Это интервью я записала на диктофон в 2000-м году. В то время я уже работала в журнале «Работница», и мы решили сделать серию статей о разных народах, живущих в Москве. В нашем доме на первом этаже жила старушка-ассирийка с удивительной судьбой, и я сразу обратилась к ней с просьбой рассказать о себе, своей семье и своем народе. Интервью я расшифровала и готовила поставить в номер, но, к сожалению, в печать пошел другой материал, потом тема перестала быть актуальна и мы благополучно об этом забыли. И вот сейчас, благодаря литературно-художественному журналу «Этажи», пришло время снова вспомнить об этом удивительном рассказе, в котором я специально сохранила интонацию и живую речь моей героини, женщины, пережившей несколько волн геноцида и репрессий своего народа — и у себя на родине в Иране, и в СССР, куда бежала ее семья от погромов.

Ассият

С детства помню мамин праздничный наряд. Длинное алое платье с черными манжетами, на талии — массивный серебряный пояс, весь в драгоценных камнях, по шее — в три ряда монисто.

Мама родились в 1894-м году в маленьком иранском городке Урми. Жила там с родителями до резни апреля 1915-го года. Тогда погибло очень много ассирийцев. Нас убивали так же безжалостно, как и армян...

Мама говорила, что началось все как-то неожиданно. Ничто не предвещало беды, но буквально за несколько часов до погромов соседи сказали ее отцу, моему деду, чтоб он срочно, пока не поздно, убирался с женой и детьми куда-нибудь подальше. Дед ничего не понял, не поверил, даже обиделся... и семья чуть было не погибла. Нам чудом удалось в последнюю минуту выскочить из дома и на надутых воздухом бараньих пузырях уплыть по реке Урми на русскую территорию... В ту страшную ночь на маме было надето ее главное сокровище — самое красивое, праздничное темно-красное платье, древний драгоценный пояс и тяжелое серебряное монисто...

Сперва жили в Ростове на Дону. Тогда у нас было принято довольно рано, в 13-14 лет выдавать своих девочек замуж. Но дедушка и бабушка очень любили, лелеяли и берегли мою маму. Они не неволили дочку с браком. Ассият вышла замуж только в 23 года за Нурмута — сына ближайших друзей своих родителей.

Мой папа незадолго до свадьбы устроился на работу в Москву. Был дворником. Поселились на Зубовской. Так получилось, что мы никогда не жили в коммуналке. У нас всегда была отдельная 9-ти метровая комната под лестницей со своим отдельным входом.

Нас у папы с мамой родилось 9 детей. Выжило только четверо. Остальные умерли во время эпидемии от скарлатины. Папа до одури боялся потерять остальных. Бывало, проснется посреди ночи:

— Ассият, буди детей, они плохо ели за ужином и, наверное, опять голодные.

— Зачем, Нурмут, они ж спят?

— Как бы не ослабели...

Как чувствовал, бедняга, что не долго нам так хорошо жить, чтоб всем вместе.

Папу арестовали в 1928-м году. Иран тогда как раз стал требовать возврата из России своих подданных. Папа уже сидел в тюрьме, а маме предложили срочно уехать, давали визу... Но как она могла, как, когда у нее, по ее собственному признанию, буквально все время перед глазами толпами стояли ее друзья, родные, близкие: женщины, старики, дети, замученные тогда в Урми? Мама долго хлопотала о советском гражданстве. Знаете, кто помог ей его получить? Сам Михаил Иванович Калинин, Царствие ему Небесное.

А многие ассирийцы уехали. И хорошо живут, не то что мы, грешные... И разбросало нас тогда по миру! У меня двоюродная сестра в Америке... Только я ее много, много лет не видела. Знаю точно еще от мамы, что жива, и что там, в Америке. Это ведь только относительно недавно, уж мамы и в живых не было, вроде бы как общение разрешили...

Как, когда папу взяли, не помню. Мне тогда было всего 4 года. Запомнила, что после этого меня, братика и двух сестер стали звать по-другому. Мама на всякий случай решила изменить наши имена, отчества и фамилию.

В 1938-м году после разоблачения антинародной деятельности Ежова, папу временно освободили, сказали, что не виновен, но потом забрали снова. Это уже было не на наших глазах. Отец уехал к своей сестре, нашей тетке, в Полтаву и больше не появлялся. Там, говорят, арестовывали какого-то начальника, а отец, вроде бы, подвернулся случайно, для счета. А взять его планировали у нас в Москве. Папы уже не было в живых, а к нам все приходили, все спрашивали — где он, куда и зачем убыл, когда вернется...

Тогда сажали многих ассирийцев. Мамин брат, он был рабочим на фабрике Тельмана, вообще перестал бывать дома. Ночевал когда у нас, когда у друзей, а когда и вовсе спал на скамейке в сквере. Однажды он узнал, что двое его сыновей тяжело заболели. Скарлатина. Дядя не вынес неизвестности и пришел домой, навестить мальчишек. Там его уже ждали...

После того, как отца не стало, мама пошла работать. Была сперва уборщицей в военной академии имени Фрунзе, потом много лет сидела в обувном ларьке — чистила ботинки.

Я до 16-ти лет прожила в Москве, потом завербовалась на Камчатку. Попала в город Ключи на рыбоперерабатывающий завод. Как хорошо, как весело и сытно мы там жили! Пароходы сперва сдавали улов государству, а потом еще 2-3 дня работали на население. Мы, холостяки, закатывали на зиму 400-500 банок консервов, семейные — по 2000.

В 1941-м году началась война. Мы ее даже не заметили. Хлеба давали по 1 кг 300 г в день на человека, плюс икра, консервы, рыбка... Самые яркие воспоминания — извержение вулкана Ключевская сопка в 1943-м году. Это была такая красота, прямо как миллион салютов!!! Пепел долетал до поселка, а это ни много ни мало 80 км.

Всю войну мама прожила в Москве. Старший брат был на брони. Работал строителем в метро. Одна сестра — тоже служила в метрострое. Вторая ушла на фронт. После победы вернулась, вышла за военного, сейчас живет в Куйбышеве.

Там, в Ключах, я встретилась с прекрасным парнем — Пашей Гриценко. Вскоре мы с ним расписались, у нас родился сын...

А в 1948-м году вернулись в Москву. Вместе. Меня об этом очень просила моя мама. Но по дороге нас с Павлом постигло огромное горе. Во время переезда через море, на борту парохода, тяжело заболел и умер наш первенец. Пятимесячный Артур. После этого мои отношения с мужем заметно испортились. Но этого мало. Пашка тогда почему-то сразу не понравился моим родственникам. Пришлось расстаться... У нас, ассирийцев, воля родителей — закон.

Я потом, вскоре, вновь вышла замуж. Вторично. Родила двух девочек... Но все равно, я теперь ясно сознаю, что у меня в жизни была только одна любовь. Это Паша. А у души один дом, место, где я была по-настоящему счастлива — это Камчатка... Как, почему я тогда ничего этого не понимала?

Когда мы возвращались с Пашей в Москву, то ехали через всю Россию, я тогда, помню, все стояла у окна, все смотрела, смотрела, смотрела... не могла насмотреться. Все думала — что бы ни случилось в жизни, как бы ни было больно, трудно, но все равно, какое же это счастье, что у нас всех есть такое бесценное сокровище, такое неисчерпаемое богатство — наша родина. И чего тут только нет. Всего навалом. И земли, и тайги, и гор, и рек, и озер... Один Байкал чего стоит!

Это сейчас железную дорогу за сопки отвели, а тогда старая ветка проходила вдоль самого озера, прямо по берегу. Проход прорублен сквозь скалы. Тридцать два тоннеля. Поезда шли так медленно, так долго стояли на полустанках, что наши мужчины успевали выскочить из вагона и прямо так, тряпками, ловили в Байкале рыбу. Потом солили и за окном, на ветру высушивали. Вялили. А вода тогда там была чистая-пречистая, лучше, чем родниковая. Я ее, помнится, впрок набирала в большие банки. Потом все чай кипятили. И никакого тебе целлюлозного комбината, никакой химии...

Папу реабилитировали в самом начале пятидесятых. Я помню, что, по-моему, еще был жив Сталин. Маме тогда прислали повестку, мол, гражданке такой-то надлежит явиться... А мама, покойница, Лубянку эту пуще смерти боялась. Как прочла, так и с ног долой. А я и говорю ей, ну матери, соврем, мол, что ты по-русски ни бельмеса не понимаешь, и меня с тобой пустят для перевода. Все тебе полегче будет. Так и сделали.

Доехали мы на метро до Дзержинки, вышли, пересекли площадь и подошли к большому серому дому. У входа милиционер:

— Это еще кто с вами? Повестка на одно лицо!

— Мама не знает по-русски, и я стану переводить.

— А по какому она знает?

— По-ассирийски.

— Мы найдем переводчика.

— Ищите...

Через некоторое время вернулся:

— Сопровождение разрешили..., — и мы вошли. Мама шла еле живая, буквально висела у меня на плече... А там, в самом здании, если кто не был, так и не поверит, до чего хорошо, чисто, богато. Лестница — мрамор, и по ней широкий красный ковер. Нигде ни пятнышка...

Поднялись мы с мамой, а там коридоры веером расходятся, как все равно паутина... Мы идем и не знаем, зачем нас сюда позвали. А с нами провожатый. Сам военный, в форме, а на боку револьвер. Подходим к одной из дверей.

— Подождите, — ждем.

— Заходите.

Мы вошли, а там тоже какой-то чин, но в штатском:

— Вашего мужа признали невиновным, и вам полагается компенсация 25 тысяч рублей и плюс квартира.

Я маме перевожу, вроде как она без понятия. Жду, что ответит. И вдруг:

— Я деньги не возьму, и квартира мне тоже не нужна, — говорит она мне по-ассирийски.

— Но почему, мама?

— Как вы, дети, сможете жить в квартире и тратить деньги, которые есть кровь вашего папы?

Я перевела, а сама боюсь, что мне начальник-то на такое скажет. А он:

— Странный вы народ — ассирийцы. Сколько ваших сюда вызывали, ни один ни денег, ни квартиры взять не согласился...

Так и остались при своих 9-ти квадратных метрах. И ведь нормально жили. Ни ключей, ни замков сроду не знали. Как уходишь, так бывало, припрешь дверь палочкой или вообще просто так прикроешь... Летом спали во дворе, на балконах, крышах сараев... и никогда, ни разу никакого случая даже и в помине не было... А сейчас?

* Ассирийцы — народ, происходящий от древнего населения Передней Азии. Происхождение возводится к обитателям Ассирийской империи. Непосредственными предками современных ассирийцев являются говорившие по-арамейски жители Месопотамии — древние ассирийцы, вавилоняне (амореи и халдеи), эблаиты, аккадцы, арамеи, принявшие в I веке христианство.

Ассирийцы приехали в Россию и Советский Союз тремя волнами. Первая волна была после Туркменчайского договора в 1828 году, когда ассирийцы оказались разделены границей между Россией и Персией. Многие ассирийцы оказались под суверенитетом России и тысячи их родственников пересекли границу, чтобы присоединиться к ним.

Вторая волна была в результате геноцида во время и после Первой мировой войны. Тогда в Советской России оказалось около 30 тыс. ассирийцев, часто без документов. Большинство их жило в лагерях беженцев на юге России до 1920-х годов, а затем расселялись оттуда в Петроград, Москву, Ростов и на Кубань.

Третья волна пришла после Второй мировой войны, когда Москва безуспешно пыталась создать зависимое государство в Иранском Курдистане. Советские войска были выведены из Ирана в 1946 году, и оставили ассирийцев, которые подверглись точно такому же геноциду, как и во время геноцида от турок, 30 лет назад. Опять же, многие ассирийцы нашли убежище в Советском Союзе, на этот раз они в основном осели в городах. С 1937 по 1959 год численность ассирийцев в СССР выросла на 587,3 %. В СССР в 30-е годы ассирийцы подверглись гонениям из-за религии и преследованиям религиозных и других лидеров.

В 1930—1940-е годы многие ассирийцы, особенно проживавшие в Грузии и Азербайджане, подверглись репрессиям. Вторая волна репрессий против ассирийцев в СССР прошла в 1949—1950 годах. Ассирийский народ был обвинён в измене Родине, шпионаже и вредительстве. Ассирийцы подверглись высылке из Закавказья и Крыма в Сибирь.

По данным переписи населения 2002 года, на территории России проживало 13,6 тысячи ассирийцев, из них владеющих ассирийским языком 7762 человека.

Единственным населённым пунктом России, в котором большинство жителей — ассирийцы, является село Урмия в Курганинском районе Краснодарского края.

(по материалам из Википедии, ред.)

Григорьева Елена Владимировна. Родилась в 1957-м году, живет в Москве. По образованию физик (Физфак МГУ), к.ф.-мн. Работала в Институте физики Земли РАН. Исследовала природу земного магнетизма. В 1993 году, когда все рухнуло, деньги исчезли и перестали платить зарплату — пришлось искать работу. Благодаря уже имеющимся публикациям ее взяли в газету "Вестник Замоскворечья", параллельно сотрудничала с "МК" и "МН". Работала в журнале "Семья и школа", "Директор школы". В 2000-м перешла в "Работницу", в 2007-м стала зам. главного редактора. С 2012-го на пенсии. Пишет картины. Член всех возможных союзов журналистов, Российского союза профессиональных литераторов, ТСПХ (Творческого союза профессиональных художников), и Международного Художественного фонда (как фотохудожник). Награждена почетным знаком "За заслуги перед журналистским сообществом:" За честь, достоинство и профессионализм".