Из романа «Щель грешника»

Углубившись внутрь ближайшего квартала, Серёжа направился в сторону любимого бара, где все эти дни, пока с ним была Ира, не появлялся: ну вот почему-то с ней он туда заходить не хотел. Так с ним нередко бывало — не хотел и всё.

Брейгелевские мужики оказались на месте и, если и не приветствовали Серёжу слишком бурно, то уж точно узнали. Хозяйка ему сразу налила красного вина. Сегодня на ней было очень яркое красное платье. И Серёжу это сразу насторожило.

За окном в сторону Красного квартала и обратно прогулялся первый буддийский оранжевый монах. Они с Серёжей друг друга привычно поприветствовали.

«Ходьба побеждает холод, покой побеждает жару. Спокойствие создаёт порядок в мире», — непонятно с чего и уж точно, к чему вспомнилось любимое из «Дао дэ Цзин».

Промелькнула высокая женщина с длинной косой чёлкой, похожая на Диану из художественного магазина и витрины в Красном квартале. Она тоже оказалась в красном.

«Мерещится», — Серёжа посмотрел на часы. Они показывали 18.37. — «Как раз закончила дела в магазине и отправилась на вторую работу». — Он допил первый бокал вина. — «Проверим».

До противоположной окраины Красного квартала неспешным ходом было минут десять-двенадцать, и Серёжа решил не торопиться.

К концу второго бокала мимо — туда-сюда — прошёл уже третий монах.

Один из мужиков, средний, самый усатый, вдруг громко обратился к хозяйке. Так Серёжа узнал, что её зовут Якобин.

К середине третьего бокала Серёже захотелось говорить по-голландски.

— Шланг. Зюйд-вест. Зонтик, — сказал он негромко, но его услышали. И обернулись. Все трое.

— Хуфел турен макт дезе спин пер минут? — отчётливо произнёс он любимую фразу из русско-голландского разговорника, изданного «Воениздатом» и подаренного в своё время ден Буру за невозможностью не подарить такое лингвистические чудо. Фраза же на изначальном русском значила «Сколько оборотов в минуту делает этот шпиндель?» и предназначалась, видимо, для ведения экономического шпионажа.

Мужики переглянулись между собой и с хозяйкой. Через минуту она грудью вперёд вышла из-за стойки, оправляя левой крупной рукой подол красного платья и поставила перед Серёжей четвёртый бокал вина:

— Презент.

— Спасибо, Якобин, — чуть привстав и отвесив ей короткий вежливый поклон, сказал Серёжа по-русски.

— Hoeveel toeren maakt deze spin per minuut… — повторяли мужики на все лады и всё отчётливее улыбались.

Серёжа заказал им три пива, а Якобин принесла ему початую бутылку вина.

На пятьдесят секунд в бар заглянул лысый оранжевый монах и молча отдал Серёже можжевеловые чётки. Ответно его одарить было нечем, но тот ни в чём и не нуждался.

Якобин на кобальтово-синей тарелке с мельницами презентовала Серёже сыр четырёх сортов: два дырчатых — жёлтый и ещё желтее, с испариной, один белый, вроде брынзы, нарезанный рассыпчатыми кубиками, и подкопчённый, полосочками, в острых пятнышках красного перца. Серёжа попросил ещё по пиву мужикам.

Все они вполне сносно говорили по-английски, включая хозяйку. Фразы у них получались незамысловатые, зато ясные.

— Монах… В моём баре… Первый раз вижу… — зелёные глаза Якобин от изумления посветлели.

Теперь — они чокнулись в честь знакомства — рассмотрев их поближе, Серёжа понял свою первоначальную ошибку: мужики были не старше, а вроде как даже моложе него, или, скорее всего, примерно ровесниками.

Обладатель самых пышных, пшеничных усов, влажных от пивной пены, широкий в кости и с татуировкой на левом запястье, изображавшей длинное извилистое существо наподобие дракона, оказался Питером. Слева от него сидел Элко — с усами похожими, но пожиже, зато с боксёрским, явно несколько раз переломанным носом, справа — Фейко: щетинистые короткие усы топорщились над его верхней губой, придавая лицу немного бандитское выражение.

Одна из Серёжиных версий — по поводу водителей-дальнобойщиков — тут же и подтвердилась, хотя нечто ему и подсказывало, что ребята сейчас без работы, — так ли это на самом деле, Серёжа из деликатности уточнять не стал. Узнав, что Серёжа из Москвы, они вспомнили, что в девяностые гоняли в Россию гуманитарные фуры, под завязку загруженные сухим молоком и яичным порошком, а там их наперебой зазывали в гости и почему-то очень хорошо кормили: этот феномен так и остался для них загадкой.

— У нас очень гостеприимные люди, — не стал вдаваться в подробности Серёжа.

— О, да-да-да, — закивали мужики, а Якобин громко звякнула о стойку перед ними двумя тарелками — с сыром и с чипсами.

Ещё примерно через час пятнадцать замысловатый спасательный план в Серёжиной голове начал обретать практические очертания, чему очень способствовало окончательно сложившееся единство, потому как к ним присоединилась уже и Якобин. Едва пригубив первый бокал пива, она вышла из-за стойки, заперла входную дверь и развернула табличку надписью «Закрыто» в сторону потенциальных нарушителей их спокойствия. Кто заказывал каждую следующую порцию выпивки и угощал товарищей, стало уже не совсем ясно, ибо процесс перешёл в ту стадию, когда это, в сущности, совсем не важно. Серёжа на первых порах ещё пытался доставать бумажник и протягивать Якобин деньги, но попытки его успехом не увенчались, зато как-то между прочим выяснилось, что Питер и Якобин — муж и жена. И этот факт придал их всё более набирающей обороты вечеринке вид вполне дружески-семейный.

Тут Серёжу посетила ещё одна долгоиграющая мысль.

— Я — на пять минут, — сообщил он загадочно, указывая на дверь.

Свойство отчётливо складывать в копилку памяти случайные, а тем более не лишние для будущего детали, сыграло и на сей раз: один из немногих в Амстердаме винных магазинов с наличием крепких напитков давно был замечен Серёжей наискосок от буддийского храма, но прежде оставался без внимания за ненадобностью.

Табличка «Закрыто» на дверях бара уверенно подсказала, что Серёжу здесь по-прежнему ждут. Войдя, он сам, посчитав себя вправе, запер изнутри дверь.

Бутылка «Джеймсона», торжественно водружённая им на стойку, была встречена одобрительно и, похоже, перевела в разряд совсем уж несущественных проблему взаиморасчётов: Якобин со своей стороны выставила ещё сыра и чипсов и при первой возможности пополняла таявшие закуски. Серёжа, в свою очередь, подумал о том, не заказать ли сюда на всех пиццу, но его остановило опасение обидеть хозяйку столь легкомысленным, хотя и дружеским жестом.

Едва ли Серёжа даже теперь всерьёз полагал, что в этом городе кто-то и впрямь нуждается в его помощи. И всё же широта души обязывала: пара было уже не сдержать. Да и более острых развлечений хотелось, на хорошо подготовленной счастливым стечением обстоятельств почве, с группой добровольных соучастников.

Да уже и смеркалось, и пора было выдвигаться. Отчасти неожиданно он встретил поначалу не слишком активное, но всё же сопротивление, или, во всяком случае, недопонимание, когда, глянув по очереди в глаза своим товарищам, выговорил, уже не слишком отчётливо, наверное:

— Тут бы человека одного выручить… — в последнее слово Серёжа вкладывал и самому себе не очень ясный, но точно не однозначный смысл.

— Какого человека? — поинтересовалась Якобин.

— Женщину.

Питер, Элко и Фейко неторопливо переглянулись. Кажется, им совсем не хотелось никуда двигаться дальше уютных и родных стен бара. И всё же они включились в диалог.

— Женщину? — хлопнув глазами, переспросил Фейко.

— Выручить? — указательным пальцем Элко почесал кончик своего боксёрского носа.

— Далеко? — Питер разлил остатки виски и, столкнувшись со взглядом жены, добавил в каждый стакан по паре кубиков подтаявшего льда.

Серёжа одновременно замотал и закивал головой.

— Ладно, пошли, — решительно проговорила Якобин, обращаясь исключительно к своим мужикам. — Всё равно посетителей нет, — закончила она как-то нелогично.

То, что они под водительством Серёжи плотной группой деловито, хотя и вполне себе вальяжно идут вглубь Красного квартала, перпендикулярно каналам и по самому его краю, самому Серёже теперь казалось не столько забавным, хотя и такое присутствовало, сколько вновь настораживающим: что такое? кто эти люди? и куда, а главное зачем он их ведёт?

Покаянные размышления его прервал пересёкший их путь и тут же остановившийся посреди улицы микроавтобус какого-то очень официального служебного вида, кажется, даже с мигалкой, сейчас выключенной, хотя автомобильное движение в вечернее время тут обычно не приветствовалось. Широкая пассажирская дверца микроавтобуса поехала в сторону, столь же автоматически из салона выдвинулся помост с бортиками по краям, а на него выкатилась инвалидная коляска, на которой, обозревая орлиным взглядом окрестности, восседал средних лет рыжебородый мужик довольно бойкого вида. Помост с коляской бесшумно опустился и мужик на коляске, жужжа, электрически скатился на мостовую. Бросив победный взор почему-то на Якобин, он пожужжал дальше — вдоль освещённых бордельных витрин. Между прочим, как раз в ту сторону, куда направлялись и сотоварищи.

Серёжин немой вопрос тут же был удостоен ответа.

— Специальная муниципальная служба, — пояснил Питер. — Доставляет сюда маломобильных граждан. Говорят, для них есть даже особые скидки у девочек, — говорил он голосом нейтральным, но вышло как-то немного мечтательно, впрочем, Якобин на его сентенцию никак не отреагировала. — А разницу покрывает всё тот же городской муниципалитет.

— Хорошие люди, — только и нашёл, что добавить по-доброму изумлённый Серёжа.

Вскоре и пришли.

И едва не наткнулись на рыжебородого в коляске. Он, частично перегородив улочку, припарковался как раз напротив освещённой двери, за которой, по Серёжиным предположениям, всерьёз пока не подтверждённым, работала по совместительству Диана из художественного магазина.

Дверь была плотно занавешена бархатно-малиновой шторой.

Рыжебородый обернулся и скользнул по ним взглядом, в котором легко читалось чуть раздражённое недоумение.

— Нам именно сюда? — Якобин просто спрашивала, безо всякого подвоха.

Серёжа кивнул.

И они заняли молчаливо-настороженную позицию чуть правее двери и рыжебородого.

Серёжа понимал, что долго такое стояние на Угре продолжаться не сможет: у всех начнут возникать законные вопросы и нетерпение сердец, но тут как раз зашевелилась и отдёрнулась штора и распахнулась дверь. Не очень широко, но достаточно, чтобы выпустить довольно молодого высокого парня, бросившего на рыжебородого и Серёжину компанию не лишённый подозрительности взгляд. Но его внутренние размышления сейчас менее всего волновали Серёжу, потому как в проёме приоткрытой двери он разглядел девушку в красном бикини и с косой чёлкой. И теперь это точно была Диана.

На долю наглой секунды Серёжа опередил уже зажужжавшего рыжебородого и встал между ним и Дианой.

— Сергей? — вскинула та узкие брови. — Ну хорошо, заходи!

Серёжа обернулся к товарищам:

— Я сейчас!

Диана пропустила Серёжу внутрь.

Рыжебородый растерянно посмотрел на захлопнутую перед его носом дверь, ещё и задёрнутую тут же малиновой шторой, и достал телефон.

— Ты, кажется, обидел моего постоянного клиента, — укоризненно сказала Диана. А Серёжа-то думал, что она за быстротой его натиска ничего не заметила. — Что ты сегодня хочешь, милый? — перешла она на игривый тон. — Сначала в душ? — вопрос о деньгах она, наверное, по знакомству, видимо, оставила на потом.

Продолговатая комнатка в бледно-розовых тонах, собственно, и состояла из душевой кабинки в углу и не очень широкой кровати вдоль длинной стены, так что выбор тут был не столь уж велик.

— Собирайся! — Серёжа призывно рассёк рукой воздух, создавая ветер.

Интуитивно продолжая следовать тактике натиска и бури, он на самом деле совсем не представлял, что будет делать, если она откажет.

— Я не работаю на выезде, — насупилась Диана.

— А кто тебе сказал, что я зову тебя работать? — Серёжа сделал очень удивлённое лицо.

— Тогда зачем?

— Да сам не знаю, — честно признался Серёжа.

— Хорошо, — ответила Диана и из какого-то закутка достала плечики с красным платьем.

Их ждали: свои встретили улыбками и аплодисментами, рыжебородый — понурым мрачным взглядом, и с телефоном, зажатым в ладони.

У соседнего бара, взрыкнув, остановился и заглох мотоцикл, а из его динамиков в тишину выплеснулся ртутный голос Фредди Меркьюри: «The Show Mast Go On».

Серёжа достал из рюкзака предусмотрительно заныканную вторую бутылку «Джеймсона» и пустил её по кругу. Звал он присоединиться и рыжебородого, — тот с мрачным видом отвернулся. Но никуда не уезжал.

Едва успели сделать по глотку, как возле них образовалось двое полицейских — светловолосый парень и чёрная девушка — и тут же спешились со своих велосипедов.

Серёжа завернул пробку и спрятал бутылку в рюкзак, но факт нарушения общественного порядка был уже наглядно зафиксирован, да и заинтересованный свидетель имелся — лицо рыжебородого впервые озарила улыбка, вполне себе торжествующая. Правда, Диана бросила на него быстрый уничижительный взгляд и словно в отместку взяла Серёжу под руку: никто не сомневался, что полицию вызвал именно рыжебородый.

Так оно и оказалось, как вскоре окончательно выяснилось из перекрёстной беседы с полицейскими. И единственным всерьёз виноватым оказался Серёжа: сначала он ущемлял права инвалидов, а затем распивал крепкие напитки в неположенном месте. И если первое ещё требовало доказательств, то второе по зафиксированному факту грозило как минимум немалым штрафом. В общем, Серёжа попал.

Но так как одного его в компании с полицейской парой никто отпускать не хотел, то был вызван комфортный полицейский минивэн, куда все они, за исключением инвалида, и погрузились.

Серёжу грела одна мысль — он никого не подставил, оказавшись зачинщиком и виновником в одном единственном лице.

В участке было светло и довольно уютно. Всем сразу предложили кофе.

— Вы говорите по-голландски? — спросил Серёжу дежурный офицер.

— Хуфел турен макт дезе спин пер минут?

Офицер, проникновенно и даже с некоторой жалостью на него глядя, что-то переспросил снова по-голландски. Серёжа в ответ простодушно развёл руками.

— Ясно, — сказал офицер по-английски. — У вас есть с собой какие-то документы?

Серёжа протянул ему свой паспорт, радостно подумав о том, что штамп о въезде в Евросоюз у него благополучно имеется, и хотя бы по этой части он невинен.

Диана с Якобин, Элко, Фейко и Питер то по очереди, то хором всё пытались что-то сказать, из солидарности с Серёжей исключительно по-английски, но офицер неожиданно грозно и очень определённо указал им сначала на дверь, потом на диван, стоявший чуть в стороне от невысокой стойки, из-за которой он и вёл беседу с Серёжей, сидящим перед той самой стойкой в кресле. Товарищи выбрали диван и временное молчание.

Офицер медленно, внимательно и молча пролистал Серёжин паспорт и положил его на стойку, поближе к себе. Достав несколько бланков, он начал задавать обычные скучные вопросы:

— Фамилия? Имя? Гражданство? Место жительства? Цель прибытия в королевство Нидерланды? — Серёжа послушно и так же скучно ему отвечал.

После формальных возник, наконец, и вопрос чуть менее унылый:

— Имеются ли какие-то претензии к методам задержания?

Таковых, естественно не имелось. Но Серёжа не смог ограничиться самой констатацией факта и добавил, в качестве комплимента:

— Думаю, что методы капитана Франса Баннинга Кока и его знаменитой команды были гораздо менее щадящими, нежели у ваших симпатичных коллег.

— Вы про что? И про кого? Вы уже подвергались задержанию на территории Нидерландов?

И тут раздался голос Дианы:

— Он про «Ночной дозор» Рембрандта, — не зря же она работала ещё и в художественном магазине.

— Ясно, — безо всяких признаков раздражения кивнул офицер, но впервые посмотрел на Серёжу с интересом, хоть чуть-чуть выходящим за рамки служебного. И отложил бумаги в сторону.

— Но вы понимаете, — он заглянул в Серёжин паспорт, — господин Курбский, что вы подозреваетесь в серьёзных нарушениях законодательства Нидерландов?

— Я же не со зла… — пожал плечами Серёжа и, склонив голову, точно как провинившийся Бонд, заглянул в честные голубые глаза офицера.

Тот не обиделся на явно ёрнический посыл, но и не растаял от умиления:

— Ну ладно, распитие крепкого алкоголя в общественном месте. Это всего лишь штраф. Хотя и крупный. А вот ущемление прав инвалидов… — он хотел демонстративно вздохнуть, но сдержался. — Это уже из разряда уголовно наказуемых деяний… Если, конечно, будут собраны и предъявлены достаточные свидетельства и доказательства, — он посмотрел в сторону Серёжиных товарищей, — те одновременно и очень отрицательно помотали головами. — Итак, предварительно…

Вместо предварительного подведения итогов распахнулась внутренняя дверь слева от стойки и оттуда выглянула шоколадная собачья морда.

— Рин! — строго глянул на неё офицер.

Но та, а оказалась она хорошенькой ухоженной лабрадоршей, для проформы на несколько секунд задержавшись в дверях и прекрасно понимая, что находится сейчас в центре всеобщего внимания, красивой выставочной походкой обогнула стойку и прошествовала прямо к Серёже.

Офицер аж привстал и выглянул из-за стойки: Рин уселась рядом с Серёжей и положила ему морду на колени.

— Эх, Бонда на тебя нет, — по-русски сказал Серёжа, а Рин посмотрела на него ореховыми глазками и тут же глаза томно прикрыла, едва Серёжа положил ей ладонь между ушами.

В продолжение немой сцены автоматически и бесшумно раздвинулись главные двери и в участок вжужжала коляска с рыжебородым. Вид у него был такой несчастный и усталый, будто он весь путь сюда проделал не на электротяге, а собственноручно крутя колёса своего инвалидного кресла, причём всё время в гору.

— Господин ван дер Кёкен? — вопросительно приветствовал его офицер.

— Точно, Пауль ван дер Кёкен, — по-армейски чётко подтвердил рыжебородый, перевёл взгляд с офицера на Диану, демонстративно отвернувшуюся, потом на лабрадоршу и, лишь разглядев её хорошенько, поднял глаза на Серёжу, но тут же вернулся взглядом к офицеру.

Офицер выложил на стол ещё один бланк и добавил к нему ручку:

— Готовы сделать официальное заявление?

Ван дер Кёкен подкатил к стойке. Взял правой рукой бланк, а левой — ручку.

— Пауль?! — пролепетал голос Дианы.

Обернулась к рыжебородому, оторвав на мгновение голову от Серёжиных коленок, и лабрадорша Рин. Её бархатный чёрный нос презрительно пошевелился.

Пауль между тем, не обращая внимания на женские взгляды, придвинулся к стойке, положил на неё бланк, прижал его левой рукой, а правой ладонью зачем-то несколько раз разгладил. Наконец, прижав его теперь рукой правой, левой он начал что-то быстро писать.

Прошло, наверное, минуты четыре с половиной. За это время ван дер Кёкен успел написать десятка два строк. Серёжа заёрзал бы в кресле, если бы не боялся нарушить покой лабрадорши.

Поставив, видимо, точку, Пауль перечитал написанное. С таким, всё более изумляющимся видом, будто видел собственноручное заявление в первый раз.

Офицер протянул руку, чтобы забрать листок.

— Всё! — сказал Пауль.

— Что всё? — спросил офицер.

Бросив ручку, Пауль обеими руками схватил заполненный бланк заявления, словно кто-то тут же собирался его отобрать, скомкал листок, для надёжности покатал его между ладонями, придав ему форму почти правильного шарика для пинг-понга, и сунул в карман клетчатого пиджака.

— Всё! — повторил он. — У меня больше нет ни к кому претензий. — И хотя он сказал это по-голландски, даже Серёжа его понял.

Офицер с видимым удовлетворением кивнул.

— Молодец! — раздался голос Питера. — Теперь все свободны? А то в горле пересохло…

Вот про горло он, кажется, зря сказал, хотя, конечно, в Серёжином рюкзаке и лежала едва початая бутылка виски. Оказавшаяся злополучной.

— Постойте-постойте, дамы и господа! — остановил офицер начавшиеся проявления всеобщей радости, которой заразился даже рыжебородый бывший потерпевший. — Заявление полицейского патруля о распитии крепких спиртных напитков ещё никто не отменял!

— Заявление было устным? — неожиданно вмешался Пауль.

— Устным, — согласился офицер. — Но они его в любой момент подтвердят письменно. Рапортом. Так положено. По уставу нидерландской полиции.

— Да ладно, заплачу я этот штраф, — отмахнулся Серёжа. — Он хоть большой?

— Девятьсот евро, — грустно и обречённо пояснил офицер.

Питер громко произнёс какую-то короткую фразу по-голландски, скорее всего, близкую по значению русской «ни хрена себе».

— А! — нашёлся Серёжа. — У меня же есть право на один звонок?

Видимо, все возможные шутки по этому поводу давно были исчерпаны мировым кинематографом, и офицер просто кивнул.

Серёжа позвонил ден Буру:

— Меня тут повязали. За распитие крепких напитков.

— Твою мать, — сказал ден Бур. — И где ты?

— В участке. Сейчас дам офицеру трубку, он подскажет тебе адрес.

Пока ждали ден Бура, Якобин, воспользовавшись бесплатным полицейским автоматом, сделала всем кофе.

Ни одного нового задержанного за всё это время в участке не появилось. «Похоже, скучноватая у них тут служба», — подумал Серёжа.

Ден Бур прибыл минут через двадцать и даже движением брови не выказал удивления, застав Серёжу в большой голландской компании, распивающей в участке кофе из бумажных стаканчиков.

Вникнув в суть дела, опытный ден Бур, поднаторевший на участии в судебных процессах, всё же задумался. Все присутствовавшие, в том числе и офицер, тем не менее, смотрели на него как на потенциального волшебника. Не мог же он обмануть их ожидания?

— В нашем человеколюбивом нидерландском законодательстве есть достойная формула выхода из щекотливых ситуаций… — проговорил, наконец, он.

— И какая, господин ден Бур? — чуть язвительно поинтересовался офицер. Его строгие губы чуть раздвинула улыбка.

— Оценка любого деяния, принципиально не опасного для общественной безопасности, отдаётся «на усмотрение полицейского». Правоприменение этой формулы зачастую позволяет избежать излишней жестокости по отношению к нарушителю порядка, допустившего это нарушение по неосторожности… — увидев в глазах офицера несогласие с формулировкой «по неосторожности», он добавил: — Ну или как-нибудь ещё…

Кажется, и второй инцидент, инкриминированный Серёже, был исчерпан.

Голос офицера остановил их уже на пороге:

— Один вопрос… — все обернулись. — Сколько же всё-таки оборотов в минуту делает этот несчастный шпиндель?

— Примерно триста пятьдесят три. С половиной, — совершенно серьёзно ответил ден Бур.

К любимому бару Серёжа, Диана, Якобин, Элко, Фейко и Питер шли пешком, Пауль жужжал на коляске, а ден Бур вёл «под уздцы» велосипед, свободной рукой успевая вертеть одну за другой самокрутки. Пауля на самом деле никто с собой не звал — он сам увязался, но и прогнать его ни у кого не поднялась рука и не повернулся язык.

Поздним утром Серёжа проснулся в своём гостиничном номере один. На соседней подушке лежала записка:

«Спасибо за шоу, Сергей! Мне ещё никогда не было так весело. Диана». Рядом с её именем был приписан электронный адрес.

Серёжа посмотрел на часы. Его самолёт из Схипхола улетал через три часа.

Игорь Кузнецов родился в 1959 году. Окончил Литературный институт им. Горького в 1987-м (семинар прозы Анатолия Кима). Автор многих публикаций (проза, эссеистика, критика) в журналах «Дружба народов», «Знамя», «Новый мир», «Иностранная литература», «Смена», «Ясная Поляна», «Литературная учёба», «Московский вестник», «Литературной газете», газете «Сегодня», книги «Бестиарий» с иллюстрациями Татьяны Морозовой и др. Составитель нескольких изданий И.А. Гончарова (биография, предисловия, комментарии). В соавторстве с Татьяной Морозовой написаны «Бригада: история создания сериала», романы «Команда. Хроника передела 1997-2004», «ВВП, или Глас народа», сценарий 8-серийного художественного фильма «Три грации» и пр. Живёт в Москве.