литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Анна Гедымин

Вера в счастье

22.11.2023
Вход через соц сети:
17.08.20179 026
Автор: Ольга Козэль Категория: Проза

Серый, серый, зелёный

 Антуан Вирц, Преждевременное погребение, 1854

 

трое суток из жизни похоронного агентства

 

В нашем агентстве «Ритуал» на Рогожской улице вообще нет некрасивых людей. Это даже смешно. Директор агентства Максим — статен, черноволос и похож на звезду немого кино — какого-нибудь там Ивана Мозжухина. Его подруга Лена — настоящая кустодиевская красавица с голубыми глазами, громким голосом и большим, влажным ртом, даже джинсы, стильно разодранные на полных коленях, ее нисколько не портят. Лена — моя одногодка, ей тридцать шесть, Максим старше, остальные все у нас молодые — и менеджеры, и агенты, и флористы.

Днём в агентстве скукотища смертная. Звонки со «Скорой» идут редко, «ночные» агенты приедут только вечером, начальство — тоже. В сотый раз выхожу покурить на крыльцо, предусмотрительно прихватив оба телефона — один для рабочих звонков, другой — для связи с Леной и Максимом. На крыльце выставлены кадки с петуниями, сальвиями, золотушными, жирными ирисами. Беру лейку и иду набирать воду — нужно их полить. А, может, и не нужно — просто мне скучно и нечем себя занять. Потом можно подмести и помыть во всех комнатах пол. Еще раз осмотреть придирчивым глазом наш крохотный выставочный зал — вытереть пыль с гробов и поправить венки на стене — шикарные, почти живые венки с темной хвоей, сделанные Леной. Сегодня вечером надо будет вставить болт Кристинке, чтоб больше не смела фотографироваться в гробу — она дурацкие фотки «В контакт» выкладывает, а я потом все расправляю и налаживаю. Но Кристина приедет только вечером, а до вечера еще ох сколько! Звонок! Ну, наконец, кто-то умер! Хватаю мобильник. Так и есть, звонит Саша со «Скорой». Есть еще «харон» Витя (из «перевозки», значит) — мы с ним почти приятели — но он дежурит завтра. «Измайлово, — глуховато говорит Саша. — Шерстнева Лидия Николаевна, пятьдесят девять лет, записывай адрес…» Ок, спасибо, Саша! Ох, елки-моталки, кто у нас там сегодня по Восточному округу? Володя? Набираю Володю и велю спешно выдвигаться по указанному адресу. Я менеджер, и моя задача — в начале дежурства обзвонить всех своих агентов, узнать, кто работает сегодня по округам. Это важно, потому что в ритуальном деле главное — скорость. Оно и немудрено: в Москве на одного покойника приходится пять ритуальных агентов. Вовремя прибыть на адрес — половина дела. Мое же дело — поддержать своего агента. Отправить его на место происшествия, а самой дозвониться в квартиру, где произошел «случай». Дозвониться сложно — туда сейчас звоню не я одна. Звонят из других агентств, звонят родственники. Но я всегда дозваниваюсь. Я говорю усталым голосом государственной чиновницы, которой все давным-давно до фонаря. Я никогда не выражаю сочувствия, потому что его могут принять за личную заинтересованность. Мне нужно как можно дольше занять внимание собеседника, чтоб другие агентства не смогли дозвониться на адрес. « Але, служба констатации Восточного округа. — Шерстнева Лидия Николаевна здесь проживала? — Та-ак. «Скорая» у вас была, полиция к вам выехала, сейчас приедет наш сотрудник, у него будет удостоверение номер такой-то, проверьте обязательно, кого попало на порог не пускайте…» Полиция на адрес прекрасно приедет без нашего вызова — и, может быть, уже со своим агентом — тогда Володе останется только поспешно сматывать удочки. Я еще долго выведываю о наличии документов, о том, чем болела умершая в последний год жизни, лежала ли в больницах. Почти все почему-то спрашивают меня, можно ли отказаться от вскрытия. « «Не могу вам точно сказать, — официально заявляю я. — окончательно этот вопрос решит полиция». Никакая не полиция! Вскрывать будут, обязательно будут вскрывать — таково распоряжение главного санитарного врача Москвы. Но родственникам это пока что знать совсем не обязательно.

 

Вторичка

Сегодня нам подсунули «вторичку». Так мы условно называем гробы, уже побывавшие в употреблении. Ими приторговывают крематории. Разумеется, так поступают только с дорогими моделями — дешевку сжигают вместе с трупом. Если привозят покойника в дорогой коробке, крематорщики визжат от радости — и есть повод: если немного подчистить обивку, такой гроб можно вполне сбыть за полцены. А сегодня дело было так: к нам обратилась дагестанская семья, потерявшая то ли сына, то ли брата — парня двадцати трех лет. Такие никогда не мелочатся. Дагестанские похороны солидны и прекрасны, как роспись мечети, не ведающая человеческих лиц. В-общем, они остановились на «Престиже» — дивном дубовом гробу темно-орехового цвета. Я видела такой только в каталогах — произведение искусства. Никакой дурацкой лакировки — строгая изысканная простота. Законченное совершенство линий. Никакой идиотской синтетики внутри — натуральный шёлк такого нежного цвета, что его трудно обозначить словом — ближе к розовому, к живому розовому, к розово - розовому. Желание клиента, как известно, закон, но достать такой гроб в один-два дня — задача не из простых. Производство гробов, цена которых оканчивается большим количеством нулей, не поставлено на поток — да и зачем? Это штучный товар, в нем обитают после смерти штучные экземпляры. Понятно, есть свои люди, а у тех тоже имеются свои люди — в ритуальном бизнесе без этого сгинешь. У одного из «своих» нашелся такой гроб — к вечеру его привезли к нам на Рогожскую. Мы с двумя агентами — Андрюшей и Ильей — переминаемся в нетерпении с ноги на ногу: спешим увидеть шедевр. Прибывшее начальство, напротив, озабочено — они спешно измеряют рулеткой решетку и убеждаются, что ее придется пилить, иначе рискуем поцарапать при переноске стенку «Престижа». До ночи мальчики пилят решетку. Я отправляюсь на кухню — жарить оладьи. Иногда я выбегаю, чтоб посмотреть, как идет работа. Наконец, решетка падает. Все, сейчас мы увидим это чудо! Я быстро мою руки, сбрасываю фартук и вылетаю на улицу. Навстречу мне Максим, Андрюша и незнакомый мужик с одуловатым лицом уже несут волшебную шкатулку. Мы с Ильей с открытыми ртами теснимся к перилам. Увидеть «Престиж» своими глазами — это почти то же самое, что увидеть Париж! Впрочем, Париж я уже видела…

Гроб устанавливают на два сдвинутых столика. Лена включает свет. Затем легким движением снимает крышку — и живое сияние вмиг ослепляет всех. Ложе, обитое шёлком, зовет и манит к себе предчувствием непонятного счастья. Хочется прикоснуться к нему щекой, губами, но страшно оскорбить прикосновением эту невесомую, точно стрекозиные крылья, ткань. Мы стоим и смотрим молча. Вдруг Максим с Леной переглядываются. Лена быстро подходит ко мне. У нее сузились глаза, и дрожит верхняя губа. «Ты помнишь, что я тебе говорила про «вторичку»? — негромко спрашивает она. Я не успеваю ничего ответить. Ленины пальцы крепко сжимают сзади мою шею. В следующее мгновенье я оказываюсь лицом в драгоценном шёлке. Восторг вновь охватывает мою душу. Подниматься не хочется, но Лена почти насильно вытаскивает меня. «Ты ничего не замечаешь?» — голос ее напряжен, как провод без изоляции. Я мотаю головой. Илья сочувственно смотрит на меня. «Это «вторичка», Оля», — негромко говорит он. До меня не сразу доходит смысл услышанного. «Почему… не может быть…это…это же…» «Пудрой пахнет, — уже спокойно и буднично поясняет Лена. — И пятно на дне. Потёк фруктик. « Перед моими глазами расстилается целое поле королевских лилий. Оно меркнет, сужается, от него уже веет гнилью. «Плохо, очень плохо! — качает головой Лена. — Ты ненаблюдательная. Хоть понимаешь, что сделают с тобой даги, если ты подсунешь им такой гроб? Да тебя живую в нем закопают на пустыре!» «Ну постойте, — я наконец, обретаю самообладание. — Пятнышко можно замыть. А запаха я не заметила. Они что, ваши даги, более наблюдательны, чем я?» Мне отвечает взрыв смеха. Андрей берет со стула куртку и отправляется на крыльцо. Максим бесцеремонно отодвигает ящик в сторону и закуривает. « А ты когда-нибудь видела, как они принимают гроб? — весело спрашивает он. — Приезжают всем кланом, стоят вокруг и смотрят, смотрят… Тебе надо тренировать нюх, иначе за твою жизнь я не дам даже дырявого ботинка…»

Я выхожу к Андрею на крыльцо. «Дай зажигалку!» Андрей подносит мне огонь. «Слушай, Андрюха… а вы все что ли сразу поняли, что ящик «вторичный»? — мне все-таки хочется докопаться до истины. Андрюша выпускает струю дыма и отбрасывает отросшую челку. «Конечно… Да все это поняли почти наверняка еще до того, как открыли машину. У того чувака гроб в гараже стоял. Подумай сама: откуда может гроб в гараже взяться? Ясно — «вторичка»...

— А зачем тогда решетку пилили?

— Ну, ее давно пора было распилить. Что это, на хрен, за ритуальное агентство, если не всякий гроб в дверь пролазит?

Андрюша голубоглаз и большерот, как голливудский актер. Он улыбается, будто ничего не произошло.

— А как же теперь? Откажемся от заказа?

— Ага, щас! Там заказ на пол-лимона. Похороним — куда он денется? Раздобудем им правильный «Престиж», только отбашляем за него побольше.

На крыльцо выходит Илья и молча закуривает. Мы с Андрюшей возвращаемся в комнату. Раскуроченный гроб по-прежнему стоит на столе, крышка валяется рядом. Никто не поднимает ее. Я снова наклоняюсь над гробом и вижу на нежном, младенческом шелку это чертово пятно. «Может, кофейком напоишь?— слышу за спиной Андрюшин голос. — Я аж ослаб от этой истории, а ночью еще к зачету готовится…» В комнату возвращается Илья. Легонько вделывает по гробу кулаком. Андрюша смеется.

Я тоже смеюсь. Я веду ребят на кухню есть оладьи.

 

Симптомы и последствия

Ночью никто не умирает. Умирают обычно поздним вечером и на рассвете. Поэтому часов с двенадцати и до пяти утра в агентстве сонное царство. Дежурный менеджер и два дежурных агента могут спать как суслики, удравшие от лисы. В коридоре раскладной диван, в офисе тоже диван — кожаный. Сегодня я дежурю с Кристинкой и с Алёшей. Сперва болтаем, конечно. Кристинка угощает всех домашним оливье и радуется, что наконец-то удалось отправить младшую дочку в лагерь, а подростка-сына — к отцу. «И они отдохнут, и я… А то сил никаких уже нет, приходишь без задних лап, а тут еще стирка, готовка, всякая хрень…» Кристина очень хорошо улыбается. Я представляю ее девочкой лет четырех — малорослой, полненькой, с дурацким детсадовским каре, карими обиженными глазами и с этой ее обворожительнейшей улыбкой, открывающей два верхних неровных зуба. Как все-таки мало мы меняемся с возрастом! Алёша — бывший эмчээсник — рассказывает нам, что однажды спас годовалую девочку из горящей квартиры. Он не хвастается — просто рассказывает. «Эту маленькую спасли лишь потому, что она такая умная оказалась! Вылезла из кроватки и к двери подползла, носом уткнулась в щель — дышит…» Алёша смеется — и от его раскатистого смеха вздрагивают занавески. «Ржи потише, — советует Кристинка. — А то менты припрутся опять». Богатырь Алёша нравится всем девчонкам в агентстве, а ему нравится Светлана — тоже менеджер, моя сменщица. Хрупкая Светлана с лицом польской пани, заточенной в темницу мужем-извергом. Алёша встречает и провожает ее, носит ей сумки с продуктами. Блондинки рулят, конечно.

Звонок! С перевозки! «Случай» в Котельниках — мужчина шестидесяти трех лет, сердечный приступ. Алёша спешно натягивает ветровку и прощается с нами. «Адреса» от «харонов» ( т.е. перевозчиков) — самые выгодные, поэтому их никогда не отдают новичкам. Такой заказ сложно не взять: информация еще не разнеслась по всей Москве, агент почти наверняка приедет на адрес один. Самые проблемные звонки — с «02»: по ним-то как раз гоняем новичков. На месте им, как правило, предстоит романтическое знакомство с тремя-пятью сотрудниками других агентств. Родственники, увидев все эти пляски возле своей двери, начинают нервничать и нередко выталкивают всех в шею. Ничего, пусть молодняк оботрётся слегка! Есть еще звонки со «Скорой» — тут уж как повезет. Самое беспроигрышное — работать с полицией, конечно. Приезжает полиция на адрес, представляет агента родственникам, если какой-то хмырь уже сидит и оформляет бумаги, объявляет его мошенником и выгоняет к чертовой матери. Но полиция берет за услуги порядка восемнадцати тысяч с заказа — маленькому агентству такие расходы не под силу. Я пытаюсь дозвониться на адрес. Кристинка, тем временем, вытаскивает из пакета постельное белье и застилает диван в коридоре. Наконец, берут трубку. Тётка лет пятидесяти, явно поддатая, посылает меня прямым текстом по известному адресу — видимо, ей уже звонили из агентств. Странно, перевозка же… В трубке короткие гудки. Что за наказание, я сегодня спать лягу? Перезваниваю. Не давая своей блистательной визави начать разговор, начинаю орать: «Женщина, что это вы здесь трубки бросаете? Я не нанималась за такую зарплату ваши истерики выслушивать…» «Это кто?» — после паузы испуганно спрашивает тетка — гражданская жена покойного, как она мне поведала спустя минуту. «Конь в пальто! — отчаянно хамлю я. — Вы сперва выслушайте, что я вам скажу, а потом трубку швыряйте. Распустились тут, сладу с вами нет!» Через две минуты мы уже почти друзья. Она доверительно рассказывает мне, что мужа «довела» до гроба его «бывшая». Потом всхлипывает, всхлипывает. Мое сердце не должно сжиматься в такие минуты, оно не имеет права, оно обязано подчиняться мне — так же, как подчиняются агенты. В конце концов, у меня двое детей, их надо ставить на ноги, я не делаю ничего дурного — просто предлагаю человеку услуги, которые ему в данный момент нужны. В нашем агентстве вполне приемлемые цены, мы никого не обманываем, мы делаем все в лучшем виде. Я просто хочу, чтобы выбрали именно нас — такова моя работа. Я откидываюсь на спинку кресла и начинаю повторять про себя: «Серый — зеленый - серый. Серый- серый — зеленый». Это вроде аутотренинга, я сама его придумала, когда только пришла в агентство. Женщина на другом конце провода внезапно замолкает: «Ой… что вы сказали, простите?» Вот те раз! Что-то фиговато у меня с мозгами — допустить такой ляп! «Нет, ничего, простите… Ждите нашего сотрудника!» Отбой! Наконец-то! Кристинка стоит в дверях и хихикает в кулачок. Вот коза! На ней мятая клетчатая рубашка, заканчивающаяся где-то на середине незагорелого живота. Она переступает полными босыми ногами и смотрит на меня: «Здорово ты ее! Давай ложись, а то в половине пятого опять начнется…» Кристинка уходит на свой диван, а я, не раздеваясь, бухаюсь на кожаный. Рядом ставлю телефон и кладу блокнот с ручкой — вдруг кому-то вздумается умереть ночью? Я долго лежу без сна и думаю. Думаю обо всем. О том, например, какая сила занесла меня сюда, в это странное место, столкнула с этими необычными, жутковатыми для многих людьми — на самом же деле, милыми и простыми. Я просто шла мимо Рогожского парка и перешла на другую сторону улицы, увидела витиеватое крылечко и на нем — кадки с цветами. Остановилась и стала рассматривать цветы. На крыльцо вышел симпатичный мужчина в розовой рубашке — мой будущий шеф Максим. «Заходите, что Вы стоите? Кофе будете?» Я засмеялась и отрицательно покачала головой: меня явно принимали за кого-то другого. Слово за слово — мы разговорились, и Максим, узнав, что я работала в театре, предложил мне попробовать свои силы в агентстве. В ритуальном агентстве — это я уже знала из разговора. Театр — это, можно сказать, экзотика, а люди приходили к нам отовсюду. Особенно много было почему-то бывших агентов по недвижимости. Вот Андрей и Женя — вполне перспективные ребята, учатся в престижных вузах. Но Андрей в нашем агентстве уже шесть лет и говорит, что здесь и останется. Кристинка — бывшая продавщица, Светлана — операционист Сбербанка и мать-одиночка, Аня, которую я никогда не видела, только слышала по телефону, домохозяйка, к тому же, беременная, на приличном сроке. Я всегда напоминаю ей, чтоб на адресе не приближалась к трупу, но ей, по-моему, до лампочки. Это и выдает в ней новичка. Профессиональные ритуальщики всегда осторожны. Все очень хорошо знают о симптомах и последствиях.

И все-таки звонок. Сорокалетний таксист, умер прямо за рулем — едва успел «пристать» к обочине. Тоже сердце. Тут агенты не нужны: мужик из Вологды, если сговорюсь с родственниками — будем делать транспортировку. Для агентств доходное дело — отвезти умершего на родину: поскольку перевозить можно только в гробу, значит, все, что только нужно (а, порой, и то, что не очень нужно), родственники вынуждены будут заказать у нас. Трубку поднимает женщина, жена. Она захлебывается рыданиями. Мне очень хочется утешить ее, но я не могу этого сделать: человеческое участие так легко спутать с личной небескорыстной заинтересованностью! Она обещает подумать, я обещаю перезвонить. Все! На сегодня, кажется, бал окончен!

Среди ночи я просыпаюсь от липкого, мерзкого ужаса. Вот так каждую ночь! Мне кажется, что за стеной, в выставочном зале, кто-то ходит. И хлопает крышка гроба. Но я же знаю, что никого там нет, никого. И крышка не может хлопать: в конце концов, гроб — это просто деревянный ящик. Кристина ведь спит — и ничего. Если б что-то хлопало — она бы проснулась тоже. Надо хотя бы встать, но это так трудно! Волевым усилием заставляю себя подняться с дивана. Хожу по темному офису, пытаюсь ровно дышать. Получается плохо. Подхожу к Кристинкиному дивану. Она спит с открытым ртом, как маленькая, волосы разметались на неудобной подушке. Я долго смотрю на нее. Пока не замечаю, что Кристина проснулась и тоже на меня смотрит. Этого еще не хватало! Сейчас подумает обо мне чёрт знает что! Я молча поворачиваюсь, чтобы уйти. Кристинкин голос догоняет меня: «Страшно, да?» Я оборачиваюсь и молча киваю. «И крышка грохала?» — понимающим голосом спрашивает Кристина. — Да! Кристинка сбрасывает одеяло. — Это у всех новеньких бывает. Потом проходит. У меня быстро прошло. Хочешь, ложись ко мне? Джинсы только сними!» Непослушными руками я стаскиваю джинсы. Кристинка укрывает меня одеялом. Я понимаю, что вокруг тихо и никого нет, кроме нас с Кристинкой. Никого. Только мы. Одни на всем свете. И счастье — живое, непонятное — вдруг стискивает мне горло. «Спи! Я тебе сейчас отец и мать!» — повелительно говорит Кристина. Я тихонько хохочу и утыкаюсь в ее полную душистую шею.

 

Сохранить лицо. И остальное.

Выходной проходит быстро и бестолково. С утра по пути на работу меня мучают недобрые предчувствия. Что-то должно случиться, но что? Меня уволят? Поцапаюсь с начальством? Поскандалю с клиентом? Ладно, самое главное, что Кристина тоже сегодня работает в ночь. Сегодня ночью у меня будут отец и мать! По правде говоря, я не знаю, как доживу до ночи. Смежаю на секунду ресницы: серый, серый, зеленый… Но ничего как будто не случилось и к полудню я подумала, что интуиция меня подвела. Разве что Макс, оказывается, вчера принял на работу двух новых агентов. Я, когда увидела их, сначала подумала, что это молодая семейная пара, но — оказалось — брат и сестра. Кирилл и Олеся. Приехали на мотоцикле. Обоим где-то под тридцать. Кирилл рослый, голубоглазый блондин с улыбкой космонавта — приятный парень, подружимся. Олеся — полненькая голубоглазая блондинка — деловая и разговорчивая. Да, грудь у нее совершенно невероятных размеров, парни зашевелились — ну и пусть, хоть на живую девку посмотрят после своих мертвячек. Впрочем, новенькая сразу рассказала, что она замужем, воспитывает двоих детей, у мужа фирма по производству окон, но там плохо идут дела, поэтому вот они с братом хотят попробовать свои силы в новой отрасли. Пусть попробуют, у Олеси этой наверняка получится, у Кирилла — не знаю, слишком уж он… порядочный какой-то. Олесю отдали в обучение Кристинке, Кирилла взял пока под покровительство Андрей. Светлана, моя сменщица, перед тем, как уйти, манит меня пальцем. Мы выходим на воздух, закуриваем.

— Ты знаешь, я сегодня чуть ума не лишилась. Прикинь, ночь, темно, Володя с Лешей по вызовам, я одна. Звонит какой-то дядька в истерике. Срочно давайте приезжайте и бальзамируйте мою жену, от нее запах, дышать невозможно.

Я присвистываю:

— А… чего в морг-то не отправит?

Светлана с досадой трясет окурком — и пепел падает на ее бледно-голубые джинсы.

— Да придурок какой-то. Не захотел в морг отправлять, человек, мол, должен провести последние часы под родным кровом. Я пыталась ему вдолбить, что человеку уже все равно, а избавиться от токсинов в квартире после такого лежания — целое дело.

— Подожди, бальзамировщики ведь выезжают на дом, мою бабушку, кстати, на дому бальзамировали.

Светлана пытается одной рукой закрутить в пучок свои белокурые пряди — в другой руке у нее сигарета.

— Приезжали к нему бальзамировщики. Приезжали и уехали…

— В цене что ли не сошлись?

— Да нет, он захотел присутствовать, эти лохи сдуру согласились. А процедурка — полостное бальзамирование — сама знаешь, не для слабонервных. Он как увидел — заистерил, какую-то склянку этим бальзамировщикам разбил — они и уехали.

Светлана сдержанно смеется. Она все и всегда делает сдержанно — наша Светлана.

«Как ты похожа на польскую пани!» — хочу сказать я ей. Но вместо этого говорю: «Светлана, а полостное бальзамирование — это что?»

— Что? — она на секунду задумывается. — Ну, способ такой… чтоб запаха не было и вообще —чтоб до похорон в целости и сохранности. Выкачивают кровь из сердца или брюшной вены, а вместо него заливают раствор формальдегида, воды и еще какой-то дряни. Примерно литров восемь. Сначала артерии обрабатывают, потом внутренние органы, потом на лицо танатогель кладут — это уже чтоб родственники в морге или где там — не испугались. При этом, кажется, массаж делают.

Я хмыкаю.

— Иди ты! Массаж-то зачем? А в сауну с девками, не?

Светлана улыбается и смотрит на свои отполированные ногти:

— Ты дурочка… У мертвого ведь кровь не течет по сосудам. Значит, раствор этот — он сам собою не разгонится по телу, надо ему помочь. Ясно теперь?

— Ясно, начальник. Ну и чем там кончилось у вас — с тем мужиком?

— Да чем? Отшила я его, в конце концов. Мы же этим не занимаемся, это специалист в морге должен. Да и если бы занимались… Мы бы приехали, а он на нас с топором кинется. Нет уж, пусть терпит теперь.

— Слушай, а у Лешки твоего ведь есть медицинское образование? — это я уже чисто чтоб прикольнуться.

Бледные Светланины щеки розовеют, она поднимает голову и пристально так глядит — точно школьница на завуча.

— Да, а что?

— Ну и отправила бы его туда. Трупаку укол сделать — много ума не надо.

—Шуточки у тебя… Знаешь, всему есть предел…— она круто поворачивается ко мне спиной и отчаливает. Везет человеку, мне еще почти целые сутки тут загорать. Значит, вот что означало мое дурное предчувствие — ссору со Светланой. Позднее я поняла, что специально справоцировала эту ссору. Чтоб поверить в это и полностью успокоиться по поводу утренних страхов.

 

Из земли

Порой нас донимают с совсем уж экстравагантными просьбами. Сегодня звонила женщина и просила — ахтунг! — провести эксгумацию и перезахоронение. Честно говоря, вначале я слушала ее дикие заявы в-пол-уха: в соседней комнате чему-то очень радовались Олеська с Кристинкой, лежали рядом на диване и радовались. Они спали вместе всю ночь! Я надеялась, что хотя бы под утро пойдут звонки — и можно будет услать куда-нибудь эту Олесю под благовидным предлогом. Но звонков не было. И я до утра слышала шепот этих двух, периодически требуя заткнуться и не мешать мне спать. Они послушно затихали — но вскоре все начиналось заново. Я почти не спала до рассвета. «Ревнуешь? — сочувственно и немного насмешливо спрашивала я себя. — Ревнуешь, да?» Да, да, да! Я ревновала Кристинку, точно двадцатилетний абрек свою невесту. Она ведь согласилась быть мне отцом и матерью! «А если бы, — продолжала изощренно издеваться я над собой, — Кристинины локоны разметались сейчас по твоей подушке, если б вот это ее мятное дыхание липло к твоим губам, ты бы отдала год жизни?» Да, без сомнения! «— А два года? Нет, ну а три?» Я встала, натянула джинсы и вышла на крыльцо покурить. Агент Володька говорил мне, что ночью выходить не следует ни в коем случае: подъедут менты, увидят девушку на крыльце — вряд ли станут особо церемонится. Но сейчас мне все равно. Сидя на ступеньках, курю одну сигарету, другую, третью, четвертую. На крыльцо выскакивает Олеся, завернутая в клетчатое покрывало. Хмуро оборачиваюсь к ней. Ее босая ступня почти касается моего бедра. Красивая все-таки девочка, пальцы ног точно игрушечные. И на целых десять лет моложе меня!

— Ну? — я тушу сигарету. — Что скажешь?

Она улыбается дурашливо.

— Хочешь, ложись к нам? Там полно места…

Я поднимаюсь и делаю шаг к двери.

— Нет, спасибо. Я люблю спать одна.

Забылась я только под утро. И тут — кажется, спустя всего несколько минут — меня разбудила эта несносная тетка со своей эксгумацией. У нее сын, которого надо перезахоронить. То есть, он ей не сын - пасынок. Муж мусульманин, а она нет. Когда сын умер — муж возил товар в Китай. Сына хоронили без него, а теперь вот безутешный отец вернулся — и требует перезахоронить отпрыска на мусульманском кладбище.

— Какое кладбище? — машинально спрашиваю я, думая о своем.

— Это под Москвой, под Электросталью, у мужа там племянник похоронен…

По старой детской привычке я запихиваю карандаш за правое ухо.

— Простите… на каком кладбище сейчас ваш сын?

Она взволнованно стрекочет:

— Мали на Домодедовском, это такой ужас, мы, когда хоронили, не знали… И грунт проваливается… после дождя трупный запах… мы заплатим…. гроб муж тоже хочет новый.

— На Домодедовском кладбище есть мусульманский участок. Я думаю, проще будет сделать перезахоронение в пределах одного кладбища.

— Нет, нет, нет… На Домодедовском мы не хотим, я же говорю вам — ужас, ужас

Дальше я не слушаю. Похоже, у меня окончательно сели батарейки — для начала нужно хотя бы поинтересоваться у руководства, станем ли мы связываться с эксгумацией. Это же куча справок и вообще. Я не уверена, что процедуру можно организовать без решения суда. Оно нам надо? Даже если этот торгаш щедро отсыплет денег — миллион-то все равно не отсыплет. Прерываю рассказ клиентки об убитом сыне (оказывается — убитом) и записываю ее телефон. После этого поспешно залезаю в «Яндекс». Тэк-с! Эксгумация — по латыни означает «из земли» — что ж, нетрудно догадаться… Требуется разрешение полиции и санэпидемстанции. Решение суда не нужно, уже хорошо. Набираю Лену — не отвечает. Звоню Максиму.

— Але, Макс, тут такое дело… Просят организовать эксгумацию. Да какая-то дама. Нет, с законом все нормально, как я поняла, просто хочет захоронить на мусульманском кладбище. Сейчас на Домодедовском. Нет, не хотят — собираются везти в Электросталь. Господи, Макс, но мы же знаем, какой трэш это Домодедовское кладбище. Да я уже догадалась, что это легче. Хорошо, поняла, так и скажу.

Макс прав, конечно. В нашей сфере слишком многое решается с помощью конвертов — это и мешает задействовать лишних людей. И если на Домодедовском кладбище у нас все схвачено и есть свои люди — то на кой еще договариваться с никому не известным местечковым погостом под Электросталью? Сколько они запросят? Хотя, если там кто-то из родственников похоронен — стало быть, место найдется. По крайней мере, может найтись. Но все равно — лишние деньги, никому не нужные хлопоты. Желание клиента закон — но лишь до тех пор, пока оно не идет вразрез с нашими интересами.

Перезваниваю клиентке. Объясняю, что эксгумацию организовать возможно, но только для захоронения на мусульманском участке Домодедовского кладбища. Иначе требуется заключение суда (блефую). Это волокита на год — не меньше (блеф, блеф). А мусульманский участок, между прочим, совсем не плох — его укрепляют каждый год (святая истинная правда, укрепляют, там грунтовые воды, если не укреплять — гробы начнут всплывать по весне). Тетка молча слушает меня. Она должна посоветоваться с мужем. Кроме того, у них отложена определенная сумма, в которую они хотели бы уложиться. И называет сумму, равную стоимости похорон эконом-класса. Про себя выругиваюсь, точно пьяный сантехник. В ответ называю ей сумму, отдаленно приближенную к реальной. Точно сказать пока не могу — это определит руководство, да и то после того, как пообщается с администрацией кладбища. Моя невидимая визави ахает, охает и говорит, что вот прямо сейчас у нее случится сердечный приступ по причине наших грабительских цен. Я не особенно переживаю — раз муж занимается торговлей, значит, деньги в семье есть. В том числе и на разные глупости вроде эксгумации. За время своей работы в «Ритуале» я не раз и не два общалась с людьми, которым банально не на что было хоронить покойника. Уж не знаю, как они там выкручивались — каждый по-своему, наверное. Покупали самый дешевый гроб, заказывали кремацию. Всякий раз, когда я думаю об этом, невольно поеживаюсь. А что буду делать я, если у меня случится что-то ТАКОЕ? Как буду выкручиваться я? Деньги на черный — или, как говорят англичане, на дождливый день — отложены, конечно, но их может не хватить даже на самые дешевые похороны. Да и кому у нас умирать? В семье только я, дочка-школьница и маленький сын, муж живет отдельно уже полгода — после очередного загула перебрался к свекрови, так они там и щебечут — два чижа, и меня, честно говоря, случись там что, вряд ли будут особо волновать их проблемы. Пожилых родителей у меня нет — и вообще никаких нет — в юности, понятно, мне было тяжелее, чем сверстникам, а вот сейчас... Наша Светланка через день после работы таскается к больной матери, почти всю зарплату просаживает на лекарства, а у самой ведь сын-дошколенок. Нет, моя мама умерла, когда я только-только окончила первый курс — через три месяца после бабушки. Нам с младшей сестренкой сразу стали платить пенсию, опекунские деньги, пособия разные, в институте мне стипуху подняли почти до зарплаты доцента — есть, есть все-таки на свете жалостливые люди. И как-то вдруг сразу у нас все появилось — еда, и одежда — а до этого несколько лет ничего не было, в школу в дырявых кроссовках ходили, питались разной дрянью, которая в рот-то не лезла — и это несмотря на голодуху. Я две новые простыни прямо в день поминок купила — ушла от стола и купила, чтобы покрепче за жизнь зацепиться. И бананы мы стали покупать, и мясо — китайскую тушенку, и на рынок за вещами ездить. Такая благодать вдруг настала, такая сытость! Похоже, я в самом деле тронулась мозгами: кажется, вот только что порадовалась отсутствию в своей жизни родителей. Вот же безумная дрянь, продукт безумного века! В старину люди жили размеренно, болели и горевали об умерших подолгу, а сейчас радуются, что нет родственников и некого хоронить. Как, как изменить это, возможно ли преломить ситуацию — и добыть-таки счастье? Если человек не нужен никому в мире, значит, выход один — отыскать другого — такого же не нужного никому. Я до сегодняшней ночи думала, что таким человеком может стать для меня Кристина! Уж ради нее я бы убилась, но нашла б деньги на похороны… Да что там дурацкие похороны! Я бы согласилась с ней жить, я бы согласилась даже… да-да, я бы, вероятно, на все согласилась, чтоб не только потерять ее, но после появления ужасной Олеси это уже не важно.

Телефонная тетка, между тем, начинает задавать вопросы практического характера. Значит, я не ошиблась — деньги есть, сэкономить, зажать хотели. Правильно Кристинка говорит про этих родственников: суки они все. Ладно, свое мы получить всегда сумеем. Я отвечаю на вопросы «эксгуматорши» слегка усталым и раздраженным тоном. Как будет проходить процедура? «А я откуда знаю?» — мысленно огрызаюсь, но уверяю тетку, что все и всегда проходит у нас прекрасно.

— Могилку вскроем, гробик вытащим, поставим в другой — побольше, нет, открывать не будем (еще не хватало!), у вас же не судебное дело — просто перезахоронение. На мусульманском участке уже будет готова новая могила — отвезем, захороним, все сделаем, все.

— Да, кто-то из родственников — вы или муж — обязательно должны присутствовать при эксгумации — таковы правила.

— Прежняя могила? Её засыплют, конечно. Ну нет, это исключено. И потом что значит «продать»? Город вам этот участок бесплатно выделил — стало быть, могила ваша — собственность города. А за новую — да, заплатите, а вы что, хотели, чтоб на одного покойника по два участка выделялось? Конечно, подумайте, с супругом все обсудите. Звонить можно в любое время, мы работаем круглосуточно. Ольга, менеджер, а к вам как можно обращаться?

Оказывается, Натэлла. Батюшки! Хорошо, что не Фрутелла.

 

Саркофаг

Мои боги - кофе и сигареты. На крыльцо выскакивает Кристинка, отчаянно машет мне обеими руками. В чем дело, я пропустила звонок?

— Слушай, тут клиентка — та, что из Печатников, мозгами двинулась. Требует саркофаг какой-то…

— Чего-чего?

Кристинка растопыривает пальцы с самопальным маникюром.

— Саркофаг!

Новенькая встряхивает белыми волосами и хихикает, влюблено глядя на Кристину. Как быстро они спелись, однако! Молча подхожу к телефону и, мельком глянув на листок с «активными» заказами, набираю номер клиентки:

— Александра Сергеевна? Ольга, менеджер из «Ритуала». Мне тут сказали, что вы хотите поменять модель гроба…

В общем, эти мокрые курицы ни во что не врубились. Дело обстоит гораздо сложнее и неприятнее. Клиентка ни за что не хочет хоронить мужа в землю и кремировать тоже не собирается. Она где-то то ли вычитала, то ли услышала, что покойника можно поместить в саркофаг — каменный ящик на поверхности земли.

— Александра Сергеевна! — мой голос становится вкрадчивым, в нем появляется та интонация, которую я сама у себя ненавижу. — Саркофаг — конечно, оригинальное, решение, но существуют еще требования санэпидстанции. Согласно этим требованиям, умерший должен быть похоронен либо в землю — заметьте, на определенную глубину и на вполне конкретном расстоянии от водоемов — либо кремирован. А уж с прахом вы можете делать все, что вам заблагорассудится — похоронить в колумбарии, опустить в родственную могилу, развеять над дачным участком.

— Ах, ну что вы мне рассказываете, — у Александры Сергеевны по-утреннему раздраженный голос. — Я сама видела на кладбище эти саркофаги. По-моему, вы просто не в теме. Я понимаю, вы привыкли действовать по шаблону… Тогда я обращусь в другое агентство…

Ох, блин, похоже, теряем заказ. Причем хороший заказ, дорогой. Максим меня саму закопает.

— Простите, на каком именно кладбище вы видели саркофаги? В усыпальнице Московского Кремля? Такие требования существуют уже лет восемьдесят.

Длинные гудки на другом конце провода. Девчонки смотрят на меня — Кристинка весело, заговорщицки улыбаясь, Олеся — диковато, исподлобья. Она, похоже, левша — вон сигарету держит в левой руке.

— Что, отказалась? — спрашивает Кристина. Я не отвечаю ничего. Я снова ухожу на крыльцо, чтоб не поддерживать разговор. Там и настигает меня следующий звонок.

Мужчина неопределенного возраста, голос дрожит. Год как не общался с отцом, разыскали соседи, обеспокоенные непонятной пропажей пожилого человека. Приехал, ключей не было, пришлось ломать дверь, а там… Он не может туда войти, а нужно же найти паспорт и вообще. Милицию, «скорую»? Да, вызывал, но они даже в квартиру заходить отказались, медики прямо на пороге выписали какую-то бумагу. Гм, понятно… Сейчас эта белобрысая чаровница у меня развлечется! Сегодня же свалит из нашего агентства!

— Олеся! — окликаю я, изо всех сил стараясь сделать голос буднично деловым, без ноток торжественности. — Сейчас поедешь на ВДНХ, записывай адрес. Воркунов Геннадий Алексеевич, тысяча девятьсот тридцатый год рождения.

Олеся беспомощно озирается в поисках блокнота и ручки — Кристинка мигом притаскивает ей какой-то листок.

— Оформишь все, как тебе объяснила Кристина… Самое главное — найти паспорт. Он, как правило, у стариков где-то рядом — на кухонном столе, на тумбочке рядом с кроватью. Найдешь — звони мне, я вызову «перевозку».

Олеся хлопает глазищами и нервно одергивает майку. На Кристинку я умышленно не смотрю. Я и так знаю, какое у нее сейчас лицо.

— А нельзя сперва перевозку? — спрашивает наша новомученица?

— Нет, нельзя. Это же не бомж какой-нибудь, нормальный пенсионер. Нужно отправить в районный морг, сын собирается заказывать похороны.

Олеся пристально глядит на меня и близоруко щурится. По-моему, в этот момент мы поняли друг друга.

— А можно нам поехать вдвоем? — это Кристинкин голос.

— Нет, девочки, нельзя. — Я подхожу к столу и начинаю устало перебирать карандаши в органайзере. — Ты, Кристина, мне нужна здесь, сегодня ожидается много звонков.

Девчонки молча поднимаются и, не оглядываясь, идут к двери. У самой двери Кристинка оборачивается. Тихо говорит мне: «Дрянь ты! А я думала — человек…»

Это уж как вам будет угодно. Долго сижу, обхватив голову руками. Потом подхожу к двери. Серый, серый, серый цвет, зачем ты опять зовешь меня? Что тебе от меня нужно?

 

Маленький укол

Он выглядит еще вполне живым и настоящим — этот паренек на диване. По-детски пухлые, полуоткрытые губы, а глаза закрыты — с чего бы это — ах, да, он же, кажется, умер во сне. Волос нет — острижены, не успели отрасти — недавно из тюрьмы. Растянутые на коленях треники, белая футболка, загорелые руки, одна на груди, а другая бессильно свесилась — загар еще не сошел, до похорон и не сойдет, конечно. «Один дома- два» — шепчет мне Олеся. Я присматриваюсь. Действительно, похож… чем-то неуловимо похож на Маколея Калкина в детстве, как это я сразу не просекла?

Кристинка, между тем, разложила на столе бумаги и треплется с отчимом паренька — сморщенным, прокуренным сморчком в клетчатой рубашке. Тот говорит, что не будет ничего оформлять, с пасынком никаких дел не имел и вообще. «Забирайте его в морг — и все дела!»

Кристинка пытается что-то доказывать, объяснять, растолковывать про бесплатные похороны. За счет Правительства Москвы. Блефует, конечно: бесплатного ничего не бывает в мире. Просто родственники оплачивают, а собес потом возвращает им какую-то часть этих денег. Но здесь, как видно, этот вариант не пройдет. Отчим закуривает вонючую «приму» и говорит, что пасынок два дня назад вернулся из тюрьмы. У него был гепатит С и еще куча всего. По поводу гепатита С мы в курсе: нам звонили со «Скорой». Я поехала на вызов с Кристиной и с Олесей — просто напросилась. Сама не знаю зачем. Но ведь сейчас «время спячки» — вряд ли до утра кто-то позвонит в агентство. Я вновь подхожу к дивану. Присаживаюсь рядом на корточки и представляю, что мальчишка жив, мальчишка мал — где-то годик — и он теперь старательно ковыляет мне навстречу. Я приближаю свое лицо к его лицу и вижу бледные веснушки на правой щеке. Они темные, точно на лицо паренька кто-то раскрошил комок земли. Он и пахнет землей — у земли самый лучший запах в мире, это вам скажет любой, кто хоть мало-мальски знаком с нашим делом. Мы, ритуальщики, ненавидим цветы — они пахнут смертью, все в жизни пахнет смертью, одна земля хранит запах свежести. Посмотрите на луковицы растений — они дурны и неказисты на вид — но, когда закопают их в землю — через некоторое время они воскресают. Приобретают форму, цвет, оттенок. Потом они отживают — и все повторяется, повторяется. Верю ли я в бессмертие души? Я же видела своими глазами эти луковицы! Отчего людям быть хуже растений? Я осторожно кладу руку на мальчишеское плечо — оно твердое, но не каменное — не успело еще окостенеть как следует. Я закрываю глаза и вижу землю. Целое поле свежевспаханной земли. Я разбегаюсь и падаю, и ловлю ее губами, как воздух, как снег. И мальчик в белой футболке — такой же, как я, никому в мире не нужный человек — приподнимается на своем диване и ласково целует меня в щеку.

Я не помню, как девчонки отодрали меня от трупа. Я не помню, как мы очутились на улице и закурили. Как Олеся везла нас на своем автомобиле по малоосвещенным, точно коридоры морга, улицам.

— Кристина… сколько нужно, чтоб похоронить мальчика?

Кристинка смотрит с недоумением:

— Чего сколько?

— Денег сколько, балда?

— Ну тысяч двадцать пять — по наименьшим раскладам, это если кремашка…

Машина с визгом тормозит и останавливается, точно наткнувшись на невидимую преграду. Олеся живо оборачивается ко мне:

— Ты что, хочешь сама оплатить похороны?

Она совсем-совсем не девочка, эта Олеся — у нее мудрый взгляд много повидавшей женщины. Это она отняла у меня Кристину — отняла отца и мать. Она моложе и красивей меня. Тот паренек тоже был молод и красив. Но теперь мне все безразлично, даже то, что меня бросили.

Я устало говорю Кристинке:

— Считай!

И Олесе:

— Притормози у торгового центра — там должен быть банкомат.

 

Зелёный

Мы возвращаемся в офис уже засветло. Кристина и Олеся тут же заваливаются на диван — спать. Я вытаскиваю из принтера чистый лист и наскоро пишу Максиму письмо. «Дорогой Максим, так, мол, и так… очень благодарна, но вынуждена… это срочно… рада была познакомиться с Вами и с Леной, благодарна за все… оставшиеся деньги, перечислите, пожалуйста, на мою карточку…» Аккуратно складываю лист и сую Максу под компьютер. Достаю пакет, кидаю туда свои вещи. Прощальным взглядом окидываю офис. Что-то я еще должна сделать, но что? Ах, да! Открываю «гроссбух» с именами и контактами клиентов, нахожу ту женщину из Вологды, жену умершего таксиста. Звоню по мобильнику — я и так сейчас введу фирму в расход.

— Галина?

— Да? — у нее совершенно бодрый голос. Не спала в эту ночь? Впрочем, чему я удивляюсь?

— Галина, это говорит Ольга, менеджер из ритуального агентства… Галина, у вас нет никакой необходимости связываться с нашим агентством и переплачивать. Я вам советую: договоритесь с коллегами мужа, с друзьями… да с любым, у кого машина побольше «легковушки». Транспортировать желательно в гробу. Гроб вы привезете с собой — выйдет намного дешевле, поверьте мне.

Умница эта Галина. Не задает лишних вопросов. Да и вообще никаких не задает. Продиктовав ей перечень документов, необходимых для перевозки трупа, я прощаюсь. Посмотреть в последний раз на Кристинку? Ну а почему нет? Последняя воля уходящего — закон. Я скидываю туфли и тихо вхожу в полутемную комнату. Девчонки спят. Растрепанная Олесина голова лежит на Кристинкином плече. А Кристинкин затылок — вот он, возле моего колена. Прямо классика: на затылке прядь, на шейке родинка. Я наклоняюсь и осторожно целую ее в шею. Кристина дергается, резко поднимает голову. Увидев меня, улыбается радостно и бессмысслено.

— Это я, Кристина. Я пришла попрощаться.

Она поворачивается и обдает меня сонным, колыбельным теплом.

— Ты куда, на улицу?

— Да-да… спи.

Она послушно смежает ресницы.

Четверть часа спустя я уже мчусь в автомобиле по направлению к Рогожскому мосту. Включаю «дворники», чтоб убрать со стекла некстати начавшийся дождь. «Дворники» сребутся о стекло, точно щенячьи лапы о закрытую дверь. И я понимаю, что никакого дождя нет, а есть слезы, мешающие мне вести машину. Но это ерунда, конечно. Все слезы когда-нибудь просохнут, все двери когда-нибудь откроются — нужно только оставаться живым. Вот, я, кажется, уже вижу, вижу! На светофоре зеленый свет — можно снова выжать газ. Нет никакого серого, пока я жива, не будет больше никакого серого! Зеленый, зеленый, зеленый!

 

Ольга Козэль. Родилась в Москве в 1975 году. Окончила Литературный институт и аспирантуру ИМЛИ РАН. Публиковалась в журналах: «Юность», «Смена», «Дружба народов», «Москва», «Лепта», «День и ночь», и др. Автор двух поэтических книг. Член Союза писателей Москвы, Союза журналистов России. Руководит молодежным литературным объединением.

 

17.08.20179 026
  • 4
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Коллектив авторов Самое важное — в нюансах
Галина Калинкина Текст найдёт писателя и задушит
Михаил Эпштейн Зияние, или Заклятие кистью
Николай Грозни Признак Будды
Юлия Медведева Роман с Индией
Александр Курапцев Кумаровские россказни
Ефим Бершин С чистого листа
Дмитрий В. Новиков Волканы
Марат Баскин Жили-были
Павел Матвеев Встреча двух разумов, или Искусство парадокса
Ефим Бершин Чистый ангел
Наталья Рапопорт Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи
Алёна Рычкова-Закаблуковская Взошла глубинная вода
Анна Агнич Та самая женщина
Юрий Анненков (1889 – 1974) Воспоминания о Ленине
Елизавета Евстигнеева Яблочные кольца
Владимир Гуга Миноги с шампанским
Этажи Лауреаты премии журнала «Этажи» за 2023 год
Галина Калинкина Ольга Балла: «Критика — это служба понимания»
Михаил Эпштейн Лаборатория чувств. Рассказы о любви.
Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться