литературно-художественный журнал «ЭТАЖИ»

[email protected]

Татьяна Веретенова

Трагедия несоветского человека

11.11.2023
Вход через соц сети:
03.05.20162 725
Автор: Ирина Щеглова Категория: Проза

Рородя

(отрывки из повести)

 

На исходе победного лета Рородя первый раз в жизни поехал на поезде. Катя повезла в Воронеж знакомиться с родней погибшего отца.

Рородя ожидал увидеть большой шумный город с высокими многооконными домами, но поезд остановился среди обгорелых развалин, в развалинах копошились люди, таскали битый кирпич, грузили в тачки, расчищали завалы.

Вышли с Катей на широкую площадь, и здесь, вокруг, куда ни глянь – руины, руины…

Катя крепко держала за руку и стращала: «не отходи от меня! Потеряешься, не найдёшься!».

Прямо через площадь были проложены рельсы, почти такие же, как на железной дороге, только поменьше. Катя остановилась возле, и велела Ророде ждать. «сейчас трамвай приедет».

Трамвай, что за диковина? Рородя поглядывал на людей вокруг, на развалины, на грузовики, гружёные щебнем и всяким мусором, ждал терпеливо. И вдруг, звеня, как коровье стадо, дребезжа и лязгая по рельсам, надвинулся этот самый трамвай, навроде паровоза, но без трубы, и народ сразу же полез в него, толкаясь и мешая друг другу. Рородя почувствовал, как Катя тянет его за руку, но запутался в чьих-то ногах и поклаже, чуть не оторвался от Кати, испугался, но его маленькое юркое тело уже ввинтилось в толпу, проскользнуло, протиснулось, ловко вскочило на подножку. Катя шарила глазами по толпе, выискивая Рородю, а он вот – взял за руку, как будто и не терялся.

Трамвай, покачиваясь и вздрагивая, лязгал по рельсам, вдоль по разбитым улицам. Рородя тянул шею, чтоб увидеть в окна проплывающие стены с пустыми проёмами окон, проваленные крыши, остовы зданий и пустыри. Повсюду велись работы, люди, в основном, женщины, расчищали завалы, натужно таскали тележки и носилки, гружёные битым камнем. Город трудно выздоравливал, залечивая смертельные раны войны.

Ехали, затем шли пешком, и ничего интересного, плотно прилепившиеся друг к другу дома на крутом спуске, узкая улица, мощёная бугристым камнем, пока пройдёшь, ноги вывернешь.

Дверь открыла женщина, увидела, ахнула и заплакала:

- Митька, - зачем-то сказала она, глядя на Рородю, - вылитый Митька.

Провела гостей в комнаты, в доме было сумрачно, не по деревенски много вещей в бепорядочных комнатках и закутках.

В большой комнате у круглого стола сидели двое в гимнастёрках, похожие друг на друга, только один без ноги. Смотрели на пришедших веселыми глазами. Курили папиросы из коробки.

- Ну, племяш, дай пять, - сказал безногий, протягивая руку. Рородя подал свою, стесняясь. И другой тоже пожал. Представились дядькой Васей и дядькой Гришей.

Рородя смотрел на них и думал: вот, братья его отца-героя, тоже, наверно, герои, только живые, отец-то погибший.

- А вы много фашистов убили? – неожиданно вырвалось у Ророди.

- Не боись, всех уничтожили, не полезут более, - усмехнулся целый, потрепав Рородю по голове.

- А где твоя нога? – осмелел Рородя, обращаясь к безногому.

- Война забрала, - ответил тот, усмехаясь и покуривая очередную папиросу.

- Фашисты отстрелили?

- Нет, племяш, свои, - спокойно ответил он, и неспешно начал рассказывать - почти у самого Берлина, наш батальон занял городишко какой-то, только вошли, рассредоточились, кто куда, пожрать чего-нибудь искали, ну и так, разжиться… Наши мощно наступали, гнали нас на Берлин галопом: маршалы видать спорили, кто из них первый возьмёт столицу, вот и пёрли без разбору. Тут как раз артиллерия подоспела, расположились на высотке, командир в бинокль посмотрел – а в городишке-то солдатики в шинельках ползают, мы то есть, а связь ещё не наладили, и никто ему не сообщил, что наш батальон вперёд прорвался. Вот он и приказал накрыть городишко. А снаряды-то тепловые, выжигают все нахрен! – безногий затянулся едким дымом, глаза злые и весёлые, неужели ему не жалко ноги?

- Нас из батальона всего несколько человек выжило, правда, по частям, я вот, без ноги, да и то только потому уцелел, что в погреб упал.

Он рассказывал, а сам зубоскалил да похохатывал. Другой брат помалкивал, может нечем было похвалиться?

Рородя слушал так внимательно, так силился понять безногого дядьку Васю, даже глаза зачесались от внимательности. Но все равно мало что понял.

- Ты бы не болтал лишнего, - походя бросила тётка безногому. – не пугал бы мальца.

- Ничего, пусть знает правду, - ответил он.

- Почему ты назвала меня Митькой? – спросил Рородя у хозяйки.

- Так ведь, Митька и есть, на отца своего похож, - ответила она, - одно лицо, - и добавила, знаешь, кто твой отец-то был?

Рородя важно кивнул:

- Он герой.

- А звать его как, героя твоего?

Рородя взглянул на Катю и ответил, как дед учил:

- Дмитрий Михайлович.

 

Отец

 

Конечно, ему рассказывали о родителях. Рородя знал, что он сын командира непобедимой Красной армии. Этот неведомый отец-командир представлялся сказочным богатырём, без устали бьющим врагов из огромной пушки. Враги-фшисты от пушечных взрывов разлетались в разные стороны, а красный командир, забросив пушку на могучее плечо, шагал вперед, освобождая родную землю от проклятых оккупантов. Ясное дело, такого богатыря никто не смог бы победить, он обязательно должен был вернуться, подхватить Рородю на руки и подарить пистолет. Можно даже пушку, но пушку лучше оставить на границе, чтоб она защищала Родину. А пистолет Рородя показывал бы пацанам, а если еще раздобыть к нему патронов, то можно было бы палить по воробьям в саду.

Так он мечтал. А случилось иначе.

Отец погиб в августе 44-го. Дед получил похоронку, молчал несколько дней, потом, посоветовавшись с бабушкой, подозвал Рородю и попытался объяснить. Пока объяснял, рядом тихонько причитала бабушка. Рородя смотрел на них и ничего, кроме удивления и недоверия не испытывал.

В гибель героического красного командира он не верил, герои не погибают, а если и погибают, то их хоронят с музыкой и почестями, в их честь бабахает салют; какое уж тут горе, наоборот – весело.

Очень хотелось посмотреть, как будут салютовать пушки, и оркестр, сверкая звенящей медью труб, грянет военный марш, важные генералы в папахах и лампасах понесут перед красным гробом на бархатной подушке ордена и медали, вдоль дороги выстроятся солдаты и станут палить в воздух. Вот так красота!

Жаль, что отец-командир погиб в чужих странах, и его похороны совершились вдалеке от Рородиного поселка.

Правда, там в чужедальней стороне оставалась еще неведомая и таинственная мама. Но прежде, чем он увидел ее, прошло еще долгих два года.

 

Мама

 

На станцию отправились всей семьей: дед, бабка, обе тетки и дядька. Ради такого случая, ему в училище увольнительную дали. Да еще и с подводой дед договорился. Сосед услужил.

По разбитому проселку переваливаясь ползла рассохшаяся скрипучая телега, меланхоличная старая кобылка привычно тянула ее за собой, не торопясь и не напрягаясь.

Рородя, то поспешал рядом, то садился на край телеги и мерно покачивался вместе с ней.

На станцию пришли загодя. Ожидали прибытия поезда, вглядывались в огонь дальнего свтофора. Дед ходил в диспетчерскую, уточнять.

Все это, конечно, было ново и интересно, но скоро наскучило. Рородя елозил по телеге, баловался, дед в средцах даже выпороть пообещал.

Вдруг, откуда ни возьмись, загудел, запыхтел паровоз, лязгая колесами, притащил пассажирский состав, дед кинулся к вагону, за ним остальные. Рородя едва успел добежать.

Из вагона чьи-то руки подавали сундуки и узлы, дед и дядька принимали, ставили на землю, снова принимали…

Наконец, со ступенек прямо на насыпь ловко спрыгнула молодая женщина. Чужая, нездешняя. Рородя никогда раньше не видел таких, ярких, кудрявых, с красными губами. Но самое удивительное случилось потом, когда незнакомка, вдруг, шурша платьем, подхватила его, прижала к себе и стала пачкать красным ртом, приговаривая: «сыночек, кровиночка, деточка…». От нее резко и незнакомо пахло, ее губы оставляли на щеках Ророди жирные красные следы… она никак не могла быть его мамой – эта чужая женщина, прибывшая на их станцию из другого мира.

Рядом шумно сморкалась от избытка чувств слезоточивая тетка Глаша. Утирали счастливые слезы и бабушка, и даже дед.

Рородя с трудом вывернулся из крепких объятий незнакомки и отскочив, спрятался за бабушкой.

Все засмеялись. Потом грузили на подводу вещи, их было так много, что Рородя засомневался – поместятся все? и сможет ли лошадка сдвинуться с места.

Тронулись. По дороге Рородя потихоньку спросил у тетки Кати, как зовут незнакомку, она шепнула – «Маруся».

«Значит, имя человеческое, хорошо», - про себя он решил так ее и называть.

На телегу Маруся не села, шла пешком до самого дома. Еще бы, в таком платье – и на грязную солому. А на телеге-то что - все ее богатство?

В том, что Маруся страшно богата, Рородя не сомневался. Вот только он никак не мог взять в толк, откуда она сама такая? Неужели с войны? Но война кончилась, фашистов победили, кто остался жив, тот вернулся. Правда, в живых мало кто остался, если судить по единственному на всю улицу мужику - безногому солдату.

Когда добрались до хаты, Рородя хотел было сбежать, но дед удержал. Вещи внесли во двор, заперли калитку, подальше от завистливых соседских взглядов.

Маруся раскрывала свои сундуки, баулы и узлы, доставала и доставала оттуда незнаемые и невиданные сладости, невыносимо духмяные свертки с едой, которую Рородя отродясь не видел. Протягивала ему, он прятал руки за спину, гостинцы брала бабушка, что-то втолковывая Ророде, но он мало понимал, от избытка впечатлений кружилась голова. Чего там только не было, в недрах сундуков и баулов: и отрезы ткани, и пачки папирос, и платки, и красивые жестняные коробки разной формы, а еще настоящие ботинки для Ророди, и костюм, как на взрослого. Много чего было, и не перечислить. Больше всего поразила коробка, а в ней разноцветные палочки, дед взял одну, заточил ножом, провел по газете, осталась красная линия. «Цветные карандаши» – прочитал Рородя. Понять бы еще, для чего они…

Ужинали, заперев дверь и занавесив окна. Рородя с непривычки объелся до тошноты и резей в животе. Бабушка уложила его спать, но он не спал, прислушивался к их негромкому разговору.

- Мамо, жалко вам его? – спросила Маруся.

- Да уж жальчише, чем тэбэ, - ответила бабушка.

- А я отвыкла, - со вздохом произнесла Маруся.

 

 

Ирина Щеглова - автор издательства Эксмо, член Cоюза писателей Москвы. С 2006 года в Эксмо в разных сериях издано более 50 романов и повестей для подростков и взрослых.

 

03.05.20162 725
  • 5
Комментарии

Ольга Смагаринская

Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»

Павел Матвеев

Смерть Блока

Ольга Смагаринская

Роман Каплан — душа «Русского Самовара»

Ирина Терра

Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»

Ирина Терра

Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»

Елена Кушнерова

Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже

Эмиль Сокольский

Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца

Михаил Вирозуб

Покаяние Пастернака. Черновик

Игорь Джерри Курас

Камертон

Елена Кушнерова

Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»

Людмила Безрукова

Возвращение невозвращенца

Дмитрий Петров

Смена столиц

Елизавета Евстигнеева

Земное и небесное

Наталья Рапопорт

Катапульта

Анна Лужбина

Стыд

Галина Лившиц

Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder

Борис Фабрикант

Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»

Марианна Тайманова

Встреча с Кундерой

Сергей Беляков

Парижские мальчики

Наталья Рапопорт

Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи

Уже в продаже ЭТАЖИ 1 (33) март 2024




Наверх

Ваше сообщение успешно отправлено, мы ответим Вам в ближайшее время. Спасибо!

Обратная связь

Файл не выбран
Отправить

Регистрация прошла успешно, теперь Вы можете авторизоваться на сайте, используя свой Логин и Пароль.

Регистрация на сайте

Зарегистрироваться

Авторизация

Неверный e-mail или пароль

Авторизоваться