литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Татьяна Веретенова

Трагедия несоветского человека

11.11.2023
Вход через соц сети:
31.05.20233 141
Автор: Наталья Рапопорт Категория: Проза

5-НОК

Иллюстрация Кати Беловой 

Случайное, являясь неизбежным,

Приносит пользу всякому труду.

Иосиф Бродский

В юности у меня был поклонник по имени Григорий. Он хотел на мне жениться, за что получил от моих родных прозвище Гриша-псих, прочно к нему прилипшее. У него были и другие мелкие странности, но эта была наиболее очевидной.

К моему мужу Володе это заявление никакого отношения не имеет. Он-то как раз человек нормальный и жениться на мне намерения не имел. Но, как написала блистательная Муха,

«Ну, дела, — подумал Лось. —

Не хотелось, а пришлось».

Впрочем, речь здесь не о Володе и даже не о Грише-психе. Речь о поездках из СССР за границу на международные конференции, куда меня не пускали с необыкновенным упорством. Две графы в анкете — беспартийная и еврейка — привязывали к родной земле и давили, как испанский сапог. А душа просила простора, как у нашего кота Афанасия, при малейшей возможности удиравшего на лестничную клетку. Но в отличие от кота, рвавшегося гадить под соседскую дверь, я мечтала о красивых кондиционированных залах, где на конференциях Американского химического общества сплошные Нобелевские лауреаты докладывают замирающей от восторга аудитории о невероятных научных свершениях. С этим чувством, с холодком под ложечкой от сбывшегося несбыточного, я посетила, покинув СССР, свою первую международную конференцию. Теперь, когда я сама не только докладываю, но, бывает, и председательствую на этих конференциях, я понимаю, сколь наивны были мои тогдашние представления об их уровне. Нобелевские открытия каждый день не случаются. Хотя разглядеть, где в данный момент находится и куда движется современная наука, там, конечно, можно. Кстати, когда я покинула страну, выяснилось, что иностранные коллеги регулярно присылали мне приглашения на конференции на адрес Института химфизики, где я работала, но до Перестройки я не видела ни одного приглашения: все они находили последний причал в мусорной корзине Иностранного отдела Академии наук.

Помимо конференций, я мечтала о мировых музеях. Альбомы с видами городов и репродукциями картин из галерей Уффици, Прадо, Лувра привозили мне сердобольные коллеги, обильно посещавшие наш замечательный в ту пору институт, создатель и директор которого академик Семёнов был Нобелевским лауреатом. Я листала художественные альбомы, а в мечтах видела оригиналы. К слову сказать, последний кол в матримониальные надежды Гриши-психа вбил он сам своим ранним телефонным звонком, разбудившим меня в тот момент, когда я на велосипеде ехала по парижскому мосту от Лувра к музею д’Орсэ. Такое не прощают, я и не простила.

В ту пору самым далёким зарубежьем была для меня Болгария, куда меня однажды выпустили по туристической путёвке в самом начале шестидесятых годов, на волне хрущёвской Оттепели. Я надеялась, что чудо, случившееся однажды, имеет шанс повториться, и регулярно подавала заявки на поездки на международные конференции. Тут и начинается мой рассказ.

Те, кто в семидесятые-восьмидесятые годы достиг половой зрелости, могут помнить, что по правилам Академии наук первым шагом в оформлении заграничной поездки было посещение четырёх диспансеров — туберкулёзного, психиатрического, наркологическогои венерологического. Без справок о том, что у вас нет туберкулёза, вы не псих, не ширяетесь и не страдаете венерическими заболеваниями, у вас не принимали заявления на заграничную поездку. Почему вышеупомянутое вывозить нельзя, а ввозить можно сколько угодно за милую душу, объяснить не мог никто, включая, думаю, тех, кто этот абсурд изобрёл. При обратном въезде таможню больше всего интересовало, не ввозите ли вы запрещённые книги, валюту и наркотики, и никто никогда не побеспокоился, не ввозите ли вы СПИД. Правда, если бы такая оказия с вами случилась, дело ваше было плохо: вывезти его обратно вы бы уже не смогли.

Из первых трёх диспансеров — туберкулёзного, психиатрического, наркологического — можно было просто взять справки, что вы не их клиент, а четвёртый, венерологический, надо было посетить всерьёз, сдав кровь на реакцию Вассермана[1] и предъявив соответствующему доктору все места, которые ему вздумается освидетельствовать. При этом справка, полученная сегодня, действовала всего несколько месяцев, что, согласитесь, разумно. Регулярно подавая заявки на поездки на международные конференции, я стала, можно сказать, завсегдатаем венерологического диспансера, каждый раз моля Бога, чтобы врач, который меня осматривает, не забыл вымыть руки после предыдущего клиента, и чтобы клиент этот тоже просто мылился в заграничную поездку, а не использовал диспансер по назначению. Если бы справки о том, что у меня нет сифилиса и гонореи, имели какую-нибудь материальную цену, вы могли бы не беспокоиться о моём финансовом будущем.

На стадии венерологического диспансера для меня обычно всё и кончалось с заграничной поездкой: дальше шла иностранная комиссия парткома института, сквозь сито которой я не проскакивала. Члены иностранной комиссии заглядывали глубже, чем вышеупомянутые доктора: лезли, можно сказать, в самую душу, хотя каналами пользовались теми же, что и проктологи или венерологи.

...В тот день, о котором пойдёт речь, я пришла в венерологический диспансер, потому что на этот раз пыталась поехать на международную конференцию в Брюссель. Диспансер был где-то в районе Ленинградского проспекта, недалеко от метро Аэропорт. Народу в коридоре было битком. Я заняла очередь за стайкой девушек, болтавших с симпатичным молодым человеком о поездке в Болгарию. У меня отлегло от сердца — эта группка к пациентам заведения явно отношения не имела: они были здесь по тому же вопросу, что и я. Так что они пройдут к врачу прямо передо мной и станут буфером между мной и потенциально возможным настоящим пациентом, их предшественником. С этой утешительной мыслью я включилась в общую беседу, поскольку, в отличие от милых щебетуний, в Болгарии была и могла дать пару полезных советов. Я развлекала их байками, а время тянулось безумно медленно, и я начала сильно нервничать. Дома меня ждала маленькая больная Вика, застудившая почки на «фигурном катании», проходившем, в порядке подготовки, на цементном полу какого-то подвала. Мне нужно было срочно достать редкое лекарство со смешным названием «5-НОК». Лекарства, конечно, в аптеках не было, и даже мой папа, со всеми его медицинскими связями, с величайшим трудом добыл где-то всего одну баночку. Вика таблетки «5-НОК» регулярно принимала и с интересом наблюдала каждое утро, не отрастает ли у неё пятая нога. Принимать таблетки следовало несколько месяцев без перерыва, но наш запас подошёл к концу, и мне предстояло каким-то неведомым образом, хоть бы и путём чёрной магии, достать ещё хоть одну баночку. А я вместо этого теряла часы в идиотском диспансере. Кстати сказать, в Бельгии, куда я метила, эти самые «5-НОК» — да хоть десять! хоть двадцать! — можно было купить без малейших усилий в любой аптеке, и это служило для меня дополнительным мощным стимулом.

Короче, время страшно тянулось, я сильно нервничала, и конца-краю этому не было видно даже при том, что в кабинет запускали сразу несколько человек по половому признаку. Наконец подошла очередь и моих соседей: трое или четверо из них нырнули в кабинет. Я увидела в этом свой шанс: если молодой человек, за которым я заняла очередь, будет так любезен и разрешит мне пройти вместе с его девушками, я выиграю минут пятнадцать-двадцать.

— Ни в коем случае, — ответил мне молодой человек самым любезным тоном. — Я вас пропущу, вы выйдете от врача и уйдёте навсегда, и я вас больше никогда не увижу. А я уже решил, что должен проводить вас до дому. Поэтому сначала пройду я, потом вы. Я вас дождусь, и мы выйдем с вами вместе.

Несмотря на весь мой стресс, я расхохоталась:

— Вам не кажется, что венерологический диспансер не самое подходящее место для флирта?!

— Что вы, вовсе нет! Как раз наоборот! Пройдя через этот кабинет, мы будем знать, чего друг от друга ожидать!

В этом, конечно, был свой резон. Замечание показалось мне остроумным, но я всё ещё не теряла надежду его уломать:

— Послушайте, мне правда очень нужно пройти как можно скорей. У меня дома больная дочка, она меня ждёт, мне нужно срочно достать ей лекарство, которого нигде нет.

— Какое лекарство?

— Редкое, его нет в аптеках.

— Как называется?

— Странно называется — «5-НОК».

— Смешное название. Давайте телефон. Завтра оно у вас будет.

— Вы шутите?!

— Нисколько. Завтра оно у вас будет. Сколько вам надо? Давайте телефон и адрес. Впрочем, я же вас провожу до дому и адрес, таким образом, узнаю, так что давайте только телефон.

Я, конечно, дала.

Тут его вызвали в кабинет, и он ушёл. И пропал. Минут на сорок пять. Я в недоумении и жутком волнении следила по часам. Что случилось?! До него его девочки выскакивали из кабинета, как горох из стручка, одна за другой, весёлые и довольные. А его всё не было. Наконец появился и он, тоже весёлый и довольный:

— Представляете себе, ложная тревога!!!

Я похолодела. Это оказался настоящий пациент! Такое случилось здесь со мной впервые: я должна была пройти к врачу, уже зная наверняка, что прямо передо мной у него был настоящий пациент! Вымыл ли врач руки?! Протёр ли их спиртом?! И — о боже мой, сорок пять минут тому назад я дала настоящему пациенту свой номер телефона!!! На лице у меня, когда я на ватных ногах вползла в кабинет, была написана такая паника, что врач принялся меня утешать: «Не волнуйтесь, у нас сейчас есть прекрасные средства, мы излечиваем абсолютно всё! Расскажите ваши симптомы». Я, заикаясь и путаясь, принялась объяснять, что я — нет, мне — в Бельгию, но у вас передо мной был настоящий пациент, и мне ужасно неловко спросить, но я всё-таки спрошу, моют ли врачи руки после каждого пациента спиртом и дезинфицирующими средствами?

Мне попался очень добрый врач. Он ужасно развеселился, тщательно вымыл руки у меня на глазах, нацепил чистые перчатки, покопался для вида у меня в волосах, потрепал по голове и разве что лёгкого пинка под зад не дал: «Езжай на здоровье в Бельгию, да смотри — не попади к нам по возвращении!»

Я выскочила от врача как ошпаренная. Симпатичный молодой человек, настоящий пациент, как и предупреждал, ждал меня в коридоре. И ни в одном глазу не было у него, представьте, ни капли смущения — только чистая радость от только что полученной хорошей новости. Он вышел со мной. Был час пик, в проходящих мимо троллейбусах было не протолкнуться, и перспектива быть к нему плотно прижатой в битком набитом транспорте приводила меня в содрогание. Я пошла домой пешком, стараясь держаться шага на два поодаль от моего спутника. Он поведал мне по дороге банальную историю. Но сначала я должна вам его представить: Гриша. Среднего роста, крепко сбитый коренастый парень, с чёрными густыми волнистыми волосами и резко очерченным красивым лицом; под густыми бровями выделялись глаза совершенно невероятной синевы — я никогда больше не видела таких синих глаз.

Свои чёрные кудри и синие глаза Гриша только что привёз из Сочи, где проводил заслуженный отпуск. Там на них обратила внимание некая дама из ФРГ. Может, если б она была из Урюпинска, не случилось бы того, что случилось, но она была из ФРГ, и они провели вместе один день и одну ночь в комнате, которую он снимал. Когда на следующее утро он проснулся, дама исчезла, не оставив никаких координат, но память о ней полностью не стёрлась ввиду возникших через некоторое время симптомов, до смерти его напугавших. Он прервал отпуск и рванул в Москву. Сегодня выяснилось, что тревога была ложной. Впрочем, он ни о чём не жалеет, потому что иначе он бы меня не встретил...

Легко догадаться, что я не прерывала этот грустный монолог, но тут сочла нужным отреагировать:

— Гриша, я замужем и у меня, как вы уже слышали, ребёнок. Такое впечатление, что вы об этом забыли.

— Нет, что вы. Это ничему не мешает. Отношения между мужчиной и женщиной складываются по-разному. Не обязательно прыгать в постель. Вы так обаятельно рассказывали про Болгарию, что я подумал — с такой женщиной я хотел бы прожить жизнь. Но все женщины, с которыми я хотел бы прожить жизнь, уже заняты другими мужчинами. Что-то я, как видно, в своё время упустил...

За этим интересным разговором мы вошли в мой двор, где я с Гришей распрощалась. Поднявшись в квартиру, я разделась догола в тамбуре, и все вещи, которые на мне были, включая новые туфли, спустила в мусоропровод. Потом голая прошмыгнула в ванную и чуть не сварилась в кипятке, исступлённо дезинфицируя потенциально перепрыгнувшие на меня спирохеты. От волнения и страха я вся чесалась, словно меня кусали блохи. Прокипятившись, завернулась в полотенце, вышла к родителям и сестре и поведала им эту ужасную историю. Вика вертелась тут же и тоже слушала с интересом.

— Ну, ты совсем ненормальная! — набросилась на меня сестра Ляля, проработавшая два года терапевтом в венерологической больнице имени Короленко — серьёзном заведении с тяжёлым контингентом, куда за справками для заграничных вояжей не обращались. Сестра постоянно приносила из больницы страшные рассказы — то нянечка в детском саду перезаразила детей гонореей, пользуясь с ними одним ночным горшком, то страдавшая от жажды вполне приличная дама выпила газировку на улице из не слишком чистого стакана... Когда моя сестра работала в больнице Короленко, мне было лет четырнадцать-пятнадцать, и она напугала меня этими рассказами на всю жизнь. Сейчас она принялась меня ругать:

— Что ты натворила?! Зачем ты выбросила хорошие вещи?! Если бы я трусила, как ты, мне вообще надо было бы ездить на работу голой! Венерические болезни по воздуху не летают, в твоём возрасте пора бы это знать!

— Так он же совсем рядом со мной шёл! Слушай, я ж дала ему наш телефон! — вдруг вспомнила я и опять впала в панику. — Он обещал достать «5-НОК»...

— Наташка, ты наивная, как институтка! Он в постель с тобой хотел лечь, мужик для этого что хочешь наобещает. Достанет он тебе «5-НОК», держи карман! Я не смогла достать, папа не смог, а он достанет!

Я страшно расстроилась. Мне стало вдруг ужасно жалко новые туфли, и юбку, и отданный в чужие, не слишком стерильные руки, номер телефона. Папа с мамой молчали — видимо, внутренне соглашались с моей сестрой. Мужа Володи, к счастью, дома не было.

На следующий день не успела я вернуться с работы, раздался телефонный звонок:

— Наташа, это Гриша. Я у вас во дворе. Выйдите, пожалуйста, я принёс вам «5-НОК». Пять баночек. Если понадобится, принесу ещё.

Я выглянула через окно кухни — Гриша увидел меня и помахал баночками. Я летела к нему через ступеньки, не чуя ног. Пять баночек «5-НОК», в заводской упаковке, не просроченные! Это было настоящее чудо!

— Где вы это взяли — у вас что, ключ от пещеры Алладина?!

— Неважно. Главное, теперь они у вас есть.

После этого мне, конечно, ничего другого не оставалось, как пригласить Гришу домой, познакомить с моими родителями и накормить обедом. Папе с мамой Гриша понравился, особенно папе. Папа мой был человек широких взглядов, а Гриша и впрямь был славный малый. Что же до его приключений — молодо-зелено, с кем не бывает. Он получил хороший урок.

Гриша стал у нас появляться. Теперь пришла пора напомнить читателю, что у меня уже был один знакомый Гриша, по прозвищу Гриша-псих. Надо было как-то их различать, и новый Гриша получил название Гриша-сифилитик. Прозвища прилипли и были у нас дома постоянно в ходу, потому что оба поклонника часто звонили. Мама однажды прикусила язык буквально на полуслове, когда на обращённую к ней просьбу передать мне, что звонил Гриша, спросила: «Который? Пси...».

...Спустя какое-то время я (ненамеренно) познакомила Гришу-сифилитика со своей коллегой, они друг другу очень понравились и жили долго и счастливо.

В Бельгию меня, конечно, не пустили...

 

Постскриптум

Прошло много лет, началась Перестройка, и впервые в жизни меня выпустили на международный конгресс в капиталистическую страну, да какую — Швейцарию! Перестройка тогда делала первые неуверенные шаги, и справки об отсутствии туберкулёза и гонореи ещё не отменили, так что пришлось представлять в иностранную комиссию парткома необходимые свидетельства от всех перечисленных выше четырёх диспансеров. Но перемены были налицо: я получила «добро» на поездку!

В Иностранном отделе Академии наук всегда перлюстрировали всю нашу корреспонденцию. Мне выдали там на дорогу двадцать долларов и объяснили, что по возвращении я должна их вернуть, а заодно и гонорар в четыреста (400) франков, обозначенный в пригласительном письме: поскольку гостиницу и проживание мне оплачивают организаторы Конгресса, эти деньги мне не понадобятся.

 Самолёт из Москвы в Женеву летал тогда только два раза в неделю, и, чтобы успеть на конгресс, я должна была прилететь в Женеву за два дня до открытия и провести в Швейцарии два лишних дня на выданные мне Академией наук двадцать долларов. Да ещё и вернуть их по возвращении вместе с будущим гонораром. Напомню, что покупка и хранение валюты в те годы приравнивались к тяжким уголовным преступлениям и карались многолетним тюремным заключением (а при Хрущёве — смертной казнью: вспомните Рокотова). Попытка выпросить у Академии нормальный аванс под залог будущего гонорара потерпела сокрушительное фиаско: не можете ехать в Швейцарию — не езжайте, вас никто не неволит. Положение, представлявшееся абсолютно безвыходным, спасла летевшая со мной на конгресс приятельница, у которой были родственники во Франции и друг в Германии: они нас и выручили.

Весь гонорар, выданный мне за доклад, я спустила в книжном магазине в Цюрихе на запрещённый двухтомник Лидии Корнеевны Чуковской об Анне Ахматовой (Лидия Корнеевна мне его потом подписала и своей рукой исправила опечатки). Но двадцать долларов я, как честный человек, Академии вернула.

— Почему ты не сдала гонорар? Сдай немедленно, иначе ты больше никогда никуда не поедешь! — давил на меня мой завлаб, он же председатель иностранной комиссии парткома.

— Если я сдам вам гонорар, я уж точно никогда никуда больше не поеду, — парировала я.

— Почему это?

— Потому что никакой психиатрический диспансер не даст мне справку, что я нормальная!

На том мы и порешили, и больше я действительно никогда никуда из Советского Союза не ездила, пока не переехала в Америку и не объездила с докладами весь мир.

[1] Анализ на сифилис. У меня в Химфизике был коллега и приятель по имени Саша Вассерман, и на наших капустниках постоянно дискутировался вопрос, какую реакцию лучше иметь положительной: по Рапопорту (пьяный за рулём) или по Вассерману (сифилис). Мнения расходились.

Все тексты Натальи Рапопорт в «Этажах»

 

Наталья Рапопорт — почетный профессор университета штата Юта в США, работает в области химиотерапии рака. Ее первая литературная работа, повесть «Память — это тоже медицина», была опубликована в журнале «Юность» в 1988 году с предисловием Евгения Евтушенко. В России увидели свет пять книг: «То ли быль, то ли небыль» («Пушкинский фонд», 1998, и «Феникс», 2004, дополненное издание), «Личное дело» («Пушкинский фонд», 2014; был номинирован на премию «Большая книга»), «Автограф» («Новый Хронограф», 2018) и «Ex Epistolis» («Новый Хронограф», 2019, совместно с Марком Копелевым). В 2020 году международным издательством World Scientific опубликована её книга на английском языке: «Stalin and Medicine. Untold Stories» («Сталин и медицина. Нерассказанные истории»), которая была награждена премией Outstanding Academic Title, CHOICE 2021 (Лучшая Академическая Книга. Премия ВЫБОР-2021). В 2021 вышла книга «Fondamenta Dei Curabily» («Набережная Исцелимых») в итальянском издательстве Saga Edizione. В 2022 году в изд-ве M-Graphics Publ. (Бостон) вышла книга на русском языке «Шипы "короны". От Чумы до Ковида. Занимательные истории эпидемий и вакцин». Печатается в журналах «Иностранная литература», «Знамя», «Дружба народов», «Этажи», американских и израильских журналах. Лауреат журнала «Этажи» 2021 года за лучшее эссе.

31.05.20233 141
  • 4
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться