Конкурс «Рассказы о городах» был придуман писательницей Ульей Новой, которая летом 2017-го года презентовала в литературной мастерской LITBAND свою новую книгу. В течение 4-х месяцев в закрытой группе инкогнито публиковались рассказы студентов LITBAND, после чего Улья выбрала лучшие на ее взгляд. Сегодня журнал «Этажи» публикует два рассказа-победителя.
Юлия Ренн
Перелом
Заскрипела ветка векового дерева. Отключили фонари. Включили фонтаны. На улицах и переулках Москвы метут ночную грязь. Новое утро в центре большого города.
Головой на мешке из магазина МЕТРО, под тёплым одеялом на лавочке у Третьяковской галереи спит Зина. И вчера здесь спала. Весь июль так — сон на лавке Толмачевского переулка среди природы: водопад-фонтан прямо за спиной, краски цветов в гранитных квадратных клумбах, деревья вокруг, птицы поют. Хорошо. Красиво.
Зина любит красоту: у неё идеально ровно накрашены ногти синим, гладко расчёсаны волосы. Её немного полное тело — в старенькой, но всегда чистой однотонной одежде. Кожа на лице у неё загорелая, морщинистая, без отёков — Зина алкоголь не пьёт. Вредно это.
Квартира-то у Зины есть. В центре, недалёко от Третьяковки. Но там тоска. Там душа не поёт, гармония и вдохновение не приходят. А ещё там муж пьяниц собирает — отчаялся, не реализовался, жалко его. Он слабый, а Зина сильнее, ей всё нипочем. Так что: лавочка, фонтан, вековые деревья, смотреть на небо, дышать полной грудью, экспериментировать.
— Зин, блин, ты что ли? Симпатичный лак. Ты мне денег должна, помнишь?
— Зина, вот это встреча! Давай только не будем обниматься, а то я простывшая, не хочу тебя заразить.
— Зинка? Нет, простите, обознался.
Каждый день мимо пробегают люди. Случайные персонажи прошлого. На их вопросы можно не отвечать. Всё мимо, в душу никто не смотрит.
Спешат.
В банки, корпорации, документы на итальянскую визу подавать, картины в галереях рассматривать, на газонах Музеона нежиться, беседовать о прибылях, отвлекаться на очередное сообщение в телефоне, нервничать.
Такая жизнь. Гонка. Москва.
К вечеру разыгрался ветер. Заскрипели крыши. Небо над храмами Замоскворечья меняет одни хмурые краски на другие. Красиво.
Зина покрепче укуталась фиолетовым плюшевым одеялом, с большой свисающей к тротуару дырой, сверху накинула строительную плёнку — скорее всего будет дождь, но под деревом её сильно не промочит. Уснула быстро — день был сложный.
Проснулась тоже быстро. Стихия за это время в Москве развернулась. Красота пропала, а на Зину с треском, визгом и вселенским грохотом падало дерево. Быстро падало. Быстро упало.
Упало так, что ужас парализовал безграничную Зинкину душу. Упало так, что полностью зажало тело и сковало движения. Но, слава Богу, упало так, что упёрлось в гранитную цветочную клумбу — кажется, Зина жива, кажется, не поломана.
Два мужика прибежали на Зинкин визг. Вытаскивали долго. Не вышло. Звали ещё помощи: третьего, четвёртого мужика, сколько ещё их было? Кричали, советовались, всю свою мужицкую силу отдавали. Зинку спасли.
Она целовала их крепко, как своих. Каждого. И никто не отвернулся от её объятий. Даже плакали с кем-то вместе. Она им прямо криком всем говорила, что люди они. ЛЮДИ! ЛЮДИ!
Пакет из магазина МЕТРО спасли, одеяло не стали — бросили. Зина подхватила пакет и побежала, как никогда не бегала. Домой. Жить!
После шторма мимо проносился уже другой город: сбиты фонарные столбы, целые районы остались без деревьев, сорваны крыши, помяты машины, погибли люди. Зина жива. Жива! Бежит, не останавливается.
Следующим утром Зина выгнала мужа. Он ей и не муж-то вовсе. Так и жили годами, не расписывались, ждали его прорыва в учёном мире.
Потом позвонила подруге-психологу: её эксперимент над Зинкой по открытию творческого потока и вдохновения закончен. Больше никаких ночёвок на лавочках и никаких маскировок. Никаких мужей-пьяниц и никаких подруг-психологов. Жить теперь надо! И учебный год скоро начинается, Зина будет учить детей красоте: видеть её, запоминать её, рисовать. Рисование важный предмет в школе, Зинаида Петровна должна стараться для детей.
Она положила трубку, расчесала гладко волосы, открыла все окна, впустила в дом свежести, достала из дальнего ящика кисти, краски и приступила к прорисовке новой учебной программы для ребят из пятого Б.
Юлия Ренн, окончила Санкт-Петербургский государственный университет, факультет менеджмента (высшая школа менеджмента). Дважды проходила писательские курсы LITBAND на ARTPLAY (в первый раз — у Качалкиной, второй раз – у Курочкиной).
Мария Кунина
Как я первый раз мыл полы, или В кинотеатрах всегда играют джаз.
Представьте себе такую картину: Москва, около восьми часов после обеда, Колпачный переулок, который извилисто спускается от Покровки к Хохловскому переулку, щебечут птицы у Лютеранского собора, я и мой друг Рыжий орем, скатываясь на черном рояле вниз по переулку, вечереет.
Ситуация явно нестандартная, скажете вы.
На самом деле, начиналось все совсем не так.
Началось все с того, что я и мой друг Рыжий болтались по Покровке и дискутировали о чем-то чрезвычайно важном. Потом зазвонил телефон и в трубке послышался женский голос:
— Сейчас же забирай свои вещи! Рояль в первую очередь! И не звони мне!
— Окей, — сказал мой друг Рыжий и мы пошли забирать рояль в первую очередь.
Рыжий часто попадал в истории. Так мы и познакомились.
В Москву я переехал пару месяцев назад из Петербурга, где произрастал в тепличной среде потомственных художников. Там и апартаменты на Восстания, и потолки пять метров, и чай пить с оттопыренным пальцем. А быть писателем — смертельный грех. Логично, что произошло дальше. Родственники сказали, что у меня в прадеда бунтарство, он опустился до поэта-революционера, и махнули на меня рукой. А спустя пару часов я махал белым ночам Петербурга, запрыгивая на ночной плацкарт до Москвы. Жить мне было негде. И после ознакомительных прогулок по показательным местам столицы, ночевать я решил в кинотеатре. Кроме меня в зале был ровно один человек. Он сел на соседнее кресло, подождал секунд 15 для приличия и начал рассказывать, что он думает об этом фильме. Так я и познакомился с моим другом Рыжим.
Рыжий треть своего времени проводил в кинотеатрах, треть — в театрах и еще треть — в спорах по любым вопросам. Рыжий становился режиссером и знал, как прожить в Москве не имея лишних денег, но стильно.
Хозяйкой голоса из телефона оказалась барышня с квартирой в тихом дворе Армянского переулка. И когда с третьего этажа в тихий двор начали падать вещи, мой друг Рыжий выкатился на рояле из подъезда.
— Хорошо не с третьего этажа, — резюмировал он. Давай уже пристроим этот рояль куда-нибудь.
Рояль был черный, блестящий, а главное, на ходу. Поэтому, было принято решение рекомендовать рояль нашему состоятельному другу Мите. Митя открывал свое первое кафе в Хохловском переулке, так что звезды складывались как нельзя хорошо.
Вся эта история и приводит нас к первому кадру с Колпачным переулком, черным роялем, мной и моим другом Рыжим.
Как вы, наверное, знаете, Колпачный переулок под некоторым уклоном ведет к Хохловскому переулку. А кафе нашего состоятельного друга Мити находится ровно напротив Колпачного переулка. В общем, я и мой друг Рыжий попали точно в цель. Да, в сверкающую и натертую витрину нового Митиного кафе.
И вот, влетаем мы в кафе, густо посыпая пол сверкающей и натертой витриной, наш состоятельный друг Митя роняет первую чашечку эспрессо, и превращается в Дмитрия Афанасьевича. Мой друг Рыжий слезает с рояля, отряхивается и изрекает:
— Нет, Митя. Это не кафе. Еще одно обычное кафе в Москве никому не нужно. Это кинотеатр, Митя. А в кинотеатрах всегда играют джаз.
Не сразу, но Дмитрий Афанасьевич вернулся в нашего состоятельного друга Митю. А мы пару часов донимали прохожих расспросами о том, как мыть полы. Ни я, как выходец из потомственной семьи художников, ни мой друг Рыжий, который в принципе дома не жил, не имели представления, как это происходит. В конце концов, нам поверили, и до полуночи мы вымывали листья, мусор и сверкающую натертую витрину из нового Митиного, но уже не кафе.
Но об этом позже.
Как Митино новое кафе перестало быть кафе и стало кинотеатром — совсем другая история.
Мария Кунина, живет в Москве, пишет истории про города и разных людей, которые в этих городах живут. Учится в Литературном институте по направлению «проза», любит Мариенгофа, рассказы Хэмингуэя и циничную изящность Остапа Бендера. Снимает портреты друзей-актеров, играет на рояле, скрипке и укулеле, а в перерывах варит кофе в турке.
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи