«…И ВСЁ ЖИВОЕ…»

                                                      «Господня — земля и что наполняет ее,

                                                      вселенная и всё живущее на ней…»

                                                             Псалтирь, пс. 23, ст. 1.

     1.

     — Еще немножко, еще, да напрягитесь же, последнее усилие… Ну, вот — поздравляю: у вас чудесная девочка! А какая красотка!

     — Она… Она нормальная?

     — На первый взгляд — да. Сейчас осмотрим. Так. Сестра, оботрите, закапайте в глазки. Ага: две ноги, две руки, одна голова, по пять пальчиков на руках и ногах, ничего лишнего…

     — А лицо, личико?

     — Да успокойтесь, мамочка! Я ж сказал, — красотка! Давно не видел такого нормального младенца! Держите!

     Сестра положила рядом продолговатый сверток в сером больничном одеяльце. Элис повернула голову, — малышка чмокала пухлыми губками, крепко зажмурившись. Ручонка вылезла из пеленок, двигалась возле лица матери.

     Элис взяла ее двумя пальцами и прижала к губам.

     — Доктор! Когда вы нас отпустите?

     — Думаю, нет причин вас удерживать. Если с вами тоже все о-кей, то через несколько дней будете дома! Только возьмем у малышки кровь на хромосомный анализ, — вы же знаете, мутация может развиться со временем. Анализ будет готов дней через двадцать, — у нас нет такой аппаратуры, придется отослать в Центр. Но я почти уверен, что все будет хорошо. А вы позвоните нам через месяц, будете знать результат…

     — Спасибо, доктор! — Элис улыбнулась и впервые взглянула на Алана, испуганно притулившегося у изголовья:

     — Дорогой! Я так счастлива!

     Он склонился и поцеловал ее в лоб:

     — Ты уже придумала, как мы ее назовем?

     — Да, — она кивнула, — ты только взгляни, как хороша она, — чистый ангел!

     — Энджела… — его лицо словно оттаяло, — ну, конечно, — Энджела!

     Улыбающаяся сестра взяла ребенка и понесла в детскую.

     — Отдохни, дорогая, — Алан двинулся к двери, — я закуплю все нужное для нас и малышки, и — домой.

     Утомленная Элис закрыла глаза. Теперь она могла расслабиться не только физически, но и морально. «Какое счастье, — думала Элис, — девочка нормальная! Господи, я так боялась!»

     Время от времени задремывая, она вспоминала свою беременность, свои страхи и надежды…

     Алан служил смотрителем в Йеллоунстонском заповеднике. Их дом и прилегающие постройки прилепились к отвесной скале на небольшой площадке из желтого песчаника на высоте более полутора тысяч метров над морем. В сорока милях от них вниз по извилистой горной дороге теснился небольшой городок Гринвуд. Раз в месяц Алан ездил туда за продуктами, лекарствами и газетами. И каждый раз Элис отказывалась поехать с ним, чтобы посетить клинику и пройти необходимое обследование:

     — Какой бы ребенок ни родился, я не позволю им отобрать его у меня! Я буду сама растить его, я буду любить его, как никто не станет его любить! Разве ты не знаешь, Алан, что они делают с такими детьми?

     — Это не так плохо, милая! Дети живут на прекрасном острове и чувствуют себя среди своих! За ними хороший уход, у них есть все, чего они хотят!

     — У них нет главного, — Элис очень уставала от этих споров, — они — сироты. У них нет семьи…

     Когда пришло время родить, она испугалась. Алан ушел в очередной обход своих заповедных владений, Элис была одна. Схватки усиливались, боль становилась нестерпимой. Понимая, что ей понадобится помощь, Элис позвонила в клинику Гринвуда.

     Через трое суток после рождения Энджелы Элис с затуманенным нежностью взглядом устроилась полулежа на заднем сиденье их старого, заслуженного джипа, держа на руках свое спящее сокровище. Алан вел машину осторожно, срезая зигзаги дорожного серпантина, чтобы драгоценных пассажирок не укачало. Все свободное пространство в машине было забито пакетами и коробками, на крыше красовалась нарядная детская ванночка, накрывшая не менее нарядную детскую кроватку: приданое крошки Энджелы было укомплектовано полностью и по большому счету.

     2.

     Еще будучи студенткой биофака Санкт-Петербургского университета Ира Градова увлеклась хромосомным анализом. Получив распределение в Институт физиологии имени Ивана Петровича Павлова, она продолжила работу и вскоре защитила кандидатскую диссертацию на тему: «Влияние усиления солнечной радиации, возникшей в результате уменьшения озонового слоя, на появление мутаций у младенцев в период внутриутробного развития и после рождения».

     Работа была оригинальной и оказалась перспективной, — выводы, сделанные молодой аспиранткой, подтвердились, к сожалению, очень скоро. Не прошло и десяти лет, как по всей планете рождение нормального младенца стало событием, тем более радостным, что многие женщины вообще отказывались иметь детей. Будущие матери, обнаружив, что во чреве у них мутант, предпочитали немедленно от него избавиться. В результате резко упала рождаемость.

     Ирине Петровне Градовой, защитившей докторскую диссертацию на тему: «Распознавание мутаций у плода на ранней стадии беременности с помощью хромосомного анализа», в Американском Центре изучения мутаций была предоставлена лаборатория как «приглашенному профессору» для обмена опытом и дальнейших изысканий.

     В свои тридцать восемь Ирина была моложава и энергична. Несмотря на внешнюю привлекательность, она все еще была одинока, если не считать безумного увлечения студенческой поры, когда на третьем курсе она чуть не бросила учебу, отчаянно влюбившись в очаровательного шалопая, отчисленного за неуспеваемость и звавшего уехать с ним в его «тьмутаракань».

     Но чувство долга перед родителями и нежность к обожаемой бабушке, которая «жила Ирочкиными успехами», не позволили ей совершить непоправимую ошибку.

     — Я буду тебе писать, — убеждала она возлюбленного, — приезжать на каникулы, два года быстро пролетят!

     И она писала ему пылкие письма, но… Но ответа не получала. А через полгода получила открытку, подписанную незнакомым женским именем. Всего несколько слов: «Оставьте моего мужа в покое». То ли он женился в эти полгода, то ли уже был женат? Скорее всего, — его дома ждала невеста.

     Ира не стала разбираться, она была гордой девушкой. И ей удалось подавить в себе горечь обиды и начать жить заново.

     Она работала с упоением, и с радостью согласилась на приглашение американских коллег, ведь дома ее ничто не удерживало.

     Первый год работы в Центре пролетел незаметно, ей предложили остаться еще на год. И она осталась, — так было интересно!

     Постепенно Ирина Петровна Градова превратилась в Айрин Градоу. Она не возражала, понимая, что окружающим так проще с ней общаться.

     3.

     Алан включил отопление, и в доме вскоре стало тепло. Элис распеленала девочку, чтобы поменять подгузник. Малышка хныкала, — пора было кормить. Элис обмыла грудь и приложила дочку к набухшей железе. Быстро найдя сосок, девчушка зачмокала, не отрываясь, вцепившись ручонкой в материнскую грудь.

     Алан, разбиравший вещи, вдруг остановился, глядя на них.

     — Что? — встрепенулась Элис, — что-то не так?

     Алан смутился:

     — Все так, моя милая, все так, просто…

     — Что? Что?! — ее душила тревога.

     — Да не тревожься ты, Элис, дорогая, просто это так… красиво, — ты и малышка, точно Мадонна, ну, которая кормит младенца Иисуса… Помнишь, мы видели передачу? У тебя такая же красивая грудь!..

     — Фу, Алан, — Элис облегченно засмеялась, — ну ты бесстыдник! Отвернись, не смей нас рассматривать!

     Он подсел к ней и обнял за плечи:

     — Интересно, какие у нее глазки? — мечтательно прошептал он, глядя, как сосет ребенок, — ты видела?

     — У всех младенцев глазки одинаковые — темно-синие. Это потом пленочка сходит, и они становятся разными.

     — Значит, ты не видела еще?

     — Нет. Она то спит, то плачет… Все зажмурившись…

     Девочка отпустила сосок, и три тугие струйки молока брызнули ей в личико. Элис быстро убрала грудь и стала утирать нежные щечки. И тут Энджела открыла глаза.

     Сказать «открыла», — значит, ничего не сказать. Она… распахнула их! Так внезапно распахивается зеленая долина или морской простор, когда машина взлетает на горный перевал, чтобы начать спуск, и у всех пассажиров вырывается восхищенный вопль, исторгнутый из самого нутра: а-а-ах!

     — А-а-ах! — вскрикнули Элис и Алан!

     Огромные, почти в пол-лица, почти рассекающие виски, осененные  пушистым рядом темных ресниц, ярко-голубые с прозеленью летнего неба, сияющие неземным светом глядели на них глаза их дочери.

     Пухлые, испачканные молоком губки девочки были приоткрыты, и Алану показалось, что она улыбается…

       4.

     — Доктор Градоу! Доктор Градоу! — лаборантка была очень взволнована, — вы должны сами это увидеть!

     — В чем дело, Джил, — Айрин спокойно натянула комбинезон, повесила на шею респиратор.

     — Вам звонили весь уик-энд, — возбужденно тараторила лаборантка, — мы не сразу это поняли, ведь сначала обследуются беременные и дети с мутацией, а эта шла с грифом «норма»…

     — Ну и что?

     — А то: когда мы принимаем смену, всегда проверяем, что нам оставили. А эта «норма» была последней, ее еще не закончили. Вот я посмотрела и говорю: «Какая ж это норма? Это нечто, чего вообще не было». Да вы сами взгляните!

     Айрин прошла за взволнованной лаборанткой в глубину зала, где на особой платформе стоял новейший электронный микроскоп с подключенным к нему компьютером. Она села к экрану, нажала несколько клавиш.

     То, что она увидела, было ни на что не похоже. Такого хромосомного набора она никогда не видела, а ведь через ее лабораторию проходила кровь почти всех младенцев в мире, во всяком случае, — за последний год.

     Айрин попросила контрольный образец, — аппаратура была в порядке.

     Она еще и еще смотрела на удивительные картинки на экране:

     — Почему нет обследования матери? Мы должны немедленно найти этого ребенка. Девочка? Хорошо, эту девочку следует изолировать!

     Сидя в вертолете, взятом в ближайшем к Гринвуду аэропорту, Айрин мучительно соображала, в чем может проявиться столь странная мутация. Конечно, она распорядилась в свое отсутствие провести ряд экспериментов с имеющейся пробой крови. «Отрицательный результат — тоже результат, — думала она, — но сейчас важней всего найти ребенка!»

     А вертолет уже заходил на посадку на крышу клиники в Гринвуде.

    5.

     Эту ночь они плохо спали, — девочка хныкала, металась, вертелась с боку на бок, словно ей что-то мешало. Утром обнаружилась небольшая температура.

     Днем розовощекая, пухленькая Энджела с нежным золотым пушком на головке лежала на животике и «беседовала» с окружавшими ее игрушками на своем «птичьем» языке.

     Чтобы в очередной раз поменять подгузник, Элис положила ребенка на стол, но девочка разразилась громким криком, она выгибалась, пытаясь оторвать спинку от жесткой поверхности стола, или повернуться на бок. Элис тихонько повернула ее и подняла рубашку: два красных, воспаленных бугорка на детских лопатках глядели, как два глаза.

     — Детка моя, — прошептала потрясенная Элис, — бедная моя девочка…

     Она осторожно, на руках поменяла подгузник, взяла толстый слой ваты и обвернула им детскую спинку.

     — Ну, вот, — шептала она малышке, — теперь будет не так больно…

     Вернувшийся с обхода Алан нашел жену в слезах.

     — Что будем делать, дорогая? Через десять дней будет анализ, ясно, что плохой…

     — Ты меня спрашиваешь? — она возмутилась. — Ты же знаешь, — я ее не отдам! Надо уехать… У нас есть деньги?

     — Есть немного, тысяч пять в Гринвудском банке…

     — Поезжай немедленно и возьми все! Спросят, — скажи: едем к родителям, показать нашу нормальную малышку!..

     — Хорошо, что мы купили много детских вещей «на вырост», они нам пригодятся, — бормотала Элис, складывая чемоданы. — Себе возьмем самый минимум…

     Она вдруг замерла, пораженная внезапной мыслью. А мысль была совершенно безнадежной и страшной. Элис подумала о том, что у них больше никогда не будет своего дома, потому что они теперь вечные беглецы. Она старалась не думать о том, что будет с девочкой дальше, когда она вырастет и станет взрослой.

     «Время покажет, — утешала себя Элис, — сейчас надо помочь ей с этими болячками, я раньше ничего такого не видела».

     Они выехали, когда совсем стемнело. Алан вел машину очень медленно, дорога едва белела в тусклом свете подфарников, — Алан не хотел, чтобы свет фар был замечен снизу. Так же тихо они миновали Гринвуд. Выехав за щит указателя места, Алан зажег фары и перешел на максимальную скорость.

     А малышка Энджела с ватным горбиком на спинке мирно посапывала на руках у матери.

     6.

     Когда машина шерифа остановилась перед домом супругов Брэдли, там не было заметно никакого движения.

     Шериф Блумкот вышел из машины и обошел дом.

     — Опоздали, — огорченно сказал он, заглянув в гараж. — Судя по подросшей на дорожке траве, они смылись дней десять назад.

     Айрин откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза.

     «Если они уехали десять дней назад, значит, мутация уже началась, — думала она. — Эти глупые родители погубят ребенка».

     Она не понимала, почему некоторые матери так неохотно расстаются со своими уродцами, хотя хорошо знают, что их детям будет много лучше среди таких же, как они, под присмотром умных и ласковых профессионалов. Да и куда скроешься с таким ребенком?

     — Куда они могли поехать? — спросила она, когда шериф вернулся в машину.

     — Надо порасспросить кое-кого, — ответил тот, отъезжая. — Сегодня уже поздно, завтра, послезавтра — уик-энд, все закрыто. Но я разыщу, кого надо. Мы все равно потеряли десять дней, еще два ничего не решат.

     Он уверенно вел машину по горному серпантину дороги. Айрин краешком глаза рассматривала крупные, сильные руки, лежащие на руле, с удовольствием отметив про себя отсутствие обручального кольца.

     «Интересно, — думала она, — почему он не женат? Ведь ему уже за сорок, —

она слегка повернула голову и взглянула на сидящего рядом мужчину. — Хорош! Куда смотрят местные леди?»

     Шериф Гарри Блумкот и правда был хорош с точки зрения любой женщины: высокий, широкоплечий, с мужественным подбородком и мягким взглядом теплых карих глаз, он производил впечатление основательности и надежности, хотелось ему довериться, на него опереться. И Айрин мысленно поблагодарила судьбу за такого помощника.

     За воскресным обедом они обменялись информацией.

     — Врач, принимавший роды, — говорила Айрин, — совершенно уверен, что ребенок нормальный, — ничто не указывало на мутацию. Кроме того, девчушка очаровательна, как сказала сестра: «чистый ангел». Так и назвали — Энджела…

     Хлопоты шерифа оказались более продуктивными:

     — Когда Брэдли снимал деньги со счета в банке, как раз на десятый день после рождения девочки, то сказал, что они собираются навестить родителей, — «показать им нашу нормальную малышку», так и сказал: «нормальную», хотя его об этом никто не спрашивал. А которых родителей, его или ее, — не сказал. Это — первое. Второе: он в тот день закупил очень много консервированной еды и подгузников, а также две канистры бензина. Чтобы не заправляться поблизости, я думаю. Машина у них — джип с большим стажем. Но Алан хороший механик и довел его «до ума». Так что искать их надо уже далеко.

     — Что же нам делать? — обеспокоенно спросила Айрин.

     — Я разослал по системе полицейского оповещения их приметы, будем ждать…

     — Но у вас есть какие-то предположения, куда они могли направиться?

     — Я не думаю, что они появятся у родителей, ведь там их будут ждать наши люди. Они это знают и туда не поедут. Скорее они попытаются добраться до границы — либо на юге, либо на севере. Учитывая, что с ними такая кроха, они, пожалуй, поедут на юг — к мексиканской границе, все-таки для ребенка климат более комфортный…

     Айрин грустно покивала в ответ:

     — Когда я вас слушаю, шериф, все кажется простым и легким. Что я буду делать без вас, ведь я плохо знаю вашу страну?

     Он изучающе посмотрел на ее склоненную голову, отягченную тугим узлом золотистых волос. «Откуда она, — подумал Гарри, — из Ирландии? Из Скандинавии? Акцент странный…» В ней была некая тайна, он не понимал — что, и это будило его интерес к ней.

     — Доктор Градоу, — начал он.

     — Айрин, — поправила она.

     — Отлично, Айрин, — он улыбнулся. — Мне давно положен отпуск. Завтра я свяжусь с начальством и, если вы не возражаете, поеду с вами!

— О, Гарри! — только и могла воскликнуть Айрин в ответ.

     7.

     Алан повернул на север.

     Имея бензин в запасе, он гнал, нигде не останавливаясь, стараясь удалиться от Гринвуда как можно дальше. Через двое суток они пересекли границу с Канадой. Но Алану требовалась передышка.

     Их приютил маленький мотель на окраине индейского поселка в стороне от шоссе.

     Пока муж отсыпался, Элис подмыла малышку и вымылась сама. Болели плечи и спина, — всю дорогу она держала дочку на руках. Когда она развернула ватный горбик, слезы брызнули на детскую спинку, — бугорки превратились в толстые, продолговатые рубцы.

     — Девочка моя, — плакала Элис, — крошка моя, что же это за напасть такая? — она осторожно обмыла и смазала воспаленные места и вновь обвернула ребенка ватой.

     Через сутки они снова отправились в путь. Но теперь — резко свернув на восток вдоль границы.

     — Куда теперь, Алан?

     — Пока в страну Великих озер, а потом…

     — Потом?

     — Когда я был подростком, прочел в одной хорошей книжке, что если хочешь спрятать листок, спрячь его в лесу. Так я думаю, что нам надо потом в большой город…

     — Ты с ума сошел, муж! Нас поймают!

     — Нас быстрей поймают в маленьком городке, где все знают друг друга. В большом городе никому до тебя нет дела, там легче затеряться.

     — А… работа?

     — Пойду механиком в какую-нибудь автомастерскую.

     — А документы?

     — Тут надо подумать, дорогая…

     Он думал. Фамилию поменять нельзя, — справка на ребенка, главный документ, удостоверяющий, что ребенок нормальный, выписана на Брэдли. Фамилия довольно распространенная, значит, поменяем имена — Алан на Алекс, Элис… ну, хоть на Энни, или Элен. Кому какое дело? Скажем, так: пока мы в мотеле спали, нашу машину угнали, а там были документы, осталась только справка детская — вот, случайно в сумочке жены оказалась, да. Так что, вот — дитя, вот — мы, и дайте нам новые документы, я — Алекс Брэдли, а это — миссис Элен Брэдли, счастливая мать!

     План был наивный и дерзкий, возможно, именно поэтому он удался.

     Они продали машину фермеру на северном берегу Верхнего озера. На прощанье фермер довез их до ближайшей железнодорожной станции, дальше они ехали поездом и добрались, наконец, до шумного Торонто, где решили временно осесть.

     Сняли недорогую квартиру в большом, многоквартирном доме. Алан, то есть теперь уже Алекс, заявил в полиции об утрате документов. Была предъявлена справка Гринвудской клиники и очаровательный младенец, осиявший всех чудными бирюзовыми очами. Ошеломленных чиновников не насторожило то, что в графе «Эйч Эй» (хромосомный анализ) — пусто, главной была крупная и четкая латинская буква «N», на медицинском языке означающая «норму».

     А юная мать, указывая на разинутый, словно улыбающийся ротик златокудрого, круглощекого существа, смущенно потупившись, шептала:

     — Нам пора кушать…

     К счастью, Алан (простите, Алекс!) вскоре нашел работу — в автомастерской соседа по дому, старого гонщика Нэда Бритта: он дал Нэду пару советов, получил в ответ пару ругательств и приглашение стать дежурным механиком. Вскоре у Алана появились постоянные клиенты, что давало достаточный заработок.

     Все складывалось вполне удачно. Пока…

     8.

     Шериф Блумкот лукавил. Он был абсолютно уверен, что Брэдли направились в Канаду, — он поступил бы именно так. Ведь спрятать физический недостаток у ребенка гораздо проще с помощью пеленок или одежды, что не привлечет внимания лишь в холодном климате.

     Почему же Гарри Блумкот, явно симпатизируя загадочной даме из Центра, обманул ее, совершив тем самым должностное преступление? Конечно, доказать, что он солгал, а не просто ошибся в своих предположениях, будет невозможно. Но он сделал больше. Он не сообщил по системе полицейского оповещения о бегстве семьи Брэдли, поэтому их никто не искал. От этого будет трудно отпереться.

     И все же Гарри пошел на это. И вот почему.

     Отсутствие обручального кольца на пальце Гарри совсем не означало, что институт брака ему незнаком! Гарри женился довольно поздно, но по любви. Кэти росла на его глазах, — застенчивая соседская девочка, дочь эмигранта из Швеции — грузного, добродушного Олава Свенсена. Она всегда выбегала к воротам, когда Гарри выводил машину из гаража, собираясь на службу, и провожала его взглядом. Потом ее отправили в школу-интернат в другом штате, а когда она вернулась, шериф не сразу узнал в стройной блондинке маленькую, белобрысую Кэти. Но она по-прежнему выбегала из дома, заслышав шум его машины, только теперь через привычную застенчивость сквозило наивное кокетство. А однажды она выбежала за калитку, и Гарри пришлось остановиться. Он вышел из машины удивленный. Кэти смущенно подошла к нему, ее ярко-серые глаза лучились из-под золотистых ресниц.

     — Гарри, — сказала она, запинаясь и краснея, — почему бы тебе не пригласить меня на ужин?

     И Гарри понял, что он — тупица, что долгие годы он ждал именно эту девушку. И хотя Кэти была моложе на целых двенадцать лет, чувство между ними сложилось взаимное — сильное и чистое. А через пару лет родился Джонни.

    Сперва все было хорошо, — мальчик был нормальным, но «Эйч Эй» вызывал сомнения, и ребенка поставили на учет в Центре.

     Первые признаки мутации начали проявляться через год… Гарри старался не вспоминать страшные дни, когда Кэти билась в истерике, глядя на изменения на тельце сына.

     А потом пришли те забрать малыша. И Кэти ушла вместе с ними: чтобы не расставаться с сыном, она подписала контракт на работу на острове мутантов.

     Спустя месяц Гарри получил извещение о том, что его жена, миссис Кэтрин Блумкот, урожденная Свенсен, подала на развод.

     В пакете присланных документов оказалось письмо.

     «Прости меня, мой Гарри, — писала Кэти, — я не могу его оставить, ему я сейчас нужней. Ты — большой и сильный, он — маленький и слабый. Ты — дома, он — в чуждом мире. Я не знаю, что будет дальше, но пока…»

     Гарри понял: любящая жена решила дать ему свободу. Он не стал возражать и подписал бумаги. С этого дня он больше не носил кольца.

     История семьи Брэдли была точь в точь его историей, он не мог поступить иначе, он должен был дать им шанс, которого у него самого не было.

     Месяц, что они с Айрин колесили по южным штатам, подходил к концу. Поиски зашли в тупик. На мексиканской границе не был зафиксирован переход семьи, похожей на семью Брэдли. Даже техасские рейнджеры, знавшие в своих угодьях все обо всем, оказались бессильны.

     Гарри испытывал сложное чувство: с одной стороны — неловкости перед людьми, делавшими заведомо бесполезную работу, с другой — удовлетворения от постигшей их «неудачи».

     9.

     Айрин устала. Первый азарт поисков прошел, неудача сломила ее.

     «Почему я мотаюсь по стране, вместо того, чтобы заниматься своим прямым делом — наукой?» — думала она, но вслух высказать постеснялась, — ведь Гарри пошел ей навстречу, все бросил ради нее.

     — Когда кончается ваш отпуск, — осторожно спросила она.

     Они завтракали на веранде мотеля на окраине студенческого городка в Корвалисе, в штате Орегон.

     Гарри внимательно посмотрел ей в глаза:

     — Устали?

     Она потупилась:

     — Пора на работу. Я занимаюсь не своим делом, пусть их ищет полиция…

     — Что ж, вы правы. Я довезу вас до Портленда, а оттуда вы доберетесь сами. Мне же надо успеть к концу отпуска доехать до места, а путь не близкий.

     Она совсем смутилась:

     — Я зря втравила вас в эту историю. Думала, — все быстро устроится…

     Ей показалось, что между ними выросла стена: чем больше она пыталась объясниться, тем труднее ей становилось преодолевать эту стену.

     Почти всю дорогу до Портленда они не разговаривали, прощание вышло неловким и почти грубым, учитывая, что Гарри упорно молчал.

     Она в сердцах хлопнула дверцей машины и пошла быстрым шагом, не оборачиваясь, а когда обернулась, — машины уже не было на месте.

     «Что случилось? — думала Айрин, лежа в кресле самолета, пересекавшего материк с запада на восток. — Что с Гарри? Что я сделала не так, что сказала? — Она терялась в догадках. — Он был так мил, так внимателен поначалу, да и потом…» — В какой-то момент ей даже показалось, что между ними назревает роман.

     Они сидели на берегу океана, глядя на заходящее светило, по очереди потягивая пиво из банки.

     — Что вы думаете о мут… об этих детях? — вдруг спросил Гарри.

     От неожиданности Айрин растерялась. Но, поразмыслив, решила: раз уж доверилась ему, надо быть откровенной до конца.

     — Я… я их ненавижу! — в отчаянии воскликнула она, — ненавижу и… боюсь!

     — Вот как! — резко отозвался Гарри.

     — Я не могу! Они такие страшные! — она упала ничком и колотила кулачками песок, похоже было, что это давно ее мучает. — Когда я была школьницей, еще в России, в Санкт-Петербурге, нас водили в музей, в Кунсткамеру Петра Первого, и там… там… Это было ужасно, эти заспиртованные уроды! Я занимаюсь хромосомным анализом — чистой наукой, я вижу изменения на клеточном уровне, а как это выглядит в жизни… Мне хватило Кунсткамеры, больше я не хочу! Я никогда, никогда не буду иметь детей, нет, нет!..

     Она какое-то время лежала, всхлипывая, ожидая, что же он скажет, как ее утешит и попытается ли понять. Но Гарри словно окаменел.

     Она откинула голову, смахнула с лица рассыпавшиеся волосы.

     Гарри допил пиво и поднялся. Он молча протянул ей руку и помог встать.

     — Пойдемте, — сухо уронил он, — уже поздно.

     Она заплела волосы в косу, как делала школьницей и студенткой, коса была толстая и тяжелая. Она сделала это не случайно, — однажды Гарри сказал, что ей очень идет коса на плече, но на этот раз он как бы не заметил ее уловки.

     Они пожелали друг другу доброй ночи, разошлись по своим комнатам, и Айрин не сразу поняла, что их отношения изменились, лишь когда физически ощутила разделившую их невидимую преграду, она догадалась об этом.

     10.

     Шериф Блумкот опять слукавил, — его отпуск кончался только через пару недель. Тем не менее, он направился в Гринвуд, чтобы разведать обстановку вокруг отъезда Брэдли.

     Гарри, глубоко сочувствуя Алану и Элис, решил предпринять собственное расследование. Приехав в Гринвуд, он постарался незаметно все выяснить. Оказалось, что никто даже не задумался на эту тему, — мало ли что! Если люди поехали в гости к родным, в этом нет ничего особенного, тем более — повод хороший! Врач, принимавший роды у Элис, был абсолютно уверен, что в Центре что-то напутали, ведь малышка (такая красотка!) была совершенно нормальной. Гарри понимал, что ни один врач не признается в ошибке. Медсестра дружила с Элис, — они учились в одном классе, здесь Гарри тоже не видел проблемы. Короче, он решил найти семью Брэдли и уговорить их вернуться домой, ведь жили они на отшибе от города, а Гринвуд был единственным местом, где их не стали бы искать.

     Уверенный, что Брэдли отправились в Канаду, Гарри понимал всю трудность задачи: на огромных малозаселенных пространствах найти семью будет непросто. С другой стороны, рассуждая логически, он пришел к выводу, что уехать в глушь с младенцем мало кто рискнет, — прошли времена индейцев и «следопытов». Поэтому он начал с того, что связался со старым приятелем, однокашником по полицейской академии Питом Конкиным, служившим инспектором в отделе нравов полицейского управления в Монреале. Ничего не объясняя, Гарри напросился в гости, был немедленно приглашен, и через пару дней друзья уже сидели за стаканом виски в квартире Пита, а два семилетних близнеца, невзирая на окрики матери, носились вокруг, радостно вопя.

     Помощь Пита, проштудировавшего через свой компьютер данные на всех, утративших документы за последние два месяца, оказалась неоценимой: Гарри не могли ввести в заблуждение новые имена Брэдли, эта смешная, наивная уловка.

     Он успокоился. Он думал о том, стоит ли сейчас тревожить семью, — живут тихо, проблем у них, вроде, пока нет. Он поделился с Питом, который хорошо знал его собственную историю.

     — Без вопросов, дружище! — Пит был человеком честным и доброжелательным. — У меня в Торонто есть агент, ей можно доверять. Я попрошу ее понаблюдать за этой семейкой, может быть, она с ними подружится, если нет — и ладно, так поглядит. В случае чего мы их прикроем, не волнуйся, все будет о-кей!

     Удовлетворенный Гарри, прогостив пару дней у Пита, решил на обратном пути сам заехать в Торонто и взглянуть на семью Брэдли.     

     Он долго ждал в подъезде напротив их дома и дождался, — Элис вывезла Энджелу на прогулку. Он не смог разглядеть ребенка, спавшего в коляске, но по спокойному виду матери заключил, что ситуация не внушает опасений.

     Уверенный в дружбе и профессионализме Пита, шериф Гарри Блумкот взял курс на Гринвуд.

     11.

     В ночь на свой двухмесячный «день рождения» малышка Энджела разболелась. Поднялась температура. Девочка плакала тихо и жалобно, лежа на животике или на руках у поочередно носивших ее родителей. Она не брала грудь, только жадно пила из бутылочки.

     — Как бы соседи не услышали, — беспокоился Алан.

     — Плевать мне на соседей, — огрызалась Элис, — мое дитя страдает!

     Они уже понимали, что происходит нечто, связанное с мутацией. Под утро, когда девочка затихла, Элис осторожно развернула ее и ахнула: вспухшие рубцы опали, словно взрезанные изнутри белым лезвием, — испачканные еще сочащейся сукровицей из детских лопаток торчали жесткие концы белых перьев!

     — Алан, — шепотом позвала Элис задремавшего мужа, — Алан, иди скорей!

     Он нехотя поднялся:

     — Мне же на работу, детка, надо поспать немного…

     — Смотри, Алан, — Элис тихонько смывала сукровицу перекисью водорода, — смотри, это чудо, Алан, наша дочь — ангел!

     Брэдли склонился над ребенком:

     — Господи! Что ж мы теперь делать будем? — воскликнул он.

     Элис строго посмотрела на него:

     — Молчи, мужчина! — уверенно заявила она. — Пока рано что-то делать, она еще совсем кроха. Пусть думают, что она — горбунья, я ей такую одежонку сделаю. Скажем — родовая травма. Это же не мутация! А если что, — снова уедем. Но уж теперь я точно ее никому не отдам!

     Утром соседка, старая миссис Риджен, встретила Элис, выносившую мусор:

     — Дорогая, ваша малютка здорова? Мне показалось, она беспокоилась сегодня ночью?

     —Все в порядке, миссис Риджен, — Элис старалась быть приветливой и любезной, — ничего страшного, она переела немного, колики, знаете ли…

     — В нашем доме живет замечательный доктор, — не унималась настырная старушка, — он как раз лечит детей, мистер Макуин из 137-й квартиры, если хотите, я ему скажу, и он осмотрит вашего ребенка совершенно бесплатно!

     — Благодарю вас, уважаемая миссис Риджен, но это совершенно лишнее, — Элис еле сдерживалась, чтобы не нагрубить непрошеной помощнице, — ребенок совершенно здоров!

     Она еще раз улыбнулась и захлопнула дверь.

     «Это первый сигнал, — думала она, — надо взять себя в руки и быть начеку».

     Несколько раз в день Элис промывала детские лопатки перекисью водорода, чтобы (не дай Бог!) никакая инфекция не попала в ранки. Энджеле эти процедуры явно нравились, она кряхтела от удовольствия, иногда даже повизгивая.

     — Чешется! — смеялся Алан.

     Через месяц первые перышки заметно подросли, рядом пробились новые. А к полугодовому «юбилею» на спине ребенка красовались два вполне сформированные маленькие крыла. Златокудрая, ясноглазая Энджела напоминала мифологического Амура, с той лишь разницей, что была девчонкой!

     12.

     Когда Энджеле должен был исполниться годик, Гарри Блумкот собрался навестить семью Брэдли. Пит регулярно сообщал ему подробности их жизни. Гарри решил начать с Алана, — с мужчиной ему было проще договориться.

     Он давно разыскал и перекупил у фермера в краю Великих озер джип Алана: фермер не удосужился даже сменить номера. Под видом неисправности в моторе Гарри заехал в автомастерскую старины Нэда. Алан лежал под другой машиной и не видел заказчика. Лишь когда влез в двигатель джипа и узрел свои доводки, похолодел. Гарри подошел к нему:

     — Не пугайся, парень, — тихо сказал он, — я тебе не враг. Пойдем, поговорим.

     Еще через месяц семья Брэдли, как ни в чем не бывало, вернулась домой на своей машине. Поскольку жили они в отдалении от города, их возвращение осталось почти незамеченным. На банковском счету Алана скопилась приличная сумма, — заповедник автоматически перечислял ему заработную плату, ведь он не заявлял об уходе. Поэтому Алан вновь, с еще большим рвением приступил к своим обязанностям.

     Красотка Энджела, веселая и озорная, уже бегала по дому, за ней нужен был «глаз да глаз», и Элис приходилось трудновато вести хозяйство и следить за дочкой.

     Однажды летом шериф Блумкот приехал не один. Из машины вышел отец Артур Престон — немолодой пресвитер Гринвудской общины.

     Энджела в легкой, светлой накидке, стянутой у шейки, сидела на лужайке перед домом, окруженная хороводом игрушек. Элис развешивала белье на просушку. Увидев священника, она испуганно взглянула на Гарри. Тот успокаивающе кивнул:

     — Отец Престон приехал договориться насчет крещения девочки, — спокойно сказал он.

     Тем временем отец Престон созерцал чудную картину — прелестного ребенка на зеленой траве.

     — Что это у нее? — спросил он, указуя на спину девочки.

     — Я говорил вам, падре, — Гарри был снисходителен, — у ребенка родовая травма. К сожалению, девочка вырастет горбатенькой. Если, конечно, родители не захотят сделать ей необходимую операцию. Но для этого она должна подрасти…

     Элис молча глядела на них остановившимся взглядом.

     — Какая жалость, — прошептал пресвитер, — такое красивое дитя…

     Внезапно он повернулся к матери:

     — Почему я не вижу вас в храме, мэм? Девочке уже больше года, а она еще не крещена! Жду вас в ближайшее воскресенье на службе, — вас с дочкой и мужа вашего. После службы и окрестим. Мы договорились? — он подошел к малышке и провел ладонью по ее кудрям, а потом по горбящейся спинке.

     Элис торопливо закивала:

     — Да, конечно, обязательно, святой отец, мы непременно приедем! — она кинулась к нему, стала целовать руку, — она яростно отвлекала его внимание от ребенка.

     Отец Престон благословил ее и пошел к машине.

     13.

     К воскресенью Элис сшила для Энджелы длинное крестильное платьице и красивую шелковую накидку с большим бантом из атласной ленты под подбородком. Платьице застегивалось на спинке, оставляя крылышки свободными. Элис давно заметила, что при связанных крыльях девочка плохо себя чувствует, но накидка с ватной прокладкой сзади полностью скрывала их, создавая впечатление горба.

     Похоже, весь город собрался в тот день в Гринвудской пресвитерианской церкви. Слухи о прекрасном ребенке с родовой травмой разнеслись быстро. Лишь врач, принимавший роды у Элис, и медсестра были в недоумении. Они подозревали, что эта «травма» связана с прошлогодним приездом дамы из Центра. Подозревали и… помалкивали, выжидая.

     Словно сквозь строй шли Алан с Энджелой на руках и Элис к своим местам.

     «Как малышка выдержит службу?» — волновалась Элис.

     А девочка с любопытством таращила на всех дивные глазки, ей было весело и интересно.

     После короткой проповеди и пропетых гимнов, отец Престон пригласил родителей Брэдли к крестильной купели.

     Все шло своим чередом. Перед миропомазанием он попросил мать развязать ленту на шее ребенка, дабы смазать грудь девочки. Элис распустила бант, старательно придерживая накидку. Но когда священник стал кропить головку Энджелы святой водой из купели, малышка рванулась из рук матери, шелковая накидка соскользнула, а девчушка… нет, она не упала! Легко оттолкнувшись ножками, она взвилась вверх, сверкнули золотые волосы в солнечном луче, и радостный визг огласил своды церкви!

     — А-а-а! — общий вопль вырвался у прихожан.

     Отец Артур замер, запрокинув голову, и застыла Элис с накидкой в протянутых руках. Ей и в голову не приходило, что крылья Энджелы не просто лишний орган, что они дадут ей возможность полета!

     «Вот и показало время, — подумала она внезапно, — не станет ли моя дочь новой Евой, матерью летающего человечества?»

     А девочка, как белое видение, кружила и кувыркалась над ними, ее счастливый смех, словно звон хрустальных колокольчиков, множился, отражаясь от нефа церкви.

     И тут голос — сильный и чистый соединился с детским смехом: солистка приходского хора, крупная, темнокожая Бетти Пауэр поднялась во весь свой немалый рост. Воздев сияющее лицо и сильные руки вверх, она запела:

               — Ангел добрый, ангел светлый,

               Чистый ангел неземной,

               Прилети и сядь на ветке

               Побеседовать со мной!..

     В едином порыве все поднялись со своих мест.

     — Алилуйя, алилуйя, алилуйя, — грянул хор. Старая спиричуэл сотрясла стены. Пораженные люди славили Бога, сотворившего чудо.

     И тут несколько ярких вспышек ослепили всех, — несмотря на запрет отца Престона, издатель местной газеты «Гринвуд’з Ньюс», он же — главный редактор и репортер, Шон О’Рейли принес в церковь фотокамеру. Он отчаянно щелкал затвором, — наконец-то в его руках была сенсация!

     — Прекратить! — возмущенно воскликнул пресвитер, но нарушителя и след простыл: пулей вылетев из храма, он уже мчался в редакцию — к телефону и факсу.

     А маленькое чудо, испуганное этим блеском и шумом, ринулось вниз, в объятия матери. Пушистые крылья аккуратно сложились на спинке, полностью покрыв девочку от шеи до колен, словно плащ из перьев.

     Ошеломленные люди заговорили все разом. Но тут встал шериф Блумкот. Он поднял руку, и постепенно все затихли.

     — Соседи! — начал Гарри, — это дитя — не ангел. То, что вы видите, на языке науки называется мутацией. Только эта мутация — прекрасна. Но по правилам, которые кто-то выдумал, девочку должны отобрать у матери и отправить на остров мутантов, куда уже отправили и моего Джонни. Может быть, мутации у других детей не столь красивы, но это — наши дети. Кто хочет, чтобы у него отобрали его ребенка?

     Голос Гарри повис в звенящей тишине.

     — Это дитя будет нашим знаменем, — продолжал шериф. — Мы не отдадим ее и вернем других безутешным родителям. Вы понимаете, — я рискую всем. Но оно того стоит.

     — Оно того стоит, — раздались голоса, — мы с тобой, Гарри! Скажи, что делать, а мы не подведем!

     Люди расходились возбужденные. Но прежде, чем уйти, каждый подходил к Брэдли: мужчины — пожать руку Алану, женщины — улыбнуться Элис и погладить малышку Энджелу по белому пушистому покрову, — всем хотелось дотронуться до ангельского крыла…

     14.

     Доктор Айрин Градоу получила по электронной почте сообщение от шерифа Блумкота. Сообщение состояло из одного слова: «Приезжайте».

     «Наконец-то, — подумала Айрин, — наконец они нашли этого мутанта».

     После холодного прощания с шерифом ей совсем не хотелось ехать, поэтому она не очень торопилась освободиться от рабочей текучки. Только по получении второго письма, такого же лаконичного содержания, она собралась, — ее озадачила загадочность сообщений.

     Гарри встретил ее сдержанно. После первых приветствий предложил отдохнуть с дороги. Айрин поселилась в местной гостинице, а на следующее утро он повез ее в горы.

     Он ничего не говорил, а она боялась спрашивать. Она так и не поняла, что произошло между ними тогда, поэтому испытывала определенную неловкость.

     По дороге к дому Брэдли Гарри сказал:

     — Сейчас вы увидите нечто. Прошу вас, держите себя в руках, — все ваши бредни об уродах храните при себе.

     Айрин удивила такая неприкрытая враждебность.

     «Странно, — опять недоумевала она, — кажется, его это задевает лично».

     Она не выдержала:

     — Шериф, почему это вас так задевает?

     — Не сейчас, — буркнул он, — они подъехали к дому Брэдли.

     Домик был пуст, но обитаем, просто хозяева куда-то вышли.

     — Они гуляют неподалеку, — сказал Гарри. — Вы готовы?

     — Готова? — Айрин пожала плечами. — Всегда готова!

     Они обошли дом и углубились в небольшую расселину. Тропинка вывела их на широкую площадку. Женщина сидела на расстеленном пледе, держа в руках конец длинной шелковой ленты. На другом конце ленты, обвязанный за поясок, кувыркался в воздухе маленький златовласый, пухлый ангелок со старинной, пра-пра-бабушкиной открытки…

     Айрин замерла. Она не понимала. Не умещалось в сознании… Перед глазами плыли красные пятна, мельтешили кровяные тельца, делящиеся клетки, хромосомный рисунок менялся, рос, ветвился…

     Гарри едва успел подхватить ее:

     — Ну, вот, всегда готова, — усмехнулся он, укладывая ее на плед рядом с Элис.

     Потом она плакала — долго, сладко, облегченно, покаянно…

     За обедом в доме Элис Гарри рассказывал историю поисков семьи Брэдли и свою историю.

     — Вы нужны нам, доктор, — заключил он. — Вы, специалист, должны доказать, что мутация — не болезнь, что она не опасна для окружающих, что эти дети — тоже норма, просто — новая норма, какой раньше не было.

     — Чего вы хотите добиться? — спросила она.

     Ей ответила Элис:

     — Помните псалом: «Господня земля и всё живое на ней?» Все живое, понимаете? Все живое имеет право на жизнь, и каждый родитель должен сам решать, отдать ему ребенка или растить дома.

      — И еще, — вмешался Гарри, — ведь нарушаются юридические права детей! Они же граждане своих стран! Это же не зверушки неведомые!

     Айрин вздрогнула: из времен далекого детства выплыла фраза из сказки, которую читала ей строгая, интеллигентная, горячо любимая бабушка, мать отца, считавшая своим долгом приобщить Ирочку к русской литературе:

               «Родила царица в ночь

               Не то сына, не то дочь,

               Не мышонка, не лягушку,

               А неведому зверушку…»

     «Господи, — думала Айрин, — мы же образованные люди! Как мы могли? Кто это придумал? Кто решил? Отбирать детей у семьи, потому что они не такие, как все, — расизм какой-то!»

     — Я сделаю все, что от меня зависит, — твердо сказала она, глядя на сидящую на высоком детском стульчике Энджелу, с аппетитом уплетающую яблочный пирог. — Надеюсь, получится!

     15.

     Корреспондент «Нью-Йорк Таймс», получивший факс из Гринвуда, не поверил своим глазам, решив, что перед ним фотомонтаж. По той же причине главный редактор отказал ему в командировке. Тогда он созвонился с О’Рейли, и когда тот убедил его, что все это правда, рванул в Гринвуд за свой счет.

     Алан и Элис не противились фотографированию дочки.

     Вслед за репортерами газет явились люди с телевидения, — они снимали полеты Энджелы для своих новостей.

     Спустя месяц газеты всего мира пестрели заголовками:

     «ГРИНВУДСКИЙ АНГЕЛ — ОСВОБОДИТЕЛЬ МУТАНТОВ!»

     «ОНИ ТОЖЕ ЛЮДИ!»

     «МУТАЦИЯ — НЕ БОЛЕЗНЬ»

     «ЗДРАВСТВУЙ, НОВОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!»

     «У НИХ ЕСТЬ ПРАВА!»

     Фотографии Энджелы заполнили страницы прессы. Супруги Брэдли и шериф Блумкот давали интервью самым популярным телеканалам мира. И во всех их выступлениях красной чертой проходила одна мысль: «Свободу мутантам!»

     Кампания набирала силу.

     Профессор Ирина Петровна Градова к тому времени уже вернулась в родной Санкт-Петербург. Она провела дополнительные исследования и на широком международном уровне доказывала и в прессе, и в научных кругах, что мутация не влияет на умственную деятельность человека. В кампанию активно включились педагоги и медики с острова мутантов, представившие материалы о блестящих успехах многих своих питомцев. Все были «за», и никто «против». Пришло время обратиться напрямую к законодательным органам наций и международных организаций.

     И тут выяснилось невероятное: ни в одном государстве, ни в одной международной организации не было узаконенных запретов на мутантов! НЕ БЫЛО! Все эти «постановления» и «ограничения» были плодом так называемого «общественного мнения»! Высказанная вслух кем-то из высокопоставленных лиц мысль о том, что внешность некоторых мутантов настолько не эстетична, что им не место среди нормальных людей, подхваченная и растиражированная СМИ, и легла в основу всей системы геноцида мутантов.

     Конечно, были противники признания мутантов «новой нормой». И защитники знали, что им предстоит долгая, трудная борьба, подобная той, что вели когда-то афроамериканцы за равные с белыми права. Но они были готовы к ней. А отсутствие официальных запретов открывало путь к свободе.

     А Гарри Блумкот ждал возвращения Кэти с сыном со дня на день. Он не писал ей, не уговаривал. Он просто знал, что она приедет, потому что верил в нее, в ее любовь.

     Они вернулись в Гринвуд через полгода после начала кампании. Кэти с восхищением смотрела на мужа:

     — Ты настоящий, Гарри, — тихо сказала она. — Настоящий мужчина и настоящий отец.

     Она подвела его к машине, где на заднем сиденье притаился их Джонни.

     — Вылезай, сынок, — ласково сказал Гарри, — я люблю тебя.

     Тень недоверия скользнула по зеленоватой мордашке мальчика. Но все-таки он протянул отцу перепончатую лапку и стал выбираться из машины.

Екатерина Шантгай. Принадлежит к группе поэтов-шестидесятников, не сумевших в те годы пробиться сквозь редакторские заслоны. Первая книжка стихов «Летающая Дама» выпущена была лишь в 1994 году за свой счёт. В настоящее время – автор 7-ми поэтических сборников и 4-х книг прозы. Песни на стихи Е.Ш. исполняли ведущие звёзды российской эстрады. Чл. СП России (СПб отд.) с 1999 г., чл. бил. № 3737. Действительный член Петербургского Дворянского собрания.