Шкварочка
Жили-были на сковородочке шкварочки.
Хорошо жили, дружно. Потели на жаркой полянке золотистым жирком, хвастались друг перед дружкой пухленькими боками и болтали без умолку. Шкворчала сковородочка, румянились шкварочки — весело! И начали шкварочки от удовольствия подпрыгивать. Резвятся – брызги во все стороны летят! А одна шкварочка, самая пухленькая и румяная, подпрыгивала выше всех. Прыгнет, кувырнётся в воздухе и хохочет. Как-то раз взвилась шкварочка так высоко, что плюхнулась вместо родной раскаленной сковородки на ледяной кафельный пол.
Подошел к шкварочке великан, подхватил двумя большими, похожими на сосиски пальцами, поднес к огромной зубастой пасти и стал дуть. Холодно шкварочке, жутко. Вот-вот наступит страшная мучительная погибель!
Только приготовился великан проглотить шкварочку, запыхтел, зачмокал, высунул мерзкий розовый, похожий на огромного червяка язык, как с небес раздался голос:
«Несьм Ей Эсть Спола!». «Спола! Спола! Спола!» – разнеслось раскатистым эхом.
О, чудо! Испугался великан, замер, скукожился. Спрятал розового червяка обратно в зубастую пасть и бросил шкварочку в помойное ведро.
Лежала шкварочка в темноте и слушала, как там, за стеной, шкворчит сковородочка и весело смеются ее подруги. Стало шкварочке грустно, и она заплакала от горя и одиночества. Внезапно шкворчание прекратилось, и в наступившей зловещей тишине послышались хруст и чавканье. Поняла шкварочка, что это великаны едят ее сестер и побледнела от ужаса. В ту же минуту снизошло на шкварочку Озарение.
Весь оставшийся день она продрожала в темном углу, повторяя, словно мантру, непонятные спасительные слова: «Несьм Ей Эсть Спола!» Потом трижды кланялась в сторону консервной банки из-под фасоли в томате и вновь, уже громче, троекратно повторяла: «Спола! Спола! Спола!»
А вечером шкварочка повстречала яблочный огрызок. Это был поджарый, смуглый шатен с кокетливым листиком на черенке, такой обаятельный, что шкварочка сразу рассказала ему свою историю. А тот в ответ поведал свою. Оказалось, огрызок тоже сегодня побывал в переделке - врагу не пожелаешь! Так они проговорили, проплакали и просмеялись всю ночь. А под утро шкварочка, устав от свалившихся на нее приключений, прилегла на плечо огрызка. Мерный скрип консервной банки баюкал, а кокетливый листик приятно щекотал щечку, и шкварочка быстро забылась сладким сном.
С первыми рассветными лучами пальцы, похожие на сосиски, подхватили помойное ведро и потащили во двор. Внутри началась кошмарная качка, и консервную банку стошнило маленькой красной фасолинкой. Огрызок завыл, застучался в стены и забился в истерике, предчувствуя скорую смерть, но шкварочка успокоила его.
Она научила нового друга волшебному заклинанию, которое недавно спасло ей жизнь. Когда содержимое ведра высыпалось перед грязной толстой свиньей, шкварочка и огрызок встали в полный рост перед жадно шмыгающим рылом и, взявшись за руки, гордо проговорили: «Несьм Ей Эсть Спола!»
Затем повернулись в сторону одинокой фасолинки (консервную банку к тому времени выбросили в контейнер для промышленных отходов), трижды поклонились и во всю глотку заорали: «Спола! Спола! Спола!»
Увы, на этот раз чуда не произошло. На свиней волшебные заклинания не действуют…
Костыль
В почтовом отделении передо мной оказалась небольшая очередь. Первой у окна стояла опрятная моложавая старушка, одетая в спортивные брюки и самовязанный шерстяной жакет. Устойчивости ее жизненной позиции способствовал локтевой костыль. Старушка что-то заинтересованно выспрашивала у неторопливой почтальонши, увлеклась и выпустила на мгновение свою опору. Костыль брякнулся о казенный пол. Почти забытое, оставшееся на уровне безусловных рефлексов воспитание, заставило меня метнуться и подать старушке видавший виды медицинский атрибут.
Старушка сухо поблагодарила и продолжила беседу. Буквально через минуту история повторилась. Костыль упал, а я, оглядев почтовый зал и убедившись в своей относительной молодости, снова проделал наклон-захват-подачу. На сей раз я удостоился более теплой благодарности, сдобренной виноватой улыбкой.
Когда костыль упал в третий раз, и я степенно, с укоризной во взгляде (мол, «Ай-яй-яй! Ну, что же вы!») направился на очередной тимуровский поступок, то услышал еле уловимое «Апорт!»
Я подал костыль. Старушка пошарила в обширном кармане жакета и достала кусочек сахара. Затем сдула с лакомства налипшую карманную пыль и бросила мне. Я смачно захрустел нежданной наградой, а старушка потрепала меня по голове и ласково улыбнулась.
Вадим Смоляк. Родился в Ленинграде в 1965 году. Пишет стихи и небольшие рассказы для взрослых и детей, сценарии анимационных фильмов. Публиковался в жураналах "Аврора", "Вокзал", "Царскосельская лира"; литературных альманахах "Глаголъ", "Заповедник".
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи