 

Нужно было тогда встать и уйти, а не оставаться в обществе Лысого ждать банкротства. Нужно было сказать: «Sorry, Лысый, меня ни для кого нет, а если кто-нибудь придет и спросит, можно ли в Париж, скажи, что нельзя, но на Хельской косе тоже красиво. А я испаряюсь. Бегу искать твоего деда — и своего тоже, не физически, конечно, а в собственном блокноте, с помощью авторучки. Вернусь года через три. Или через пять. А ты здесь банкроться и обрастай, гребаный бандюк с недобритой башкой!»

Нужно было уйти и не ждать деда, который, разумеется, больше не пришел. Нездешний был — может, ему где-нибудь в другом месте удалили. А может, помер. Такое иногда случается.

Ага. Татуировки теперь удаляют лазером — в Германии, верно, уже не первый год. Бесследно. Но делать это лучше у врача, а не у Лысого. Самого Лысого я недавно видел на улице — волосы у него, кстати, не отросли. А какие романы сейчас пишутся и какие стучатся в ворота, я не знаю и, похоже, никогда уже знать не буду.

 

Читайте также:

Интервью с Ксенией Старосельской: "Влезть в шкуру автора"

 

Мачей Милковский (р. 1980). Прозаик, переводчик, литературный критик, фельетонист; окончил психологический факультет. Живет в Кракове. Перевел около полутора десятков книг с английского. На антенне интернет-радио «Студня» («Колодец») ведет посвященную литературе программу «Мой книжный», пишет фельетоны для портала Xięgarnia. Автор сборника рассказов «Вист» (2014); весной в свет выходит второй сборник. Рассказы М.М. переведены на английский, литовский, нидерландский, немецкий, русский, украинский, венгерский языки. 

 

Старосельская Ксения Яковлевна. Переводчик польской художественной литературы, редактор. Член редколлегии журнала «Иностранная литература». Живет в Москве. Переводила прозу Генрика Сенкевича, Михала Хороманского, Тадеуша Боровского, Марека Хласко, Тадеуша Новака, Веслава Мысливского, Ежи Анджеевского, Тадеуша Ружевича, Корнеля Филиповича, Тадеуша Конвицкого, Юлиана Стрыйковского, Ханну Кралль, Рышарда Капущинского, Януша Гловацкого, Стефана Хвина, Ежи Пильха, Ольгу Токарчук, Павла Хюлле, Збигнева Ментцеля, Мацея Малицкого, Вильгельма Дихтера, Адама Водницкого и др.; стихи Тадеуша Ружевича, Виславы Шимборской.

Награды:

Кавалерский крест Ордена за заслуги перед Польской Республикой (1999)

Офицерский крест Ордена за заслуги перед Польской Республикой (2014)

Награда Польского ПЕН-клуба (2004)

Награда «Трансатлантик» (2008)

Почетная награда Фонда польской культуры (2010)

Премия "Мастер" (2016)

 

 

13.01.20173 323
  • 3
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Коллектив авторов Самое важное — в нюансах
Галина Калинкина Текст найдёт писателя и задушит
Михаил Эпштейн Зияние, или Заклятие кистью
Николай Грозни Признак Будды
Юлия Медведева Роман с Индией
Александр Курапцев Кумаровские россказни
Ефим Бершин С чистого листа
Дмитрий В. Новиков Волканы
Марат Баскин Жили-были
Павел Матвеев Встреча двух разумов, или Искусство парадокса
Ефим Бершин Чистый ангел
Наталья Рапопорт Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи
Алёна Рычкова-Закаблуковская Взошла глубинная вода
Анна Агнич Та самая женщина
Юрий Анненков (1889 – 1974) Воспоминания о Ленине
Елизавета Евстигнеева Яблочные кольца
Владимир Гуга Миноги с шампанским
Этажи Лауреаты премии журнала «Этажи» за 2023 год
Галина Калинкина Ольга Балла: «Критика — это служба понимания»
Михаил Эпштейн Лаборатория чувств. Рассказы о любви.
Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться