21 января в Бостоне в библиотеке Brandeis University прошел творческий вечер Людмилы Улицкой. Конференц-зал был переполнен, многим не хватило стульев, и преданные читатели стояли в течение всего выступления. Людмила Улицкая рассказывала о своих последних романах - «Даниэль Штайн, переводчик», «Зеленый шатер», «Лестница Якова», отвечала на вопросы ведущей вечера и читателей. Ирина Терра специально для журнала «Этажи» записала некоторые рассуждения писателя, прозвучавшие на вечере.

О ДНК, мироздании и современном читателе

В 1953-м году произошло замечательное событие. Кроме того, что умер Сталин, - о чем человечество забудет весьма скоро, - ученые открыли цепочку ДНК, и это сделало мир совершенно другим. Такое открытие привело к осознанию, что весь мир есть текст. Для присутствующих в зале евреев это не будет большой новостью: они знают, что в основе мироздания всегда было «слово». Для того, чтобы тексты друг с другом взаимодействовали, нужно творческое присутствие сознания человека. Все эти мысли меня волновали, о чем я и поведала в своем романе («Лестница Якова» - прим. ред.) В этой книге про моего деда довольно много подлинных писем, совсем от них отказаться было невозможно. Был риск, что читателю будет скучно и трудно читать подлинники, но меня грела мысль - но мои-то, мои прочитают!

Письма все равно пришлось сократить, но восхитительный, своеобразный звук речи моих деда и бабки остался. Когда издательство сообщило мне, что они напечатали 100 тысяч экземпляров, я пришла в ужас! Мне-то что, я свой гонорар уже получила, но переживала - как бы не было убытков у издательства. В первые два месяца 70 тысяч были проданы, и я успокоилась - уже не провал.

Когда я писала дневник Штайна («Даниэль Штайн, переводчик» - прим. ред.) у меня тоже было ощущение - иду на провал, ну кто осилит такую толстую, тяжелую книгу. И тем не менее! У меня есть вы - мои замечательные читатели, которые почему-то взбираются на эту вершину. Это до сих пор меня удивляет, особенно, когда я вижу с книгой молодежь.

Вот эти два толстых последних романа («Зеленый шатер», «Лестница Якова» - прим. ред.) примирили меня с российской аудиторией: я-то думала, что она это читать не станет, но она меня переубедила. Значит, мы способны на трудное чтение - более того, мы приучены к этому с детства, всегда глотали книги большего размера, чем могли осилить, потели, скрипели, но добирались до конца. Но тем не менее, сегодня к литературе отношение изменилось, и за трудные вещи люди берутся редко. Это не в укор современному поколению - оно получает информацию другим способом, намного более быстрым, чем мы. Я не могу сказать, что наши дети (внуки) стали невежественными, просто они другие и знают то, чего не знаем мы, а мы то, чего не знают они. Прогресс куда-то движется.

О роли интеллигенции в обществе

Я не уверена, что сегодня существует интеллигенция. Это ни хорошо, ни плохо - и динозавры вымерли. В Москве сейчас воробьев очень мало, одни вороны остались (которые и съели воробьев). Эволюционные процессы идут, и я не хочу к ним относиться оценочно. Что подразумевали под интеллигенцией 20 лет назад - того уже нет. Есть отдельно взятые люди, которые скорее всего (на западный манер) можно назвать интеллектуалами.

Три года назад умирала от рака моя подруга. Она попросила меня приехать к ней на Кипр. Я приехала вовремя, потому что буквально на следующие сутки ее не стало. Вела она себя просто гениально - не успела я войти в палату, как она сказала: «А, хорошо, что ты приехала, мне нужно задать тебе один вопрос. Выйдите все из палаты!» Я немного напряглась и занервничала… Все вышли, и она повторила: «Мне нужно тебе задать один вопрос... Скажи мне, что такое интеллигенция?» Я ей что-то ответила мутное, что мотивацией жизни таких людей является бескорыстное служение и прочее. Она со мной не согласилась. Это был наш последний разговор… Если человека за сутки до смерти интересует один единственный вопрос - что такое интеллигенция, то вот он и ответ: это мы. Это русско-еврейская интеллигенция, которая на смертном ложе рассуждает и задается таким вопросом.

Мой дед был родоначальником русской демографии (именно им написаны первые демографические книги), закончил Консерваторию, Институт Экономики, огромного размаха и ума человек, и вот он был интеллигентом. Про меня уже такого сказать нельзя… Потому что - языков не знаем, образование хаотическое, с гуманитарной стороны - большие прорывы, чего-то знаю, чего-то нет. Я не стану утверждать, что я принадлежу к этой славной породе.

О диссидентстве

Что же касается диссидентского движения, то я не думаю, что на свете существует такая власть, которая вообще мне нравилась бы. Я не люблю любую власть. Я рано поняла, что не хочу работать на государство и получать в окошечке зарплату, не хочу иметь начальника и даже подчиненных. Статус фрилансера, свободного художника, холодного сапожника (как угодно называйте) - мне больше подходит и по душе. «Лучше моську наймусь купать!» - как говорила Цветаева. С тех пор, как я распрощалась с карьерой биолога, купаю свою моську с большим удовольствием и даже вполне успешно.

Что касается моих отношений с властью и государством... Знаете, живи я в Америке, меня бы и от вашего государства тошнило. Я очень свободолюбивый человек и даже с некоторыми анархическими жилками. Письма я всякие подписываю в бесконечном количестве и не потому, что мне это нравится, а потому, что стыдно не подписывать. Последнее письмо, которое я подписала неделю тому назад - за свержение Кадырова. Когда мне его прислали, я сказала: «Ребята, вы чего? Его не свалить!» Потому что он им нужен, это тот человек, который говорит то, что им хочется сказать, но они стесняются, а он такой идиот, что не стесняется.

На площадь пошла в свое время, и еще наверное пойду. Хотя сейчас такая запуганность и такой поворот - не думаю, что скоро будет «новая площадь». Тот страх, в котором жили предыдущие поколения, в нас опять зашевелился. Люди боятся, и это самое печальное из всего, что сейчас происходит. Хотя, жрать тоже скоро будет нечего.

Моя политическая концепция довольно вялая и настоящего борца с режимом из меня не получится.

Я дружила с Натальей Горбаневской, Юликом Даниэлем - они были диссидентами, а я к ним приходила чай пить и пирожки приносила. Я не могу себя не то что сравнить, но даже отдаленно поставить рядом с их именами в диссидентской деятельности. Наташа вышла на демонстрацию из семи человек! На всю страну нашлось семь человек, и они пошли, заранее зная, что всех посадят. Это же самый настоящий героизм! А я всегда стояла в углу и мыла посуду, пока мои друзья с Советской властью боролись. Поэтому, ну какая из меня диссидентка.

О цензуре

В России мы прожили потрясающие 25 лет, когда впервые в нашей истории Российского государства не было цензуры. Ее и сейчас нет в художественных произведениях. Она скоро начнется, но сегодня ее еще нет. За все годы моей писательской работы ни одной строчки у меня не попросили исправить или убрать. Это не касается медиа - газет, журналов и телевидения - там совсем другая история. Наше государство абсолютно не интересуется литературой! Такой свободы печати книг, как сегодня в России не было никогда в жизни. К сожалению, это скоро закончится.

О себе

Семь лет назад я перешла из одного издательства в другое, и мне пришлось перечитать все свои книги. Я сидела часами, посадила себе глаза и перечитывала все, что написала. И хочу сказать, что ни разу мне не было стыдно за написанное. Конечно, кое-что я бы сейчас поменяла - там сократила, здесь добавила, но я прошла свой путь так, как могла. Лучше, чем то, что есть, я бы уже не сделала, я знаю свои возможности. Поэтому - все нормально, я не ленилась и не халтурила, я работала честно.

Материал подготовила Ирина Терра

Фотограф - Анна Голицына

21 января 2016

Бостон