Мерзопакостная погода стоит. Слякотная. Грязная снежная каша под ногами уже неделю как. Словно тот, кто где-то наверху погодой заведует, устал и подремать лёг. И туман этот противный. Бледно-жёлтый, будто застарелое пятно на белом халате. Спускается, наползает отовсюду, из каждой подворотни.

Старенький УАЗик, пробуксовав колёсами, свернул во дворы. Врач «скорой» Харитонов поплотнее завернулся в куртку с поломанной молнией и отвернулся от окна. Его уставший взгляд скользил по привычным внутренностям микроавтобуса, стараясь нащупать хоть что-то не окончательно безрадостное. Напротив, уткнувшись в телефон, сидел стажёр Ведунов — залипал в какой-то игрушке. За рулём — водитель Коля Рыжкин — мужик лет сорока с забинтованной головой. Прошуршав бортом «буханки» по сухим веткам каких-то неопрятных кустов, он с тоской вздохнул «Э-ге-ге», остановил машину у подъезда и повернулся в салон — «Ага. Да?» Мол, привёз, куда надо.

— Приехали, Коль. Да. Жди нас, — кивнул Харитонов, взял сумку, поторопил стажёра, — шустрее давай. Тот выскочил, сразу утонув кроссовками в снегу. Доктор вышел следом, хлопнув дверью буханки, через грязное стекло ещё раз взглянул на водителя.

Если бы не знатный отпечаток советского образования на физиономии, то в таком виде и с этими междометиями Рыжкин точно сошёл бы за Шарикова. Под стать тачке. Из какого могильника они её только вытащили. Но, какие уж есть... Грех жаловаться. В кои-то веки бригада ездит полным составом.

Стараясь отогнать гнетущие мысли и не замечать окружающей неустроенности, медики быстрым шагом зашли в парадную.

Дверь на втором этаже была уже открыта. Их ждали.

— Быстрее. Там. В дальней комнате. Маме плохо, — молодая женщина, смущаясь, плотнее запахнула домашний халатик. Оба медика, не разуваясь, прошли, куда было указано.

— Да, нет…— задумчиво протянул доктор, склонившись над стареньким диванчиком и ещё более старой пенсионеркой, — ей уже хорошо.

Исполнительный Ведунов проверил пульс, дыхание, начал было, как учили, делать реанимационные действия, но Харитонов давно всё увидел. Бледное лицо, испещрённое глубокими морщинами, обрамлённое сухими прядями седых волос. Что-то в нём было. Нечто расслабленное, спокойное, почти блаженное. Врач тронул ассистента за плечо.

— Хватит. Всё уже.

— Она?... — молодая женщина осеклась, готовая заплакать.

— Да. Умерла, — обернулся Харитонов. — Ну, что вы в самом деле? Ну, умерла… Что же…

— Действуем по дзета-протоколу? — уточнил стажёр и, получив одобрительный кивок доктора, принялся за дело. Хозяйка квартиры, ещё не успевшая как следует расплакаться, с удивлением наблюдала, как парень достал из спортивного рюкзака моток широкого скотча и принялся быстрыми отработанными движениями связывать мёртвое тело.

— Вы ведь… Её заберёте?

— Зачем? — не понял врач и экзаменаторски обратился к помощнику. — Ведунов. Поясни порядок.

— В отсутствии черепно-мозговых травм и прочих тяжких телесных повреждений исполнение дзета-протокола не требует госпитализации и может осуществляться на дому, — он закончил связывать покойницу и посмотрел на её дочь. — Мама у вас была при памяти?

Женщина утвердительно кивнула.

— Не буйная? Боли не мучили? Кричать не будет?

— Нет…

— Ну и хорошо, значит, рот заклеивать не надо. Скоро пообщаетесь.

— Пообщаемся?...

— Да. Поговорите. Это им полезно. Быстрее в себя приходят. Но раньше третьего дня разматывать не советую. Вдруг что… Непроизвольное.

Ведунов подошёл к окну и по-хозяйски распахнул его.

— Держите маму в прохладе. Быстрее остынет и запаха меньше… — стажёр достал мобильный, сверился со временем. — Сегодня всплесков уже не будет, а к послезавтра должна намагнититься.

— Это как?

— Да это мы говорим так просто, — улыбнулся Ведунов. — Безо всякой термодинамики там, суперпозиций… Придёт в кондицию, в общем. Увидите. При первых признаках шевеления меняйте температурный режим. Окно закрываем. Перекладываем поближе к отопительным приборам. Можно обогреватель поставить.

— Укутать? — уточнила молодая женщина, окончательно успокоившись.

— Это не надо. Только мешает подводу тепла. Изнутри они не греются. Попросит чаю или кипяточку — давайте в любых количествах, — парень сделал паузу, выдохнул, посмотрел на Харитонова. — Вроде всё сказал?

— Как по учебнику. Молодец, Ведунов. В машину! — одобрил доктор. — А вы…— он оценивающе посмотрел на хозяйку, — вслед за мамой не собираетесь?

— Я? Нет. Я пока что… Так, — смутилась она.

— Ну-ну… Звоните, если что. Вы знаете — «03» или через единый номер.

Попрощавшись, Харитонов вышел из квартиры. Делать ему тут было совершенно нечего.

* * *

Оперуполномоченный Лаврухин грустно смотрел на два трупа. На обагрённом снегу, ничком уткнувшись в чью-то заметённую снегом могилу, лежало мешковатое тело сторожа. Порванная в нескольких местах фуфайка вся в крови, ушанка съехала набок, на бородатой роже застыла страдальческая гримаса. Впрочем, с некоторого ракурса казалось, что он даже усмехался беспощадной иронии судьбы, заставившей принять смерть прямо на кладбище. Напротив — нелепо распластался худощавый мужичок в не по размеру коротком чёрном костюме. Весь мокрый и грязный. Голова его была полностью раскроена ружейным выстрелом. Мозги наружу. Само оружие — охотничья двустволка — валялась тут же рядом.

Лаврухин поморщился и, сняв шапку с головы сторожа, прикрыл ею кровавое месиво, а потом обернулся к медицинскому УАЗику, припаркованному бок о бок со своим ментовским полугрузовым собратом. Экипаж «неотложки» терпеливо выстроился в снегу, ожидая, распоряжений сотрудника полиции.

— Э-ге-ге, — тоскливо выдохнул Коля Рыжкин вместе с клубами едкого сигаретного дыма.

— Ну, я не знаю… — развёл руками оперуполномоченный. — Что там у вас? Эта-бета…

— Дзета, — поправил стажёр Ведунов.

— Да неважно! Грузите их что ли…

— Ага. Да? — водитель вопросительно взглянул на медиков.

— Нет, — покачал головой Харитонов. — Будем разбираться.

— А чего разбираться-то? В покойниках? Господь разберёт своих…

— Вот именно. Тут я есть Альфа и Омега, — отрезал доктор и чуть подтолкнул вперёд Ведунова. — Действуй, юное дарование!

Стажёр в пару прыжков преодолел сугробы, очутился рядом с Лаврухиным, взглянул на убитых, огляделся по сторонам, потом снова на трупы.

— Ну, картина ясная. Гражданин Глушковский напал на сторожа, воспользовался замешательством, прокусил сонную артерию… И, судя по всему, ярёмную вену. Тот, защищаясь, произвёл выстрел прямо в лицевую часть черепа, обезвредив нападающего. После чего умер сам от потери крови.

— А откуда ты знаешь, что это Глушковский? — удивился Лаврухин. — Рожа-то в кашу.

— Следы же… Вон, если присмотреться, за кустами… Могилка разрытая, — парень прищурился. — Глуш-ков-ский. Да. Точно так на надгробии и написано.

— Глазастый! И сообразительный! — похвалил оперуполномоченный и весело посмотрел на Харитонова. — Уступишь стажёра? Нам такие в органы нужны.

— В органы… На органы… Самим нужны, — мрачно проговорил доктор, а потом громко пристрожил ассистента. — Ведунов, ты завязывай в детектива играть! Заключение давай.

— Эй! — возмутился Лаврухин. — Погодите! Раз всё так официально, то говорите, что мне-то в отчёт писать?! Непредумышленное убийство? Превышение допустимой самообороны? Неосторожное обращение с оружием?

— На лицо нарушение дзета-протокола, — со знанием дела заметил стажёр.

— Отлично! И кому за это обвинение предъявлять?

— А вот, кто этого гаврика не выкопал, тому и предъявляй. Что он вообще там делал? Тогда как ещё с 31-го ноль первого вышло указание эксгумировать всех покойников не ранее 1980-го года погребения! — возмутился Харитонов и аж плюнул в снег. — Всё! Заматывай их, Ведунов! И поехали уже! Я тут сейчас сам околею.

Ассистент кивнул, скинул с плеча рюкзак, достал скотч, принялся пеленать им пациентов.

— А что там ваш протокол про убитых говорит? — вполголоса поинтересовался Лаврухин у молодого человека, видя, что тот, как говорится, прошаренный.

— Так это не наш, а ваш, — неловко возразил Ведунов. — Приложение №2. «Для органов МВД». Параграф 4, пункт «б»: «О формальном нарушении свободы воли». Не читали?

— Да не успел я, ну… Чего там?

— Права гражданина считаются нарушенными… Или типа того. Дословно не помню. В общем… В случае насильственной, принудительной и… Внезапной смерти не по естественным причинам. Ага. Так.

— Так может он это… Добровольно. Сам попросил себя укусить, — предположил оперуполномоченный.

— Сам-то в это веришь? — съязвил Харитонов.

— Да нет же… Ясное дело, — расстроенно отмахнулся Лаврухин, продолжая рассуждать. — Не выкопали покойничка вовремя, тот в гробу зашевелился, сам вылез, ну и, видать, осерчал. Тогда… Кто у нас ответственный за своевременную эксгумацию? Директор кладбища. Найти бы его ещё… Может, он уже и сам. Того… Архивы поднимать придётся.

— Э-ге-ге… — снова вздохнул Коля Рыжкин, пустым взглядом наблюдая, как стажёр аккуратно собирает со снега в пакет кусочки развалившейся черепушки, напяливает на окровавленную голову пострадавшего Глушковского и приматывает всё тем же скотчем.

— Да зачем тебе архивы поднимать? Этот бородатый поднимется, ты у него и спросишь: и про добровольность, и про директора.

— И то правда! — просветлел полицейский. — Отзвонитесь мне, когда подъехать можно будет?

— Ха-а! — злобно прыснул доктор. — Ты думаешь, я его заберу? Возьмём только раскуроченного. А деда сейчас домотаем и тебе сдадим.

— Да куда мне-то?!

— А мне куда? У меня весь приёмный покой забит. Я мёртвых уже рядом с живыми кладу! Там такие кадры. Кто без башки. Кто без всей нижней части. А этот ворошиловский стрелок целенький! Найди родственников, спихни им. Или отвези в отделение, привали к батарее, подожди, пока регенерирует. Сразу и допросишь. Делов-то!

— Ладно… — нехотя согласился Лаврухин. — Давайте грузить тогда.

Сообразив, что уже пора, Коля с громким лязганием достал из машины носилки. При содействии оперуполномоченного на них взвалили пакетированного Глушковского. Засунули назад. Затем вернули шапку на голову укушенного сторожа. И уже без носилок, взявшись за него втроём, как за бревно, погрузили в короб полицейского «козла».

— Для надёжности, — пояснил Лаврухин, закрывая зарешёченную дверь. — Как отморозится, думаю, всё мне расскажет. Прижмём его начальничка со всей строгостью революционной законности. Как минимум административку за халатность влеплю по полной программе. Живому или мёртвому.

— Это уж точно, — поддел доктор. — У тебя и пистолетик есть…

Но полицейский не заметил издёвки или просто решил прикинуться.

— Вы куда теперь? На вызова ещё?

— Да. Отвезём болезного и ещё в пару точек. Только Коленьку кофейком заправим, а то он что-то совсем уж побелел. Боюсь застудить, — ответил Харитонов, поглядывая на докуривающего у «буханки» Рыжкина.

— Ну, давайте! — оперуполномоченный протянул руку на прощание, а потом вдруг добавил. — Кстати, может, после смены в столовку нашу заедете? Отремонтировали недавно. Душевно там. Сегодня котлетки с пюрешкой дают. Заодно и погреетесь.

Доктор хотел было проигнорировать и рукопожатие, и приглашение. Оперуполномоченный явно старался наладить отношения, а Харитонову это не нравилось. Но тут вмешался оживившийся практикант.

— И мне можно?

— Конечно, — улыбнулся Лаврухин. — Все приходите.

Ведунов крепко пожал ему руку. Харитонов презрительно хмыкнул, опять посмотрел в сторону водителя.

— Николай, завязывай ты с куревом! Вредно же! Заводи мотор!

— А какая разница? — спросил Лаврухин. — Он же у вас уже мёртвый.

— Всё равно… — доктор задумался, а после решительно повторил. — Всё равно! Вредно, — засунул озябшие руки в карманы и молча пошёл к машине. За ним, добродушно кивнув на прощание, последовал Ведунов. Рыжкин поглядел на окурок, прищурился, словно решив что-то для себя, бросил его в снег и сел за руль.

* * *

Великая Ноябрьская Термодинамическая Революция свершилась. Снежным квантовым комом прокатилась по городам и весям. Электромагнитной вьюгой всё перепорошила. Перепутала всё. Повернула стрелы времени. Энтропийные процессы поломала. Поменяла местами всех. А может, наоборот? По местам поставила. Учёные до сих пор спорят.

Харитонов неторопливо поболтал ложкой сахар в чае. К вечеру погода за окном наладилась. Потянуло на мороз. Поганый туман рассеялся. Из-за облаков выглянуло тёплое заходящее солнце. В его лучах столовский чай в докторском стакане казался янтарно-красным. Кто-то наверху, видать, проснулся в хорошем настроении и решил заняться делами. Человек в железной башне. Есть ли ему дело до кого? Уж конечно. Без большого чувства такими делами не занимаются. Или большого бесчувствия.

Харитонов посмотрел в пустующее помещение столовой. Из всех столиков занят был только их да ещё парочка. В основном сотрудниками: в форме, но больше в штатском. Опера. И, возможно, эксперты. Так что компания «скоряка» практически не выделялась. Коля Рыжкин сидел с неестественно прямой спиной, отрешённо смотрел на закат и город за широкими квадратными окнами. Методично залив в себя шесть стаканов горячего чая, сейчас он, кажется, был совершенно счастлив. Ведунов склонился над своей тарелкой и с аппетитом уплетал котлету. В общем обстановка, как и рекламировал Лаврухин, и правда была приятной. Практически кафе. Даже девушка с выдачи ходила по залу, как официантка — собирала посуду со столов на поднос. Когда она решила заняться пустыми рыжкинскими стаканами, Ведунов отвлёкся от поедания котлет и без задней мысли притормозил за руку.

— Простите, а пирожки с капустой у вас есть? Можете принести?

— Сходи к витрине и посмотри. Оплатишь и возьмёшь. Тут тебе не ресторан! — вспылила девушка и резко выдернула руку.

— Холодная какая… — удивлённо пробормотал стажёр.

Но Харитонов успел что-то заметить и вдруг обернулся.

— Здравствуйте, Сашенька. Что же вы такая сердитая? Как ваше самочувствие?

Глаза работницы общественного питания округлились. Она с грохотом выронила поднос со стаканами из рук. Те мелодично зазвенели по полу, но странным образом не разбились.

— Харон… А ты что тут делаешь?

— Мы по приглашению, — доктор довольно кивнул на немного озадаченного Лаврухина.

— Нечего тебе тут делать и самочувствием моим интересоваться. Ясно? Хочешь знать, как оно? Вот, посмотри! Ещё вот! Видел?!

Девушка один за другим резко закатала рукава на своей водолазке, и все увидели, что по обеим её рукам от самого запястья до локтевого сгиба тянутся залепленные скотчем длинные разрезы.

— Э-ге-ге… — отреагировал Рыжкин.

— Снова не получилось? — пренебрежительно усмехнулся Харитонов.

— Пошёл ты! — шипнула девушка, быстро собрала стаканы с пола и скрылась от недоумевающих взглядов немногочисленных посетителей где-то на кухне.

— Любовь у неё… Несчастная была, — словно извиняясь, пояснил Лаврухин доктору. — Не думал только, что это ты её откачивал.

— Да, было дело… Но нас личные обстоятельства не особо интересуют.

— Ага. Дзета-протокол должен быть соблюдён, а остальное — личное дело пациента, — подтвердил Ведунов, но поймав недовольный взгляд начальника, сразу замолчал, вернувшись к своим котлетам.

— Как там она меня назвала? — переспросил Харитонов у оперуполномоченного.

— Харон. Да это наше… Внутреннее, — смутился полицейский. — Ты же у нас перевозчик в царство мёртвых. Как в мифах Древней Греции. Ну и фамилия созвучная…

— Понятно.

— Это ещё ничего! — смеясь продолжил Лаврухин. — Вот, когда наш полковник читал Пастернака, то он обзывал тебя «доктором Мертвяго».

— Ну хорошо хоть кто-то Пастернака читал… — буркнул Харитонов. — Книжками тут увлекаетесь, значит?

— А чего плохого? — растерялся оперуполномоченный. — Что ещё делать-то? Ну, в карты иногда играем, в шахматы, в домино…

— Да чего уж плохого: вино, кино и домино. И любовь, значит… Да уж… — тихо проговорил доктор под нос, погружаясь уже в какие-то собственные раздумья, а потом колко взглянул на собеседника. — Были мы сегодня после кладбища ещё на одном вызове. Мужичок там один. С работы из офиса своего возвращался, а потом вдруг вышел из машины, утопал в чисто поле, лёг в снег и замёрз там. Накатило что-то.

— Откачали?

— Нет. Сам вернулся. Дождался ближайшего волнового всплеска. Перемагнитился и домой пришёл. Идеальный покойник. Ни одного повреждения. Говорит, даже голова лучше работать стала. Тоже вот сидит теперь, книжки читает. Да это давно было. В прошлом году ещё.

— А чего вызывали тогда? — Лаврухин заинтересованно посмотрел на доктора.

— Бабёнка его… К нему собралась. Ну, а что? — доктор мельком взглянул на Колю Рыжкина. — Им хорошо ведь. Не стареют. Не болеют. На продуктах существенная экономия. Опять же никаких волнений, стрессов, неврозов там разных… И вообще настроены на какой-то добрый меланхолический лад. Да, Коль?

— А? Ага... Да, — рассеянно ответил водитель.

— Вот, пожалуйста! Ну, и бабёнка эта, значит, к нему захотела. Любовь, дескать… Попросила укольчик сделать…

— Имеет право, — снова вклинился Ведунов с набитым ртом. — Дзета-протокол предусматривает добровольный уход граждан из биологической жизни. Только свидетели нужны. Типа, как при обыске у вас, понятые… Соседи, к примеру. И расписку при них подписать по форме №17.

Лаврухин, не мигая, уставился на Харитонова.

— И ты что же? Укольнул?

Над столиком повисло тягостное молчание. Расправившись с едой, стажёр поднялся с места.

— Ну, спасибо. Хорошо кормят у вас тут. Вкусно! — похвалил он Лаврухина, а потом обратился к Харитонову. — Я поеду… Мне ещё курсач сегодня писать надо. Можно Николай Палыч меня подвезёт?

— Ага… — закивал Коля, не дожидаясь разрешения. — Да.

— Да валите! — махнул рукой доктор, а когда оба сослуживца удалились, и он остался на пару с Лаврухиным, спросил:

— А ты сам как? Не надумал? Перейти, так сказать, на иной план существования.

— Да не знаю я. Не решил пока, — полицейский нахмурился. — Так-то у нас много уже таких служат: дежурный, в архиве женщина одна, Сашка-буфетчица вот, опять же… Думаю ещё. Но если припрёт, то я, наверное, сам — по-офицерски… Дуло к виску — и привет.

— Ну и дурак, — холодно отреагировал Харитонов. — А нам потом твои мозги в пакетик собирать. И будешь минимум месяц ходить слюни пускать. Нервные клетки знаешь как медленно восстанавливаются… На Колю нашего глянь! Так его просто бревном зашибло. Сдавленная травма черепа, а тут пуля. Ага? Да? — для наглядности передразнил врач неотложки.

— Да понял я. Понял. Буду иметь в виду, — согласился оперуполномоченный. — Но, наверное, просто кишка тонка, поэтому до сих пор и живой. Помнишь, как оно всё начиналось, когда мертвяки отовсюду полезли? Ещё до всех ваших протоколов… Я тогда насмотрелся. Бр-р-р… Все орут, жрут, рвут друг друга. А кто помер, через сутки сам такой же встаёт. Кто ж знал, что они через два-три дня нормальными становятся? Это ведь уже потом выяснилось! А к тому времени половина уже того… Коллеги, знакомые, семья…

— Насмотрелся он… — на губах Харитонова заиграла злобная, но какая-то обречённая ухмылка. — Я своих тогда собственными руками на части разрубил и по мешкам расфасовал, чтобы не рыпались… А потом все эти мешки сутки по помойке искал, чтобы всё назад сшить.

— М-да уж… — протянул Лаврухин.

— Но не случись этого, хрен бы я на «скорую» работать пошёл. Тебе ведь моя биография известна, кого я лечил и как. Бабки, конечно, тогда я имел хорошие. А нужны они мне сейчас? Вот то-то и оно! — доктор на минуту замолчал. — Говорят, они после смерти делают только то, что им действительно нравится. Потому что уже ничего не мешает. Они освобождаются. Находят себя, что ли… И вот, думаю, мы вместе с ними — тоже. У каждого своё незавершённое дело.

Харитонов окинул взглядом окончательно опустевший зал, вздохнул, встал со стула, обменялся с оперуполномоченным коротким рукопожатием.

— Ладно… Хоть и не хочется, но домой пора.

— Нормально всё с домашними?

— Да ничего. Общаются. Вроде любят даже. Только бывает замолкают иногда, сидят и смотрят так… С осуждением. Они ведь всё помнят. И это уже никуда не девать…

— Но теперь ведь всё хорошо, — решил приободрить доктора полицейский. — Есть свои плюсы.

— Плюсы? Наверное… Знаешь, почему родители больше всего любят мёртвых детей? Они навсегда остаются детьми.

Больше Харитонов ничего не сказал. Только запахнул плотнее куртку и исчез за двойной входной дверью на темнеющей вечерней улице. Лаврухин остался в одиночестве. Какое-то время он просто глядел в пустоту, а после сокрушённо проговорил:

— Да… Смерти больше нет. И как теперь жить-то? — и горестно опрокинул в себя остаток холодного чая.

Дмитрий Игнатов родился в Ярославле. Проходил обучение в ЯГТУ по специальности «инженер-педагог машиностроения». В настоящее время — дизайнер и веб-разработчик, пишет сценарии для кино, ТВ и рекламы. Заместитель главного редактора в журнале «Парус». Публиковался в изданиях «Знание – Сила», «Новый журнал», «Нева», «День и Ночь», «Нижний Новгород», «День литературы», «Эмигрантская лира», «Сура», «Литературная Россия» и др. Автор романа в рассказах «Великий Аттрактор», иронического фэнтези «Кампания Тьмы», хоррор-повести «Первыми сдохнут хипстеры» и сатирического справочника «Это ваше FIDO». Живет в Воронеже.