Каждое утро она неслышно входила в ванну и смотрела как бреется ее повзрослевший внук Антон. Она не всегда узнавала его последние годы, но его бритье напоминало ей давно ушедшего из жизни мужа и пролетевшую молодость. Старуха выжила из ума тихо, машинально выполняла работу по хозяйству, слушала радио и даже комментировала услышанное.

— Взрывают cебя и других, — шептала она, осмысляя теракты в Америке и Европе. — Не хотят жить.

Происходящее приводило ее в необыкновенное уныние. Падение царизма, гражданские и мировые войны, годы социалистического строительства и распад СССР она принять могла, но самоубийство и уничтожение невинных людей во имя идеи приводило ее в замешательство. Смутно она догадывалась, что люди умирают и она тоже смертна, но если раньше это было для нее очевидно, то с помрачением рассудка, уверенность исчезла.

Она решила, что люди умирают тогда, когда этого захотят. И тогда они взрывают себя в толпе или въезжают в бронированной машине, загруженной тротилом, на территорию детского сада.

Квартирант, поселившийся у них три дня назад во флигеле, был старым другом ее сына, погибшего на Чеченской войне. Выходец с Северного Кавказа, он давно переехал в Москву, занимался бизнесом. Каждое утро ему подавал машину его личный шофер. Провожать Руслана на работу тоже стало бабкиным ритуалом.

Она выходила на крыльцо в телогрейке, накинутой на байковый халат, в синей вязаной шапке, шептала слова прощания и махала рукой на уровне поясницы: поднять ее выше не могла из-за болезни суставов.

За последние годы многие вещи в доме стали ей в диковинку. Она не узнавала занавесок, висящих на кухне уже четверть века, старых сковородок и кастрюль, боялась самостоятельно включать утюг. Особенным сюрпризом оказалась для нее новая (не ношенная) дамская шляпка, купленная ей мужем на золотую свадьбу. Обнаружив ее на средних полках антресолей, старуха пришла в восторг и более со шляпкой не расставалась.

— Это ты мне купил? — спрашивала она у внука. — Какой ты добрый. Андрей был таким-же.

Внук кивал, целовал бабушку в лоб, но от разговора уходил. Он подумывал, что бабке и впрямь хорошо бы что-нибудь подарить: на День рождения или на Новый год. Он видел, как она привязана к нему. В этом было что-то похожее на собачью верность.

Однажды она вошла в спальню к внуку, когда он занимался там любовью с какой-то незнакомой женщиной. Ей хватило интуиции не проходить внутрь и простоять около часа у двери за занавеской, наблюдая за движениями их тел. Женщина была необыкновенна толста и криклива: старухе подумалось, что это продавщица из ближайшего продовольственного магазина, но представить себе, что женщина, торгующая колбасой и сыром, может находиться голой в ее доме, она не могла. Что-то не укладывалось в ее голове, нарушало привычную картину мира. Бабка не совсем понимала, что они делают, но видела, что внуку продавщица нравится, раз он так часто ее целует и говорит нежные слова.

Направившись на следующий день в магазин за продуктами, она вдруг бросила подруге Антона, сидящей на кассе, с неожиданным кавказским чванством:

— Сдачи не надо!

Продавщица с любопытством посмотрела на нее и подарила пачку печенья.

— У нас сегодня акция, — сказала она.

В этот момент старухе показалось, что баланс сил добра и зла в природе восстановился. К тому же продавщица похвалила ее новую шляпку с пером попугая, сказав, что такие шляпы сейчас опять входят в моду.

У старухи не вызывало сомнения, что квартирант явился к ним в дом, чтобы убить ее и ее внука, толстую продавщицу и, конечно, самого себя. Из-за этого она относилась к нему с необыкновенным уважением, видела в его появлении знак судьбы. Боится она смерти или нет, старуха не знала. Она слушала новости о терактах в Париже и боевых действиях на Ближнем Востоке и рисовала картины всеобщего добровольного суицида. Вопросы веры, храбрости, психологии самоубийства ее не интересовали. Она считала, что с некоторых пор господь делегировал дело смерти самим людям, и ответственность, которая теперь была возложена и на нее, бабку тяготила.

По утрам она с замиранием сердца смотрела, как внук взбивает пену в специальной баночке, намыливает кисточкой шею и щеки, виртуозно проводит станком по намыленным местам. От вчерашней щетины не оставалось и следа; бабка и это считала чудом. Ее внук преображался, становился молодым, немного постарев за ночь. Тщательно смыв остатки мыла с лица, он плескал на ладонь туалетную воду с запахом полыни и буквально нырял в нее с головой. Бабка стояла рядом и ела сырую размороженную рыбу. Эта привычка появилась у нее давно, но старуху никто не порицал. Считалось, что женщине не хватает фосфора или каких-то витаминов. В реальности с некоторых пор ей было лень готовить. Для внука она старалась, для себя считала это дело лишним.

Руслан не брился. Как подобает представителю своего народа, он носил большую окладистую бороду, едва тронутую сединой. Седина смотрелась красиво, словно серебряные перья, обрамляющие лицо.

Бабка выходила проводить квартиранта в любимой шляпке. При расставании он всегда говорил «до свидания» и почтительно кивал головой.

Старуха ждала судного дня терпеливо. Она догадывалась, что развязка близка, но не торопила ее, хотя любопытство и однообразие жизни подталкивали ее что-нибудь сделать. В тот день она направилась во флигель узнать насколько готова адская машина, предназначенная для их смерти.

Квартирант жил аскетично. Первое, что бросилось бабке в глаза — картонка кефира, неубранная в холодильник. Старуха взялась поставить ее на место, но картонка оказалась пуста. Она положила ее в мусорное ведро и продолжила осмотр. На стенах висело несколько фотографий молодых людей с советскими наградами на груди. На подоконнике произрастал кактус, на книжной полке стояло пять книг в одинаковых переплетах, кровать была убрана с армейской тщательностью. Ни четок, ни молитвенного коврика, о которых старуха слышала по радио, она не обнаружила. Прошла в ванную, с интересом взяла опасную бритву квартиранта, похожую на перочинный нож. Раскрыла ее и щелчком захлопнула. Зубы сосед чистил зубным порошком, что само по себе странно, но не столь подозрительно.

Старуха искала взрывное устройство. Открыла тумбочку под раковиной в уборной, пошарила шваброй под ванной. Вернулась в комнату и занялась изучением платяного шкафа. Одежда была аккуратно подобрана одна к другой: рубашки, галстуки, пара костюмов, зимняя парка на гагачьем меху. Ее внимание привлек портфель-дипломат времен ее юности, но он оказался доверху набит газетами и вырезками о передовиках производства. Бабка с интересом полистала журнал «Советский экран», посвященный кинофильму «Свинарка и пастух». Попробовала вспомнить мелодию далеких лет.

Изучение кровати тоже ничего не дало. Разве что пустой бумажный конверт, лежащий под матрасом, показался несуразным. Уходя, она бросила взгляд на книжную полку и на всякий случай отодвинула один из томов энциклопедии. За книгами стоял дипломат, ровно такой же, как в шкафу.

Старуха вытащила его и села на кровать, положив портфель на колени. Дипломат оказался закрыт, но она справилась с замками при помощи писчебумажной скрепки. Тут же поняла, что нашла то, что искала.

Дно чемоданчика было выложено обрезками водопроводных труб, начиненных, видимо, взрывчаткой и поражающими элементами. Цилиндры были укреплены скобами к обеим створкам чемодана; скобы посажены на клей «Момент». Посередине одного из отделений лежал мобильный телефон старого образца. Устройство приводилось в действие дистанционно. Она не понимала принципа работы адской машины, но выглядел этот механизм зловеще.

С некоторой торжественностью она захлопнула дипломат, поставила его обратно на полку и прикрыла книгами.

К приходу мужчин напекла пирожков с картошкой и капустой. Руки сами делали привычную работу, хотя не занимались этим долгие годы. Внук был приятно удивлен перемене в бабушке, подумал, что она начала приходить в себя. Пожалел, что праздник организовал не он сам.

— Что празднуем, баб Нюр? — спросил он, растерянно улыбаясь.

— Что-что, — проворчала старуха. — День взятия Бастилии…

— Он летом, — рассмеялся Антон.

Руслан появился часом позже. По причине праздника сходил в магазин и принес бутылку хорошего коньяка. Мужчины мало общались, сегодня для этого предоставлялся замечательный повод. Вскоре квартирант побежал за второй бутылкой, принес коробку конфет. Бабка пригубила коньяка, закусила шоколадом. Ребята разговорились. Руслан рассказал о том, как погиб Сергей, отец Антона. Внук с интересом слушал квартиранта, поскольку история разнилась с общепринятой. По легенде его отец умер в госпитале после осколочного ранения в голову. Подвыпивший сосед уверял, что Сергей поднял взвод в атаку на моджахедов и был смертельно ранен только после того, как была взята какая-то неприступная высота в горах.

— Твой отец был героем, — настаивал квартирант. — Теперь таких нет. Все превратились в тыловых крыс и офисный планктон.

Расходились за полночь: завтра обоим было нужно на работу. Обнимались в коридоре. Пели военные песни. Бабка дала квартиранту пирожков в кастрюле, замотанной цветастым полотенцем.

Ночью старухе не спалось. О смерти она не думала. Она думала о том, как конкретно это произойдет. Отрывистый крик из флигеля и зажженный в нем на несколько секунд свет, заставил ее насторожиться. Она подошла к холодильнику, достала кусок сырого палтуса и, надев тапочки, направилась к дагестанскому квартиранту.

Этой ночью с полной продавщицей из магазина занимался любовью Руслан. Старуха привычно встала у занавесок, глядя на разгорячившуюся пару. Женщина стонала словно умирает или рожает ребенка. Ее бедра дрожали в темноте и, как казалось старухе, светились от счастья. Она смотрела на чужую любовь внимательно и грозно, пока не вспомнила, как такое бывало и с ней. Вспомнила мужа, любовника из артели «Красная глина», танцы в заводском клубе. Первую поездку на поезде. В свадебное путешествие они ездили с Андреем в Китай.

Темная дымовая завеса, окутывающая ее разум последние годы, рассеялась, и она вдруг увидела всю свою жизнь, как в кино при быстрой прокрутке. Эта жизнь была яркой, интересной. Она не хотела расставаться с нею и даже подумала, как хорошо было бы прокатиться на прогулочном катере по Москва-реке. Или просто погулять с кем-нибудь по ночному городу.

Кавказец не унимался. И чем больше он растрачивал свой пыл, тем больше счастливых воспоминаний возвращалось к старухе. Инстинктивно она была благодарна этому брутальному лезгину за возвращение ее к нормальной жизни. Она смотрела, как он терзает развратную славянскую плоть работницы кооперативной торговли и с блаженством жевала сырую рыбу.

Нервное дыхание возникло вдруг за ее плечом. Словно не человек подошел к ней, а бешеное животное. Бабка обернулась и увидела худосочного внука в полушубке на голое тело. Он стоял с топором в руке и явно не знал, что делать дальше. Он трясся от обиды, но бабка не понимала его чувств.

— Бабушка, почему? — спросил он, став опять маленьким и она вспомнила, как он принес в детстве мертвого птенца.

— Нам бы так, Антоша, — сказала она и, посмотрев на внука, ощутила звездные потоки бессмертия.

Читайте рассказы Вадима Месяца в "Этажах":

"Машуков"

"Жених"

Вадим Месяц родился в 1964 году в Томске. Окончил физический факультет Томского государственного университета, кандидат физико-математических наук. В 1993-2003 годах – куратор российско-американской культурной программы при Стивенс-колледже (Хобокен, Нью-Джерси). Лауреат премии New Voices in Poetry and Prose (1991, USA), Бунинской премии (2005), премии им. П.П. Бажова (2002), финалист Букеровской премии (2002) и др. Член союза Российских писателей, союза писателей Москвы, Международной федерации русских писателей (Мюнхен), американского отделения ПЕН клуба "Писателей в эмиграции" (Нью-Йорк), «Межднародного ПЕН-центра» (Москва), председатель комиссии «Центр современной литературы» научного совета РАН. Организатор «Центра современной литературы» (2004) в Москве и руководитель издательского проекта «Русский Гулливер». Стихи и проза переведены на английский, немецкий, итальянский, французский, латышский, румынский, польский и испанский языки.