Почти десять лет назад Александр Химушин бросил свою привычную благоустроенную жизнь в райском уголке Австралии, собрал рюкзак, взял фотокамеру и отправился путешествовать по миру. Посетив более восьмидесяти стран, увидев природные и рукотворные чудеса света, он пришел к выводу, что самое уникальное и интересное, что запало ему в душу, — люди, их разнообразная культура и традиции. С фотопортретов, собранных за годы путешествий, начался его проект “Мир в Лицах” (The World in Faces). Думаю, что многие из вас видели эти красивые, яркие, выразительные портреты людей в национальных костюмах в соцсетях или различных изданиях: фотографии Александра и статьи о нем печатают крупнейшие мировые газеты и журналы. Более всего Александру интересны малочисленные народы, находящиеся на грани исчезновения, живущие в далеких и недоступных уголках мира. Он хочет успеть запечатлеть то, что еще осталось, и ведет уникальную фотолетопись уходящих миров.

У него внешность физика-отличника и душа кочевника-путешественника. А еще он чем-то напоминает Питера Пэна: так же не желает взрослеть и жить в этом скучном мире взрослых, где погоня за материальными ценностями затмила приключенческий дух, а различия между людьми вызывают не любопытство и восхищение, а порождают конфликты и противостояния.  

Александр, какая страна была самой экзотической в череде путешествий?

Пожалуй, Папуа Новая Гвинея, где я побывал два раза. В Африке есть еще немало интересных мест. Например, в долине Омо в Эфиопии. Там живут представители нескольких этнических групп. Они до сих пор практикуют шрамирование. Делают себе надрезы-шрамы, которые потом немножко воспаляются, а после, когда заживают, превращаются в пупырышки. Таким образом они имитируют кожу крокодила. Есть там племя, девушки которого тарелки себе в губы вставляют. Нижнюю губу они разрезают, постепенно растягивают, чтобы тарелка в ней могла стоять, а четыре нижних зуба удаляют. У них это считается эталоном красоты.

Или в Афганистане есть долина Ваханская. Люди там живут достаточно изолировано, у них практически нет ничего современного. Я бы не сказал, что они как-то выглядят особенно экзотично, но в силу экстремальной изоляции им удалось сохранить свои традиции и быт. Например, женщина просто что-нибудь копает у себя в огороде, но при этом она одета, как с картинки, в уникальный этнический наряд

Живете обычно в домах у местных?

По-разному. Где-то я жил в школе-интернате для детей оленеводов, в которой мне выделили комнату. А однажды в музее местном какая-то комнатка была. Иногда у местных жителей живу: обычно в таких местах нет никаких гостиниц.

Где вы жили в Папуа Новой Гвинее?

Там останавливался у местных жителей. Однажды я жил в доме, который похож на избушку на курьих ножках, он стоит на столбах, а его крыша покрыта пальмовыми листьями. У людей там нет электричества, никаких бытовых условий. Утром, чтобы умыться, нужно идти в реку, а в ней полно крокодилов. А жажду там удобнее было кокосами утолять, идешь, а по дороге сидят женщины, продающие кокосы, они тебе сразу же его вскрывают мачете, и ты пьешь свежее молоко. Удивило, что там есть проблемы с пресной водой, в бутылках ее не продают вообще, но зато кока-кола есть в наличии на местном рынке.

Вот вы приехали в Папуа Новую Гвинею. Никого и ничего там не знаете. Просто приходите в местное племя и говорите: «Я хочу вас фотографировать?»

В каждом путешествии все происходит по-разному. Не так давно я был на севере Австралии на сборе общин местных аборигенов, они собираются обычно раз в два года. Там нет гостиницы и ночевать надо было в машине. Познакомился с соседом из другой машины, оказалось, он занимался туризмом в Папуа Новую Гвинею. Увидев мой проект и фотографии, он захотел мне помочь и пригласил туда приехать, даже оплатил проезд. Встретить меня он не смог, потому что как раз в те дни там были выборы, в стране начались беспорядки, и он отменил поездку в последний момент. Он советовал мне тоже не ехать, но я уже настроился, специально прилетел с Сахалина накануне, да и билеты поменять не было возможности. “Будь что будет”, — решил я, посмотрим, как там на месте. Приятелю написал, что все равно приеду, его местный знакомый должен был меня встретить. Но понятие времени у местных условное, меня никто не встретил, а телефон там не работал. Надо было срочно что-то решать, потому что темнело, а в темное время суток почти гарантировано, что тебя ограбят. Я посмотрел по сторонам на пассажиров с рейса и увидел двух ребят европейской внешности. Они оказались миссионерами из Германии, которые по счастливой случайности ехали туда же, куда и я. Они сказали, что всех там знают и пригласили меня с собой. Сначала несколько часов мы ехали в переполненном автобусе, затем четыре часа добирались на каноэ по реке до какого-то небольшого населенного пункта, и так я и остался у тех людей, которым они меня представили. Все получилось как нельзя лучше — я вернулся со множеством портретов!

Как родился ваш проект «Мир в лицах»?

Моя предыдущая жизнь была совсем не похожей на ту, которой я живу сейчас. Я долго занимался бизнесом, учился, однако со временем стал ощущать, что это не дает мне удовлетворения. Тогда я решил поменять жизнь, просто взять рюкзак и отправиться в путь с одной целью — увидеть и познать мир. За девять лет путешествий на каком-то этапе я почувствовал, что путешествие ради самого путешествия мне уже не так интересно. Если бы не люди и различные культуры, мир был бы достаточно однообразен.

С самого начала своих путешествий я фотографировал, вел блог, в дальнейшем некоторое время сотрудничал с телеканалом «Моя планета». За годы путешествий у меня накопились обширные фотоархивы, однажды я как-то просматривал их и наткнулся на несколько портретов людей, которые были сделаны в разных странах. И тут меня осенило! А что, если я соберу все эти портреты? У меня оказалось их около двухсот. Я смотрел на лица, и в памяти всплывали наши встречи и разговоры. И я понял, что это и есть то, чего я так долго искал. На самом деле, самым интересным во всех моих путешествиях были именно встречи с людьми, знакомство с их образом жизни, культурой. “Вот о чем надо рассказывать,” — подумал я, и мне захотелось поделиться своим открытием. С тех пор, я уже 3.5 года работаю над проектом “Мир в Лицах”, у меня появилась та самая главная цель, которую я искал и наконец-то нашел в путешествиях. Я даже называю это миротворческой миссией. Моя жизнь настолько изменилась, сейчас у меня ощущение, словно я живу в каком-то полете.

Для своего проекта «Мир в лицах» вы, в основном, фотографируете только представителей коренных малых народов или вообще планируете сделать такую фотоперепись всех народностей?

Я занимаюсь этнической фотографией, и на портрете человек должен быть в национальной одежде, характерной для людей этого народа. Вся аутентичная национальная культура, не музейная, а настоящая, сосредоточена сейчас в каких-то далеких уголках мира. Поэтому я могу, конечно, француза из Парижа сфотографировать, но чем он будет отличаться от жителя Брюсселя? Можно его нарядить в национальный костюм семнадцатого века, но это будет уже не совсем то. Мне интересны фотопортреты представителей тех народов, которые на сегодняшний момент продолжают, не смотря ни на что, сохранять свою культуру. Их очень мало осталось. Поэтому я собираю по крупицам все, что еще возможно найти. В мире столько много людей поддерживает организации, подобные Гринпис, которые борются за вымирающие виды животных или растений. Но при этом, мало кого волнуют проблемы народов, которые на грани исчезновения. Я понимаю, что сохранение природы и животного мира очень важно, но я хочу своим проектом обратить внимание на исчезающие народы.

Съемки, как правило, постановочные?

Это точно не стрит-фото, хотя все зависит от страны. В Афганистане, Эфиопии, Гватемале, я не снял ни одного постановочного кадра.

В Монголии почти повсеместно за пределами столицы, люди живут в юртах и повседневно ходят в национальных костюмах. Хотя я же их не снимаю сразу там, где увидел, а сначала нахожу место и правильный свет. А значит, это уже спланированный кадр, явно не спонтанный. В Бурятии люди в повседневной жизни одеваются, как и мы с вами, но у них почти у всех есть дома национальные костюмы, которые они надевают на праздники и другие события. Конечно, они оденут такой костюм специально для меня. Это применимо к России в целом, однако в некоторых местах очень трудно найти хоть что-то, что еще осталось от традиционного костюма.

Бывало такое, что кто-то вообще первый раз в жизни фотографировался?

Думаю, что некоторые из них раньше не фотографировались. По крайней мере, фотографов у них там точно заезжих не было. В прошлом году, в Бурятии, сфотографировал одного дедушку. И мне даже было неудобно, когда он вдруг после этого полез в карман, достал оттуда маленький кошелек и хотел заплатить мне деньги. Я говорю: «Зачем?», а он: «Я хочу эту фотографию». Я ему ответил, что и так ему привезу. На следующий год я вернулся с распечатанной в огромном формате фотографией, подписал прямо на ней его имя. Сам, к сожалению, не успел встретиться с ним, ему передали снимок. И говорят, что он был очень рад, повесил фотографию на стенку. Теперь вся деревня ходит смотреть, как он замечательно на ней получился.

Случается, что кто-то агрессивно относится к вашим намерениям фотографировать?

Агрессии нет, я всегда подхожу к людям и объясняю свои цели. Но иногда бывают проблемы, когда языка не знаешь и нет переводчика. В ряде регионов мира фотография вообще считается табу. В некоторых мусульманских странах или у майя. Они считают, что фотография причинит им вред, потому что как бы забирает часть их энергии.

В Гватемале однажды, кажется, лет десять назад, был случай, когда японский турист ходил с местным гидом, угостил местную девочку конфеткой и решил ее сфотографировать. В этот момент выбежал мужчина и просто зарубил его насмерть мачете. Гид пытался остановить его, в результате, он и его убил. И потом в этот регион перестали ездить туристы.

Но я с местными разговаривал, когда приехал туда, в тот самый поселок. Выяснилось, что они вполне адекватные люди. Я их фотографировал без проблем. А когда спросил, что же произошло тогда, они ответили, что мужчина был какой-то невменяемый, в тот момент в их поселке как раз были проповедники, пугающие всех сатанинской силой. И этот турист просто оказался в неудачное время в неудачном месте.

А какие самые опасные случаи были лично у вас?

Вообще, процент этих случаев на общем фоне может быть даже меньше одного процента. Я всегда говорю о том, что ко всему надо относиться с позитивом, не надо зацикливаться на чем-то плохом. Если начать вспоминать, то, конечно, бывали такие моменты. Один раз меня на Филиппинах отравили, чтобы обокрасть. Я познакомился с местными жителями и они пригласили меня к себе домой. Мы сидели за столом, они пели под караоке, момент, когда мне принесли стакан с напитком, был последним, что я запомнил. Потом я проснулся на следующий день в гостинице, которая находилась в противоположной стороне города, из рюкзака же все исчезло: ноутбук, фотоаппарат, деньги.

В одной из африканских стран, Джибути, три года назад я, ни за что ни про что, попал в местную тюрьму, в которой провел пять суток, после чего меня выслали из страны — думали, я либо шпион либо журналист. Фото удалили, но я потом смог восстановить некоторые.

Я попадал в сети контрабандистов, гостил у охотников за головами, однажды чуть не задохнулся в кратере вулкана. Это все долгие и занимательные истории. Когда-нибудь я напишу мемуары, думаю, многим будет интересно узнать детали невероятных событий, случившихся со мной.

Бывали и какие-то связанные со здоровьем опасные происшествия. Я церебральной малярией переболел как-то в Индонезии, под капельницей лежал пять суток, потому что это была самая тяжелая форма инфекции. Мне сказали, что если на третий день не выкарабкаюсь, то все, пиши, пропало. У меня уже бредовое состояние было. Но потом, на третий день, я резко пошел на поправку.

На каких экзотических транспортных средствах приходилось передвигаться?

Однажды ехал в открытой грузовой вагонетке, которая уголь возит. Это было в Африке, в Мавритании, я ехал в Сахару. Со мной путешествовали два бербера, в арабских халатах и в чалмах. И два африканца. Я сначала так обрадовался, потому что ситуация казалась совершенной: ветерок дул и можно было встать по пояс в этой вагонетке и фотографировать. Вокруг песчаные дюны, верблюды — красивые места. Но как только мы набрали скорость, я понял, что все не так радужно. Ветер поднял угольную пыль, я был вынужден спрятать фотоаппарат, все забилось сажей, сам я был весь черный. А потом, когда настала ночь, стало настолько холодно, что мы не могли спать. У одного из африканцев было одеяло, которое он постелил на железный пол этой ржавой, с дырами, из которых дуло, вагонетки. Мы укрылись, лежим, я посредине, с одной стороны африканец, с другой — бербер. Так и ехали.

Какую самую необычную еду довелось отведать? …

Местные, конечно, постоянно чем-то угощают. Очень часто ты даже не знаешь, что это такое. В Китае они очень любят погрызть такие маленькие штучки в пакетиках, похожие на чипсы, которые, как выяснилось, были порубленными вместе с когтями куриными лапками. Обычно я просто вежливо пытаюсь отказаться, если знаю, что это такое. Саранчу вот ел в Бирме.

Это не то чтобы экзотично, но когда я был в Африке, где нет магазинов, нечего купить и не на чем самому приготовить, в семье, где я жил, принесли к столу большой железный поднос, на нем была какая-то непонятная, скажем так, биомасса — разварившиеся рожки, а в них порубленные куски жирной верблюжатины. И вот они говорят:«Приятного аппетита» и тянутся руками к еде, вся семья — их человек восемь и я — должны с этого блюда руками есть. А оно все такое жирное, сквозь пальцы течет. Невкусно было и очень неаппетитно, но пришлось, потому что я реально там голодал.

Вы не только делаете фотопортреты, но и записываете истории своих героев. Знаю, что все они интересные, но, может быть, расскажет, какой человек вас больше всего потряс своей судьбой?

Поначалу я делал только фотопортреты, потом решил, что просто фотография, без истории — это не так интересно. Мне кажется, что у каждого человека есть своя уникальная история. Просто нужно ее услышать и рассказать. Как говорится, каждый из нас имеет пятнадцать минут славы. Иногда с людьми приходится подолгу говорить, задавать много вопросов, пока вдруг в какой-то момент, человек тебе такое выдаст, что этим потом невозможно не поделиться с миром. У одной бабушки, которую я фотографировал недавно в Монголии, уникальная судьба. Она из семьи кочевников-оленеводов. Между российской Тывой и Монголией проходит граница, там они и живут в пограничной полосе и кочуют с оленями туда-сюда. И до сорок четвертого года эта граница была открыта. А потом, когда поставили контрольный пункт, часть жителей осталась на одной стороне, а часть, соответственно, уже в другой стране. Когда она была маленькой, отец привез ее на монгольскую сторону к знакомым, когда еще не было границ. Когда он уехал назад, как раз так получилось, что границу закрыли. С тех пор она никого из своей семьи не видела. А у нее было пятнадцать, если не больше, сестер и братьев. С восьми лет она там жила, местные ее воспитывали, потом она вышла замуж, у нее у самой сейчас четырнадцать детей. А сколько внуков и правнуков, она уже точно даже не может сказать.

За девять лет вы побывали в 85-ти странах. Легче сказать, где еще не бывали?

В мире более двухсот стран, так что, еще хватит на мой век. Но цифры не так важны. Потому что в каких-то местах я бываю не раз, где-то бываю подолгу. Признаться, я не ожидал, что Россия такая необъятная, она, конечно, выглядит огромной на карте, но ты начинаешь понимать реальный масштаб, только когда путешествуешь по этой земле. Я полгода ездил по Сибири и понял, что лишь маленькую часть региона объездил и собираюсь вернуться. Причем, буду делать это зимой. Конечно, это очень опасно, особенно, если машина вдруг сломается. Недавно в Монголии я попал в снежную бурю и кое-как из нее выбрался. На сотни километров никого нет, дорогу заносит, асфальта нет, обычная грунтовая дорога. Когда ветер дует и снег идет, все следы, которые были, заметает. Я думал, что по дороге еду, но ошибся, в результате попал в большую яму, кое-как оттуда выехал. Путешествие в зимний период — настоящий экстрим.

А зачем так рисковать? Почему надо именно зимой?

Потому что я хочу, чтобы мои фотографии получались как можно более натуральные и аутентичные. Мне хочется запечатлеть местных жителей в национальных меховых зимних одеждах. Можно, конечно, приехать летом, попросить их одеть зимнюю одежду, но это уже будет не так естественно.

Расскажите, как вы с шаманами и другими духовными лидерами мира оказались в ООН? Что привело вас в Нью-Йорк?

Я приехал по приглашению благотворительного фонда LeCiel, который устроил здесь очень интересное мероприятие — впервые собрал двенадцать уважаемых духовных лидеров коренных малочисленных народов со всего мира. Причем, это реальные, настоящие лидеры, не официально кем-то назначенные. Были из Амазонии две женщины, из Ботсваны, из Непала шаманка была очень известная. С Аляски были люди, из Колумбии.

Их закрытая встреча проходила в здании ООН. У коренных народов, которые всегда очень бережно и уважительно относились к Природе, духовная связь с ней до сих пор существует. Духовные лидеры этих народов — практически последние из жителей Земли, кто обладает набором сакральных знаний, чтобы общаться с силами природы на энергетическом и спиритуальном уровнях. Мы сидели там за круглым столом, и каждый из этих духовных лидеров совершал свою индивидуальную медитацию, а потом в конце медитировали все вместе. Они считают, что это событие сможет повлиять на ход истории и воссоединить утраченную связь человечества с природой.

Я сопровождал Минато Сирюко — старейшину малочисленного народа уйльта с Сахалина, единственного представителя из России на этой встрече. Некоторое время назад мои фотографии уйльта увидели организаторы мероприятия. Они сначала попросили меня помочь им познакомиться с Минато и приехать на Сахалин для съемок фильма о ней, затем пригласили летом на остров в качестве переводчика, а после предложили сопровождать ее в поездку в Нью-Йорк.

Одна из ваших фотографий была продана сейчас в Нью-Йорке на престижном аукционе Phillips за четыре тысячи долларов.

Это был благотворительный аукцион, в рамках все того же мероприятия фонда LeCiel, в котором участвовали сорок лучших, по мнению организаторов, фотографов мира. Я был рад принять участие, внести свой вклад в доброе дело. Это была передвижная выставка под названием «Мудрость и Природа», начавшаяся в Лондоне, потом через Париж добравшаяся до Нью-Йорка. А кульминацией ее стал аукцион. Последние три года я занимаюсь портретами, но организаторы попросили у меня фотографию природы. И выбрали ту, что я сделал в Сибири, недалеко от Байкала, два года назад. На ней — отражение осеннего леса в озере.

Не удалось коренных жителей США сфотографировать, пока в Нью-Йорке были?

Среди прочих духовных лидеров, я познакомился с индейцами из Канады. Америка, Манхеттен — это же их исконные земли. И поэтому именно они проводили церемонию открытия и закрытия встречи, всех нас благословляли. Вручили мне пучок своей священной травы. Когда вернусь домой, мне надо развести костер и кинуть в него эту траву. Дым от нее благословит землю, на которой я живу, — так сказали мне индейцы.

Я не могу работать над портретом человека, когда рядом много людей, шума, суеты. А это было важное официальное мероприятие при ООН. Мне необходимо быть с человеком на одной волне. Для этого я должен приехать туда, где он живет, оказаться частью его мира. Я, конечно, могу сфотографировать индейца здесь, на фоне статуи Свободы. Но это совершенно не то, что мне нужно. Я обменялся с ними контактами, договорился, что когда-нибудь к ним приеду. Над каждым портретом я подолгу работаю, иногда делаю по 500 дублей.

Будете жечь траву индейцев у себя в Австралии?

Конечно. Думаю, что я поделю траву на два пучка. Один сожгу в России, другой в Австралии. Потому что у меня все-таки две страны в мире, которые я мог бы назвать своим домом.

Какие еще страны и народы планируете посетить?

Весь 2018 я хочу полностью посвятить коренным и малочисленным народам России. Вернусь в Сибирь, поеду в Бурятию, там проживает последний из малочисленных народов, которому официально в России присвоили статус коренного малочисленного. Они называют себя сойоты. Живут в удаленном месте, на монгольской границе. Некоторые из этих малочисленных народов неизвестны не то что в мире, но и в самой России о них мало кто знает. Во время первого этапа моего путешествия по Восточной Сибири и Дальнему Востоку я сделал большое количество портретов представителей 20 коренных и малочисленных народов, таких как тофалары, тазы, уйльта, ульчи, орочи, нивхи. Благодаря проекту, у меня теперь есть много добрых знакомых и единомышленников, люди часто сами всюду приглашают. Моя цель — побывать у всех остальных коренных народов России.

В конце февраля полечу с группой ученых-этнографов на Таймыр, мы будем добираться на этот отрезанный от всего мира полуостров из Норильска на вертолете. Там проживает четыре коренных и малочисленных народа, которые ведут традиционный образ жизни, мы ориентировочно проведем там три недели. Это будет интересное событие, хотя я знаю, что придется нелегко в бытовом плане, но это уникальный шанс, потому что сам бы я на вертолете не мог себе позволить туда добраться. Еще буквально недавно мне поступило предложение с Фиджи. Так что, если устану от снега и мороза в Сибири и захочется чуть-чуть расслабиться, поеду на Фиджи.

Без чего вы не можете поехать в путешествие, кроме аппаратуры?

Без своей шапки. Вы, может быть, видели ее на всех моих фотографиях. Мне ее подарили в первый год моего путешествия в Непале. И с тех пор она у меня как талисман. Такую шапку люди носят там в горах, она похожа на перуанскую.

Много чего я поменял, потерял, сломал за годы путешествий, но шапка... она выручает и летом, в Африке, когда жарко, и зимой в Сибири, когда холодно. Она всегда со мной. Такая прикольная моя шапочка.

А где она сейчас, вы без нее пришли?

В рюкзаке, я с ней не расстаюсь. С шапкой тоже приключилась интересная история. Однажды после стирки она села, и я ее уже не мог натянуть на голову. Мне было так жаль. Дело было в Якутии, в прошлом году. Как раз в тот момент я находился у женщин-мастериц, которые шьют национальные якутские костюмы. Я им рассказал, что случилось с шапкой. Потом зашел к ним на следующий день, и они мне говорят: «Знаете, Александр, вы, наверное, будете нас ругать, но мы хотим вам сделать вот такой сюрприз». А я шапку у них забыл накануне, и за ней, собственно и пришел. Они говорят: «Вот ваша шапка, но мы ее за ночь растянули». Они ее на какую-то болванку специальную надели, и она растянулась, но стала короткой, как тюбетейка. Так они ее надвязали в несколько слоев — не представляете, как я был доволен. Они вдохнули новую жизнь в мою шапку. И она теперь снова со мной на долгие годы!

Как вы думаете, реально в наше время найти какой-то неизвестный малочисленный народ?

Думаю, что да, но это требует большого количества времени и экспедиционных работ. Я познакомился в Папуа Новой Гвинее с одним этнографом, европейцем, который живет там уже семь лет и знает такие племена, которые, по его словам, никогда не контактировали с другими. Но он никого не хочет туда вести. Говорит: «Как только я приведу кого-нибудь, как только кто-нибудь приедет из того же National Geographic, на этом жизнь в племени изменится на сто процентов». Они уже предлагали ему привезти туда съемочную группу на месяц за 1000 долларов в день в качестве вознаграждения, но он отказался.

Это очень больная тема, на самом деле. Потому что туризм, который неизбежно за этим последует, с одной стороны, часто помогает коренным народам материально, с другой — просто разрушает все последние оставшиеся их традиции. Я видел это уже не раз, к сожалению.

Вы родом из Якутска, но шестнадцать лет назад переехали в Австралию. Как вы туда попали?

Когда я жил в холодном Якутске, мне все время хотелось оказаться среди тропиков и пальм. И Австралия мне нравилась тем, что она так далеко, и все там незнакомо и неизведанно мною. Мне хотелось найти такой райский уголок на земле, где можно было бы просто жить и заниматься творчеством. Сейчас большую часть года, девять или десять месяцев, я провожу вдали от дома. То, что для других считается отпуском, для меня — работа. А возвращаясь домой, я наоборот, отдыхаю, ведь условия, в которых я путешествую, достаточно экстремальные.

Почему в один прекрасный момент вы вдруг решили круто изменить свою жизнь?

В Австралии я учился в университете и получил диплом по бизнес-администрированию. Даже был в числе 30 лучших студентов университета. Мне интересно было учиться, ведь в прошлом у меня был свой бизнес. Я думал, что новые знания дадут мне какой-то толчок в дальнейшем развитии моего дела. А получилось наоборот. Учеба изменила сознание совершенно в противоположном направлении. И я понял, что мир бизнеса мне уже больше совсем не интересен, и я хотел бы чего-то другого. Деньги и материальные вещи не имеют ценности. Есть большая разница в отношениях между людьми, которые занимаются бизнесом, и между мной и людьми, с которыми сводит меня моя деятельность сейчас. Все деловые контакты имеют ту или иную выгоду, а сейчас я приезжаю куда-то, поначалу никого там не знаю, а в конце концов обрастаю большим количеством друзей. И они бескорыстно мне помогают. Я живу в каком-то совершенно другом измерении. Просто и счастливо. И занимаюсь важным делом.

Я вижу, что мой проект находит отклик в сердцах людей, я же его никаким образом не продвигал. У меня нет ни продюсеров, ни помощников. Я просто выкладывал фотографии в интернет, и они стали там популярными. Первой фотоисторией с сибирскими портретами на фейсбуке за несколько дней поделилось более ста тысяч человек. Она разошлась по миру в какой-то геометрической прогрессии. Если бы я был человеком, ориентированным на прибыль, наверное, подумал бы: «Надо пользоваться моментом». А я решил, что буду продолжать путешествовать еще год, потому что мне нужно всю Сибирь объехать.

Но вы же не можете быть совсем свободным от денег. Все ваши путешествия все равно требуют каких-то затрат? Вы сами спонсируете проект?

Да, самостоятельно, и пока он не окупается. Конечно, я хотел бы зарабатывать на своих фотографиях столько, чтобы покрывать расходы.

Я планирую издать книгу и сделать большую выставку. Но не просто в арт-галерее. Мне хочется сделать выставку при ООН, потому что я считаю, что мой проект созвучен целям и смыслу этой организации. На сегодняшний день несколько издательств предложили мне издать книгу с моими фотографиями. Последний разговор состоялся у меня с издательским домом «Ризолли» — одним из ведущих мировых брендов по фотокнигам, однако работа над подготовкой и изданием книги занимает около года — я пока не могу позволить себе просидеть столько на одном месте — меня ждут во многих регионах России и мира.

На проект “Мир в Лицах” было уже потрачено большое количество сбережений и 3.5 года жизни. Я хочу создать некоммерческую организацию, и все деньги, которые смогу собрать с помощью книги, публикаций, быть может, с привлечением спонсоров, которым это будет интересно, пошли бы только на продолжение проекта и на те же выставки. Мне на расходы не так много надо, если они будут покрываться, для меня этого уже достаточно.

Для такого образа жизни, как ваш, надо быть свободным от привязанностей. Не все могут себе такое позволить.

Образ жизни человек сам для себя выбирает. Конечно, мой далеко не каждому подойдет. Но ведь во все времена существовали путешественники, были, есть и будут целые кочевые народы. Наверное, у меня в душе есть что-то от них. Именно в Бурятии и Монголии я почему-то чувствую себя как в своей тарелке. На сегодня я не представляю себя без путешествий, мне просто как воздух необходим такой современный кочевой стиль существования. Недавно познакомился с человеком, который загорелся желанием снять обо мне документальный фильм.

Кем вы мечтали быть в детстве?

Не скажу, что мечтал быть путешественником, ну какой в советское время, в закрытой стране, с тебя может быть путешественник? Но я помню, что очень сильно интересовался географией. Я знал наизусть все страны, города, столицы, мог с закрытыми глазами представить себе карту. У нас было радио, тогда же глушили все иностранные сигналы. Но я сумел какими-то хитрыми махинациями сделать так, чтобы антенна все-таки принимала зарубежные радиосигналы. И ночью мне нравилось лежать в темноте и крутить радио. Я слушал эти свистящие звуки на разных языках мира, хотя конечно не понимал слов, и мечтал о далеких странах. И к фотографии у меня с детства был интерес, а потом и бизнес мой был связан с этим. Мне кажется, каждому изначально предначертан какой-то путь, может, мы даже не представляем себе, каким образом наша судьба сложится, но кусочки пазла, раскиданные по жизни, обязательно соберутся в нужный момент.

Вам никогда не бывает жаль этих людей, которые живут без благ цивилизации?

Они ничего не лишены на самом деле. В той же Австралии коренному населению хотели навязать чуждые им ценности. У них есть свои понятия о том, как нужно жить, и не надо пытаться их изменить. Вы знаете, у нас там термин существует: «украденное поколение». Это когда у аборигенов в период с 1930 по 1969 годы насильственно забирали детей и воспитывали в детских домах. Тогда же определили, что аборигенские черты внешности, при смешивании с белой кровью, в 4-м колене полностью исчезают. На мой взгляд, просто хотели на генетическом уровне истребить этот народ. Для меня это совершенно непостижимо. Почему-то люди любой “развитой” цивилизации считают, что мы должны как-то помочь этим малым народам. А их нужно просто оставить в покое.

На благотворительном аукционе в Нью Йорке присутствовали духовные лидеры — коренные жители Колумбии. Они сидели в сторонке, про них вообще на этом аукционе все забыли, а я почувствовал, что они мне очень близки. И хотя был хороший момент для меня, когда можно было со всеми важными персонами знакомиться и обмениваться контактами, я большую часть аукциона просидел рядом с колумбийцами, в стороне от происходящего.

Их потряс визит в Музей Естествознания, где они увидели украденные когда-то и вывезенные на запад святыни своего народа, до которых они не могли даже прикоснуться. Один фотограф сделал в музее такую поразительную фотографию, я ее потом видел: колумбиец стоит у музейной витрины, где за стеклом — священная статуэтка его народа, и вот он тянет к ней руки, но она недосягаема. Этот кадр очень сильно на меня подействовал.

Беседовала Ольга Смагаринская

Нью-Йорк, ноябрь 2017

Александр Химушин — российский путешественник, этно-фотограф. Последние 9 лет провел в длительных путешествиях, посетив 85 стран. Родился и вырос в Якутии, с детства увлекался фотографией. 16 лет назад переехал в Австралию, с отличием закончил магистратуру в области делового администрирования (MBA) Университета им. Джеймса Кука. Бросив бизнес и собрав рюкзак, решает стать путешественником-фотографом. Несколько лет назад из множества фотографий, появившихся за годы странствий, родился его проект “Мир в Лицах” (“The World in Faces”) — фотопортреты людей разных национальностей. Особый интерес для него представляют коренные и малочисленные народы мира, находящиеся на грани исчезновения, и народы, населяющие труднодоступные уголки планеты, где сохранилась аутентичная культура. Его уникальные фотографии были опубликованы в более, чем 60 странах в таких престижных изданиях, как CNN, National Geographic, GEO, Telegraph, HuffPost, Mirror UK, Daily Mail, Xinhua, PetaPixel, Fstoppers, RT, Arab News и др.

В ноябре 2017 г. одна из фотографий Александра была продана в благотворительных целях на ведущем мировом арт-аукционе Philips в Нью-Йорке, где он принимал участие во встрече духовных лидеров коренных народов мира при ООН. Фотопортрет женщины ульчи, сделанный Александром в Сибири, был включен в список 40 лучших фотографий мира 2017 года.

Проект “The World in Faces” в социальных сетях: facebook.com/theworldinfaces  и  instagram.com/ theworldinfaces

Ольга Смагаринская. Окончила факультет журналистики МГУ. В годы студенчества сотрудничала с различными (на тот момент еще советскими) изданиями. Жила в Чикаго, Лондоне, Сингапуре, в настоящее время обосновалась в Нью-Йорке с мужем и двумя детьми. Публикуется в Elle Russia, Elegant New York, Ballet Insider, RUNYweb.com, Этажи, Музыкальные сезоны. Лауреат премии литературно-художественного журнала "Этажи" в номинации "Лучшее интервью года 2017".