Симпатичный, общительный, легкий на подъем — вот первое впечатление, которое производит молодой пианист. Оно верно, однако не полно. За роялем это зрелый музыкант, который способен вести за собой, доказывать и убеждать. Причем делать это с чисто петербургской мягкостью и интеллигентностью. 19 октября Александр Маслов выступил в зале воронежской филармонии вместе с Воронежским академическим симфоническим оркестром и дирижером Игорем Вербицким. Он исполнил «Рапсодию в стиле блюз» Гершвина и свою джазовую сюиту «Щелкунчик» для камерного оркестра, фортепиано, контрабаса и ударных на музыку из балета Чайковского. Перед концертом Александр рассказал, почему он занимается до семи утра, что общего у Чайковского с джазом и как однажды ему довелось побывать в роли Шарапова.

Вы учились в Германии. Почему вернулись?

Сразу после окончания школы-десятилетки при Санкт-Петербургской консерватории я поступил в Высшую школу музыки в Ганновере, к Владимиру Крайневу — легендарной личности и прекрасному музыканту. Было сложно: другая страна, другой менталитет, а мне только восемнадцать лет исполнилось.

Казалось бы, наоборот: в раннем возрасте легче приспособиться.

У всех по-разному. Кто-то в восемнадцать выглядит на сорок, а у меня позавчера документы спросили. В Германии мне нравилось только то, что касалось занятий по специальности, а вот другие предметы... Я до сих пор помню диктант по сольфеджио, который мы писали на вступительном экзамене. Я записал его с первого раза. Еще там были предметы, от которых хотелось забраться на стену: например, постановка голоса, которую вел педагог без слуха. Советую тем, кто собирается учиться за границей, как следует подумать. Там, конечно, легче сделать карьеру и уровень жизни выше, но качество образования — это другой вопрос.

Когда вернулись домой, нашли свое место?

В принципе, да. Я доволен тем, как все сложилось, хотя, на первый взгляд, это казалось серьезным шагом назад — уехать из Германии. И это был, по сути, мой первый самостоятельный выбор. Я вернулся с трезвой головой. Никогда не отличался большим патриотизмом, а в Германии это чувство проснулось. Когда вернулся, то понял, что надо работать. Звездная болезнь прошла. Сбил спесь — мне очень нравится это русское выражение. Начал с чистого листа, потому что все мои школьные заслуги были забыты. Мне было девятнадцать лет, я поступил на I курс Санкт-Петербургской консерватории, к Леониду Михайловичу Зайчику, декану фортепианного факультета, он по сей день активно работает, дает мастер-классы, сидит в жюри Всероссийского конкурса. Он большой мастер в трактовке венской классики. Мне как раз это было нужно: убрать эмоциональный заряд, остудить голову, понять какие-то рациональные вещи. Наш тандем очень хорошо совпал. Леонид Михайлович в меня поверил. Сейчас я уже пятый год работаю в консерватории, у меня восемь человек в классе. Читаю курс по джазовой импровизации.

Редко кто из классических исполнителей выносит на эстраду свое умение играть джаз, обычно этим только балуются. Как вам удается совмещать в себе академического пианиста и джазмена?

Есть, конечно, сложный момент. А вообще в нежелании что-то выносить на публику многие просто выпендриваются. Мы же профессионалы и просто обязаны переключиться с Моцарта на Гершвина. Другое дело, не все классические музыканты умеют играть джаз. Хотеть и уметь — это разные вещи. Я по сути классический пианист, а джаз — мое хобби. Кроме того, мой дядя Евгений Маслов — известный джазовый музыкант, он достаточно давно живет в Америке, в Петербурге о нем до сих пор ходят легенды. Он мог выйти и сыграть финал сонаты Прокофьева на полтона выше — такие вещи практиковались во времена Рахманинова, Рубинштейна. А что касается переключения... Музыка одна, ее нельзя делить на классику и джаз. У нас в сознании еще жив стереотип, что джаз — это что-то плохое.

Музыка для толстых, богатых, а еще: сегодня ты играешь джаз, а завтра родину продашь…

…Так что для нашей страны это большая победа, что с 2011 года в образовательном стандарте есть обязательный курс импровизации, который стал базовым для курса консерватории. Невозможно отвергать джаз... Сколько прекрасных моментов у Джерома Керна, Джорджа Гершвина!

А вы не думали, что было бы с Чайковским, если бы он услышал вашу версию «Щелкунчика»?

Как сказал мне один наш известный петербургский критик Борис Леонидович Березовский: «Да, Саня, на том свете тебе за это угля как следует положат». И при этом включил обработку моей «Польки» в концерт «Марафон Рахманинова» в зале Санкт-Петербургской филармонии. Джазовая сюита «Щелкунчик» появилась в 2015 году и стала своего рода сублимацией на неучастие в конкурсе Чайковского. Я к тому моменту уже начал писать обработки и, можно сказать, в этом нашел себя. У меня есть обработки на тему Бетховена из балета «Творение Прометея», Токкаты Шумана, Фантазии «Кармен», Фантазии на темы Гершвина, плюс какие-то свои сочинения. Правда, все мои обработки технически сложны настолько, что, боюсь, кроме меня их никто играть не будет (смеется). Недавно мы с Никой Мельниковой записали диск из моих обработок для фортепиано в четыре руки. Туда вошли музыкальные иллюстрации Свиридова к повести Пушкина «Метель», девять пьес. На этом диске есть и авторские вещи, и импровизации. В голове все время идеи и мысли, только нужно время, чтобы их записать.

Вы настолько востребованы?

Мне иногда говорят: я тебе завидую. А чему завидовать? Слава Богу, я еще сохраняю трезвость рассудка и не принимаю никакие препараты. Потому что, когда каждые две недели надо играть новые программы, это шахматная история, надо все продумать на десять ходов. А я стараюсь не отказываться от концертов, потому что если один раз откажешься, то потом сиди — сухари суши. Иногда занимаюсь до шести — семи часов утра по ночам, потому что у меня днем студенты, работа. Не удается ходить в перчатках и заниматься только на рояле. Еще надо и в магазин сходить, и картошку принести, и дверь прибить, и занавески повесить. У меня в начале этого года была жуткая загруженность. В конце февраля я играл «Свадебку» Стравинского в Мариинском театре, 1 марта в Большом зале филармонии с Михаилом Татарниковым — «Рапсодию на тему Паганини» Рахманинова, 3 марта в Петрозаводске с Юрием Серовым — Концерт Цфасмана и «Фантазию на темы Гершвина» Розенблатта, 8 марта был джазовый концерт проекта Banda Classicoff в малом зале Санкт-Петербургской филармонии, а 9 марта — концерт в Кишиневе, где мы познакомились с Игорем Вербицким. Предложение сыграть в Кишиневе я получил в начале марта. Мой уважаемый коллега — Владимир Мищук — повредил руку буквально за неделю до выступления. А играть надо было Двадцать третий концерт Моцарта, он, конечно, на слуху, его грех не знать, но так сложилось, что я его никогда не играл. Учил его в Петрозаводской филармонии по ночам, занимался до утренней «Ласточки», до поезда, спасибо охраннику, что он меня не выгнал. Прилетел в Кишинев в день концерта, и мы сыграли с первой репетиции. Я думал, что Игорь Вербицкий меня задушит, а он пригласил меня в Воронеж. Месяц назад я играл Двадцать третий концерт Моцарта в Мариинском театре — у них заболел солист.

Как возник проект Banda Classicoff?

Это мое детище. Я там идейный вдохновитель и аранжировщик. Банда — от слова бенд, оркестр. А классиков — потому что все участники с консерваторским образованием. Состав: саксофон, баян, контрабас, ударные, вокал и фортепиано. Но в последнее время я переориентировал свои взгляды, потому что коллектив слишком большой. Сейчас мы чаще играем в варианте трио, дуэта. Большому коллективу дальше Твери выехать не удается, а втроем или одному легче поехать.

Были случаи, когда после вашего концерта люди радикально меняли отношение к классической музыке?

Однажды я играл в одном заведении, и там сидел товарищ, у которого, судя по всему, суровое прошлое. Он подошел ко мне и сказал: «Слышь, братуха, ты так играешь, вообще, в натуре, что даже правильно жить захотелось». И, знаете, мне было действительно приятно, что я смог зацепить и такой контингент. В принципе, любое музыкальное произведение — классическое или джазовое — можно сыграть как хорошо, так и похабно. А простой слушатель — он как ребенок, его не обманешь. У моего друга есть приятель, сварщик высшего разряда. Он стал ходить сначала на мои концерты, а через пару лет я увидел его на концерте другого пианиста. Или еще пример: я немного занимался плаванием, и ко мне на концерт пришел мой товарищ Григорий Фалько, чемпион Европы по плаванию. Он сказал: «Надо же, ты такой мокрый, как будто стометровку пробежал. Мне понравилось, зови еще». А мой тренер по плаванию, когда я однажды как-то не очень сыграл, сказал после концерта: «Ты знаешь, волна не шла».

А что это за история про «Мурку», которая с вами случилась?

Все было как в фильме «Место встречи изменить нельзя», когда Шарапов играет Экспромт-фантазию Шопена. Я, правда, другое играл. В заведение зашел один серьезный товарищ, за ним охрана человек пятнадцать. И попросил «Мурку». Администратор мне кивнул, чтобы я играл, потому что если отказаться, то домой уже никто не вернется. Я сыграл. Он сказал: «Отлично играешь. Остаемся». Конечно, может, кто-то из матерых академистов прочитает сейчас об этом и скажет: «Вот, опустился до «Мурки». Но сегодня жизнь такая, что разными вещами приходится заниматься. У меня друг учится в аспирантуре консерватории, так он работал в порту тальманом, считал ящики с фруктами. У меня мама болеет, я стараюсь ее поднять, поэтому в бой идут все средства. Слава Богу, что у нас за концерты стали платить неплохие гонорары. Было время, когда за выступление платили три — пять тысяч рублей. У меня как-то было в один день два выхода в один из лучших залов России (не буду называть, какой, чтобы не было проблем): сольный и с ансамблем. А в перерыве я успел отработать на свадьбе. И там я заработал, а на тех концертах — нет.

Беседовала Елена Фомина,

фото Натальи Коньшиной и из личного архива Александра Маслова,

Воронеж, октябрь, 2018

Александр Маслов — классический и джазовый пианист, лауреат крупных международных конкурсов в России, Италии, Германии. В 2003 — 2005 годах обучался в Высшей школе музыки Ганновера у профессора В. Крайнева. Окончил Санкт-Петербургскую консерваторию и аспирантуру по кафедре специального фортепиано, класс профессора Л. Зайчика. С 2013 года — преподаватель Санкт-Петербургской консерватории по классу специального фортепиано и импровизации. Имеет записи на телеканалах «Культура», «Пятый канал», «Санкт-Петербург», Баварском, Польском, Финском радио, «Радио Петербург», в компании Sony. Автор учебного пособия «Основы джазовой импровизации на фортепиано» (2016).

Елена Фомина окончила отделение теории музыки Воронежского музыкального училища и филологический факультет Воронежского государственного университета. Работала корреспондентом службы радиовещания ВГТРК. Обозреватель интернет-журнала "Культура ВРН", специальный корреспондент радио «Орфей» в Воронеже. С 1996 года публикуется в местных СМИ с материалами о музыке и театре. Сотрудничает с такими изданиями, как "Петербургский театральный журнал", "Музыкальная жизнь", "Музыкальное обозрение", "Музыкальные сезоны".