литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Анна Гедымин

Вера в счастье

22.11.2023
Вход через соц сети:
12.01.20188 619
Автор: Наталья Дзе Категория: Проза

Пишите письма

Иллюстрация Олега Ильдюкова

Пишите письма


Обнаружила на даче адресную записную книжку, которую я вела лет в десять-двенадцать.

В то время не было социальных сетей, электронной почты, и графоманы вроде меня писали бумажные письма.

География моих адресатов удивляла широтой: от тундрового поселка Гыргычан до Винницкой области. От Магадана до Урала. От Благовещенска до Москвы.

Случайные попутчики в поезде и самолете, приятели из пионерлагерей, одноклассники, уехавшие в другие города, подружки на даче у бабушки — все эти люди аккуратно заносились в книжицу, и потом, на протяжении долгого времени, бомбардировались обстоятельными письмами.

Многие, кстати, отвечали, терпели меня годами и даже хранили мои послания (сами потом показывали).


В одиннадцать лет я решила замахнуться на заграницу.

Хотелось разнообразия и узнать, как там в других мирах.

Поначалу у меня было два иностранных друга.

Йоанна из Польши и Октай из Монголии.

Оба изучали русский язык и с удовольствием писали.

С Йоанной мы обменивались фотографиями, вырезками из журналов, фантиками от конфет и даже носовыми платками.

Октай же, кроме открыток с юртами, присылал свои чудесные рисунки: степь, лошади, мальчик гарцует на коне. Вскоре он сообщил, что планирует на мне жениться, и я резко прервала переписку, испугавшись такого серьезного шага с его стороны.


Осталась одна Йоанна. Этого показалось мало. И я направила силы на поиски.

 

Я выклянчила у нашей пионервожатой адрес школы в Кабуле, пообещав, что стану послом мира и советским миротворцем в Афганистане.
И написала афганским школьникам большое письмо.

Они не откликнулись.

Я обиделась и не простила, мол, война войной, а отвечать на письма миротворцев надо по расписанию.


Еще я писала в благополучную пионерскую организацию имени Тельмана и просила выдать мне пару-тройку немецких ̶ш̶п̶и̶о̶н̶о̶в̶ пионеров, которым я буду рассказывать, как хорошо живется в нашей стране и слать открытки с видами Красной площади и Эрмитажа. Окультуривать.

Готова великодушно не затрагивать тему "про фашистов". В ответ жду жвачку (тонкую пластинку вполне можно упаковать в письмо), а также переводные картинки.


Но больше всех, конечно, досталось тогдашнему американскому президенту Рональду Рейгану.

Газета "Комсомольская Правда" неосторожно (или намеренно?) разместила адрес Белого Дома, я тут же переписала и понеслось!

Я призывала его покаяться, разоружиться, признать себя виновным в гибели Саманты Смит и вообще бросить весь свой апартеид вместе с капитализмом. Открыться миру, подружиться с ним, стать добрым и крикнуть "Прощай, оружие!"

Что есть только миг между прошлым и будущим.

Ребята, надо верить в чудеса, даже если друг оказался вдруг на маленьком плоту.

Солнечный круг и взвейтесь кострами.


Думаю, к концу восьмидесятых, послания с моими призывами так утомили господина Рейгана, что он при первой же возможности подписал с Горбачевым договор о разоружении, как можно быстрее ушел с президентского поста и уехал куда подальше, в деревню, в глушь, чтоб ни одна "Комсомольская Правда" не раскопала его новый адрес и не передала активным советским пионерам.

И там, вдали, свободный от обязательств и моих рекомендаций, он, наконец, вздохнул свободно.

 

Иллюстрация Олега Ильдюкова

Трудное решение


Недавно мы с мужем нашли на лестнице собачку.

Маленькая, беленькая, испуганная, она лежала пластом, дрожала и тихонько скулила.

Ноль реакции на поглаживания, ноль реакции на ласковые «утютю», ноль — на колбасу.

Шерстка — в грязи и колтунах. Глаза — самые несчастные на свете.

Мы не смогли пройти мимо.

Взяли себе. Назвали Асей.


Полдня она лежала в углу, боясь двинуться с места. Горестно отворачивалась от еды и питья. Страдала.

— Только начали жить холостыми и свободными, отправили сына и собаку в деревню, — ворчал Миша. — И через неделю сорвались — притащили эту приблуду.

— Она сама нас нашла, — отвечала я, нежно гладя Асю. — Лапушка! Ну, как такую можно бросить?

Ася согласно пискнула и лизнула мне руку.


На второй день она немного освоилась, робко топталась вокруг своего коврика, аккуратно заглядывала в кухню, но так и не решалась дойти до комнат.

Ела осторожно, чуть дрожа, из Жужиной миски.

— Забитая какая! — Миша с жалостью ее гладил. — Не то, что наша собачина — козлом скачет по всей квартире — не поймать!

— Интересно, как они сойдутся, — я в задумчивости уставилась на Асю. — Ревности, наверное, будет.

— Поначалу ревности, а потом подружатся, — махнул рукой Миша.


Мы строили планы: какие прививки нужно сделать, чипировать — не чипировать, заводить ли паспорт.

Асю не спускали с рук: гладили, тетешкались, успокаивали.

Я размечталась — такую маленькую можно везде таскать с собой. И в поезде, и в самолете, и даже на Книжный Салон можно интеллигентно прийти, посадив ее в сумочку.

Миша усмехался.


После очередной прогулки он вернулся хмурый.

— Мы должны отдать Асю, она Верина.

— Нет! — ужаснулась я. — Только не Верина!

Вера — наша соседка с первого этажа. Личность непонятная. Вечная безработная. Много детей и мужей. Занимает деньги и не отдает. Пьет пиво с молодежью на лестничной площадке. Сажает желтые цветы в палисаднике.

Короче, трудная судьба и противоречивые поступки.

— Понимаешь, — рассказывал Миша, — я иду с Асей, а тут — Вера в маршрутку садится! «Ой, говорит, как хорошо, что вы ее нашли, я думала она пропала» и обрадовалась так, прям расцвела вся.

— А Ася?

— Задрожала, но потом…

— Крым наш, — строптиво перебила я и прижала собачку к груди. — Обойдется!

— Крым не наш. Она голосует за Веру. Я в парадной ее выпустил, так она — шмыг! — и к ее двери. И сидела, пока я на руки не взял.

— У этой Веры — шесть детей! И пять мужей, которые по очереди ходят к ней в гости, — с плохо скрываемой бабской завистью рявкнула я. — Она никогда в жизни не работала, — я нервно почесала собачку за ухом. — Мне полторы тыщи должна и не отдаст никогда, ясно же!

— Ее моральный облик — не наше дело! Не нам судить, — заметил Миша.

— Я не сужу, мне собаку жалко! Как ей там живется? Помнишь, в каком виде она была?

— Но собака — её! Это её ответственность, Верина. Мы не можем забрать чужую собаку, только потому, что нам жалко!

— Ладно, — выдохнула я, — Давай пока не будем ничего решать. Мы планировали сегодня Асю купать — вот искупаем, а там видно будет.

И ушла по магазинам.


На обратном пути встретила Веру. Та, увидев меня в окно, выскочила из своей квартиры, и, наспех спросив как дела, робко поинтересовалась:

— Наташ, а собаку-то вы когда принесете?

— Ну.. принесем, если она еще не убежала, — я прищурилась. — Вчера повели без поводка, так еле поймали. И вообще, мы ее купать собрались. Вот, даже шампунь купила, — и демонстративно потрясла пакетом.

— У меня тоже шампунь есть, — загнусавила Вера.

— То-то она у тебя грязная, как нищенка! — буркнула я.

— Это она сама где-то извозилась на улице!

— Угу. Ладно, давай, покеда.

— Так принесете? — Вера смотрела, как тяжело я ступаю по лестнице.

Я еле заметно кивнула.


После купания Ася осмелела и начала носиться по комнате.

Она смешно отряхивалась, заигрывала со своим отражением в большом зеркале. Кокетливо пряталась от мячика под диван.

Надула лужицу на ковролине. Стыдливо пыталась ее затереть.

Наблюдать за этой собакой было одно удовольствие.

— Я не отдам ее Вере, — заплакала я. — У нас она чистая, мы вымыли ее и подстригли, а там она будет неухоженная и грязная. И дети затопчут.

Мишка помолчал и сказал:

— Когда я с ней последний раз гулял, она опять села у Вериной двери. Я звал-звал — бесполезно. Так и сидела. Пришлось взять на руки.

— Это по привычке, — всхлипнула я. — Потом забудет и начнет к нам на пятый этаж бегать.

— А может и не будет. Вспомни Чехова. Каштанку. Ведь ей лучше было у клоуна, а она все же выбрала старого хозяина, этого… как его… столяра. Или плотника? Собаки же преданы хозяину.

— Но Вера — плохой хозяин, — в голос заревела я. — Она за весь день так и не пришла за Асей. Помнишь, год назад у нее была какая-то маленькая шавка? Исчезла! И эта — вон в каком виде мы ее нашли! Зашуганная, забитая, грязная! Лежит как тряпка — шевельнуться боится.

— Она сидит возле ее двери, понимаешь? — Миша потер лоб. — Я зову — не отходит!

— Синдром Каштанки, — шмыгнула я носом, и вспомнила, что в Школе «Хороший Текст» прогуляла семинар Леонида Клейна. Как раз про Каштанку.

«Вот тебе и возмездие», — мелькнула мысль. — «Жизненный семинар».

— И потом, — продолжал Миша, — вон дети ее тоже без присмотра с трех лет во дворе бегают, чумазые и в трусах даже в плюс двадцать, ты же их не хватаешь и не тащишь домой?

— И тащила бы, если бы они так же под дверью грязные лежали! — выкрикнула я в сердцах.

Помолчали.

— Мы сделали все, что смогли, — Миша взял меня за плечи и развернул к себе: —приютили, накормили, вымыли и выстригли колтуны. Дальше уже не наша ответственность, дальше — Верина, понимаешь?


Мы отнесли собаку. Вера очень обрадовалась.

Думаю, она переживала, что мы лишим ее хозяйско-собачих прав.

В обмен на давний долг.

— Не думайте, я ее очень люблю! Кнопочка моя! — она демонстративно чмокнула нашу Асю в розовый нос.

— Вер, — помолчав, сказал Миша, — Если тебе трудно с ней, некогда, вон, сколько у тебя детей мал мала меньше, отдай ее нам.

— Да вы что?! — вытаращилась Вера. — Как это? Мне ее на день рождения подарили! Я не могу!

Ася-Кнопка спрыгнула с рук и убежала в глубину комнат, даже не оглянувшись.

— Ты идешь к этой Горгоне? — невесело пошутила я, когда дверь закрылась.

— Не, я к жене, — эхом закончил цитату Мишка. — Точнее, к хозяйке…


Вечером я долго не могла угомониться.

Копошилась на кухне, переставляла какие-то банки, гремела посудой, роняла ложки.

Потом зашла в комнату.

Миша спал, отвернувшись к стене. Я оттянула у него кусок одеяла и легла рядом.

— Гуманист! Интеллигент! — прошипела я ему в спину. — Все бы тебе разбазаривать!

«Гуманист» что-то пробормотал во сне, повернулся, обнял меня, я еще немного попереживала, поплакала и уснула.


И снилось мне, что все мы — я, Миша, наш сын Олег, наша рыжая дворняга Жужа, Вера, все ее дети и мужья — идем куда-то вперёд, ввысь, туда, к солнцу, а вокруг нас весело скачет маленькая беленькая собачка.

 

Иллюстрация Олега Ильдюкова

Итальянский мужчина и русская литература

 

Мужчины в Салерно очень любят женщин. Разных.

Стройных и пухленьких. Высоких и миниатюрных.

Блондинок, брюнеток, рыжих.

На набережной, или как у них это называется «лунгомаре», так вот на лунгомаре, при встрече с женщиной, они, страстно причмокивая, отправляют поцелуй в воздух и пылко восклицают «белла», «беллиссима».

И тут же начинают знакомиться.

Три основных вопроса итальянского уличного флирта:

Который час? Как тебя зовут? Ты замужем?

Именно в такой последовательности.

Хоть бы один сбился. Неет. Шпарят как по методичке. И вне зависимости от ответа на последний вопрос, настойчиво зовут в «кафе-мороженое».

Кокетка Алла, с которой я разговорилась на пляже, поведала мне, что в Салерно она переехала из-за мужчин.

— Кто я в своем городе? — восклицала она. — Я там старая карга! А тут я кто? — поправляла крашеную челку, и, томно изогнувшись, продолжала: — Тут я женщина! И никто не смотрит на мой возраст! Я за рыбой хожу каждое утро на рынок к мальчику двадцатилетнему, так он мне радуется, обнимает и называет дольчиссима, поняла, да? Самой сладкой он меня называет, а мне, между прочим, в этом году шестьдесят два! Ну? Так и зачем мне тот Киев?

 

Из-за этого страстного, искреннего, мужского восхищения, многие девушки мечтают выйти замуж за итальянца.

Или хотя бы завести себе итальянского друга.

В моей группе, в Академии Салерно, где я учила итальянский язык, было несколько таких.

Самые настойчивые постоянно спрашивали нашего учителя: что любят итальянские мужчины, как с ними себя вести и где можно встретить достойных.

Я слушала вполуха, замуж меня не интересовало, к тому времени у меня дома уже много лет жил прирученный любимый грузин, зачем мне еще и итальянец?

Мне требовался собеседник для разговорной практики. Вежливый, приличный носитель языка и культуры.

Со слов учителя я усвоила, что у моря бродят только легкомысленные элементы, с которыми точно не выйдет интересного разговора. Только «джелато шоколато» и романтические развлечения.

И ни в коем случае нельзя соглашаться на приглашение в «кафе-мороженое», после одного согласия от тебя уже не отстанут.


Поэтому на пляже я накрывала лицо панамой, и на все вопросы про «который час» отвечала сквозь нее «не знаю», пожевывая соломенный ободок.

Однажды, полдня лениво провалявшись на берегу, я собралась домой.

Уже на выходе ко мне наперерез ринулся молодой человек с прической а-ля Анджела Дэвис.

Из одежды на нем были только плавки.

— Я на вас давно смотрел! — пылко выкрикнул он и дотронулся до моего локтя. — Позвольте вас проводить!

Он глядел так восхищенно, что я смутилась. И главное — в начале разговора не прозвучало это банальное «который час».

— Но вы раздеты. А я уже ухожу.

— Я сейчас! — воскликнул он, метнулся к своему месту, схватил одежду и, прыгая на ходу, надел брюки.

Так же стремительно он натянул рубашку, и, застегивая ее, представился:

— Альберто!

— Наташа, — неохотно промямлила я.

— Откуда вы?

— Из России.

— Ах! Моя любимая страна!

Все развивалось не так. Пляж, полуголый итальянец, южный восхищенный взгляд, зачем все это? И вряд ли у нас найдутся общие темы для разговора.

С другой стороны, день, многолюдная набережная, если мы пройдем немного вместе, по пути, в этом нет ничего предосудительного.

— Я целый час на вас смотрел! — Альберто поправил сумку на плече и зашагал рядом со мной, стараясь попасть в ногу. — Заскочил искупаться после работы, а тут — русалка. Беллиссима!

От его страстного «б» отлетела капелька слюны и шмякнулась мне на щеку.

Я еще больше стушевалась. Вытереть — смутить человека, не специально же он. Оставила как есть. На солнце все быстро сохнет.


Мы поднялись по лестнице на набережную и медленно пошли в сторону центра города.

— А вы кто по профессии? — я решила переключить разговор на что-то предметное.

— Маркетолог! Эх, знала бы ты, Наташа, как тяжело быть маркетологом! — Альберто погрустнел. — Весь день туда-сюда, идеи, аналитика, рынок, конкуренты! И цифры- цифры- цифры! Так и мельтешат перед глазами, так и скачут!

— Я в маркетинге тоже работала, — обрадовалась я общей теме. — Только у меня была реклама, создание брендов, выставки всякие. С цифрами не очень много.

— Это тебе повезло! — горячо заверил Альберто. — Красавица! Белла!

Мы медленно шли по широкой набережной. Альберто размахивал руками и темпераментно рассказывал про трудные будни итальянского маркетолога.

Я подставляла физиономию солнцу.

— А вообще! — он резко остановился и развернулся ко мне. — Знаешь, я кто? Я ведь совсем не маркетолог! Это так, для денег.

— Кто? — удивилась я.

Альберто наклонился ко мне и по слогам произнес:

— Пи-са-тель.

Я облегченно выдохнула и рассмеялась:

— Так это чудесно! Расскажите, что вы пишете!

— Много пишу! Фантастику пишу, реализм пишу, сценарии пробовал.

— И?

— И что? Кому это надо? В стол пишу! Все ящики в столе завалены моими текстами. Пачки! Пачки! Пачки текстов! Тома! Тома литературы!!

— Так отправьте ваши пачки в редакцию! — забеспокоилась я. — Может, что и выстрелит!

— Кому? Кому это надо? — тряс кудлатой головой Альберто, не слушая меня. — Все в стол, все в стол! Кто в наши дни читает? Одни маркетологи вокруг!

Мне стало его жаль. Захотелось сменить тему.

— А вы, что читаете? Каких авторов? С русской литературой знакомы?

Альберто воспрял:

— О!! Я очень люблю русскую литературу. Это мировая литература. Толстой, Достоевский, Пешкин…

— Пушкин, — уточнила я. — Александр Сергеевич.

— Нет, Пешкин! — возразил Альберто, и от его яростного «П» капля ляпнулась мне в глаз.

— Пешков? — догадалась я, вспомнив, как третьего дня на Капри видела портрет Максима Горького. В мозаике. Ох, ничего себе, думаю, Альберто, настоящую фамилию Горького знает, продвинутый какой, а? Сейчас как зачитает «Буревестника»!

— Нет! Пешкин, Пешкин! — яростно выкрикивал Альберто. — Я точно знаю!


Так, в разговорах и спорах, мы добрели до кафе с вывеской «Мороженое».

— Зайдем? — Альберто смотрел с надеждой.

«И ты, Брут», — мелькнуло у меня. — «Всё туда же, а ведь как хорошо начали».

Я сослалась на что-то срочное, обязательное, и, быстро попрощавшись, убежала вдаль по набережной.

Так мы и расстались с итальянским писателем-маркетологом Альберто.


И все же зря считают, что у моря одни легкомысленные разгильдяи бродят. Вон какой интеллектуал мне попался!

А то, что в кафе-мороженое звал, как и все, так это ж, я думаю, просто итальянская мужская традиция.

Не более.


Осталось только одно «но».

Я, неуч и балбес, так до сих пор и не знаю, кто такой Пешкин.

И был ли он в русской литературе.

Может, хоть вы знаете? А?

 

Наталья Дзе. Родилась на Чукотке, в городе Певеке. После школы уехала в Москву, жила пять лет в Москве — училась в университете. В Санкт-Петербург перебралась по любви. Выходить замуж. Вышла. С тех пор живу здесь. Семья — муж, сын, собака, черепаха. В конце 2014 года окончила курсы «Мастер Текста» при издательстве «Астрель-Спб». В 2015-2016 годах ходила в литературную студию под руководством Дмитрия Вересова. Студентка первой сессии школы «Хороший текст» — зима 2016, мастерская Татьяны Щербины. С сентября 2017 года посещаю литературную студию Анатолия Ивановича Белинского. Серебряный лауреат международного литературного конкурса «Русский Stil-2016» в номинации «публицистика, эссеистика». Лонг-лист Одесской международной литературной премии им. Исаака Бабеля-2017. Печаталась в журналах «Этажи», «Новый Свет», «Идиот». Рассказы взяты в сборник «Были 90-х» (выпуск – декабрь 2017, изд-во АСТ, Москва) и в сборник «Ангелы-хранители нашего детства» (выпуск – декабрь 2017, изд-во Астрель, Санкт-Петербург).

12.01.20188 619
  • 60
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Коллектив авторов Самое важное — в нюансах
Галина Калинкина Текст найдёт писателя и задушит
Михаил Эпштейн Зияние, или Заклятие кистью
Николай Грозни Признак Будды
Юлия Медведева Роман с Индией
Александр Курапцев Кумаровские россказни
Ефим Бершин С чистого листа
Дмитрий В. Новиков Волканы
Марат Баскин Жили-были
Павел Матвеев Встреча двух разумов, или Искусство парадокса
Ефим Бершин Чистый ангел
Наталья Рапопорт Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи
Алёна Рычкова-Закаблуковская Взошла глубинная вода
Анна Агнич Та самая женщина
Юрий Анненков (1889 – 1974) Воспоминания о Ленине
Елизавета Евстигнеева Яблочные кольца
Владимир Гуга Миноги с шампанским
Этажи Лауреаты премии журнала «Этажи» за 2023 год
Галина Калинкина Ольга Балла: «Критика — это служба понимания»
Михаил Эпштейн Лаборатория чувств. Рассказы о любви.
Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться