Из цикла «рассказы о Шагале»

Мощный, властный петух величаво вышагивал по земляной тверди двора. Косил строго круглым глазом, тряс крупным мясистым гребнем. Высоко поднимая когтистые лапы, слегка брезгливо, но с живым интересом рылся в дворовых кучах. Мойша наблюдал за петухом. Давно хотелось поймать его, но тот был крайне осторожен и не давался. Мойша таился в углу двора — делал вид, что играет с камешками, а сам  поджидал, когда петух приблизится настолько, что можно будет ухватить его за хвост. И вот, наконец, случай представился — петух нашел нечто интересное и увлеченно клевал, развернувшись к Мойше тылом. Тот уже протянул руку к хвосту, но внезапно петух подскочил, резко развернулся и оказался нос к носу с Мойшей, глядя ему прямо в глаза яростно и бесстрашно. Мойша отпрянул, а петух начал наступать и рос, рос, рос, и вот он уже ростом с дом, и тут только Мойша в параличе ужаса  осознал, что петушиные перья окрашены алым, переходящим в желто-оранжевый, да и не перья это вовсе, а языки пламени, а петух раздулся больше неба, полыхая, словно пожарище и вот-вот проглотит его, и бежать уже некуда — сзади забор и доску не оторвать… Мойша кричал, кричал во весь голос, задыхаясь, от запаха серы и огня, но голоса не было слышно, лишь шум и треск огненного марева и нестерпимый жар.

Из пелены удушливого дыма выбраться непросто, туман заволок глаза, уши от крика заложило, и не сразу слышится материнское испуганное: «Мойшеле! Мойшеле! Да что же это с ребенком, ой, вэй! Неужто лихорадка или не дай господь — падучая! Он меня не узнаёт! Мойшелее!»

От тряски Мойша приходит в себя и видит испуганное лицо матери  и любопытную, с округленными глазами мордочку младшей сестренки.

— Ппп… Ппе-тух! — с трудом произносит Мойша и удивляется, что слова не выговариваются с обычной простотой.

— Что? Что? — Фейга от страха ничего понять не может, — Мойшеле! Да ты заикаться начал! Что с ним?

— К-красный п-петух! — выдавливает из себя Мойша. — Он из ог-гня. Он с-страшный, он всех людей может с-склевать! За мной гнался!

Не выдержав, Мойша хлюпает носом, и слезы сами льются по щекам. Сестренка Марьяська за спиной матери довольно ухмыляется — на неделю хватит, чтоб дразнить его ревой и девчонкой, а мама Фейга берет сына на руки и прижимает к себе дрожащее и всхлипывающее детское тельце. Маленькое сердечко бьется так скоро, что кажется, расколотит хрупкие ребрышки.

— Марьясенька, ты пойди там за лавкой пригляди, ладно? — говорит Фейга ласково. — Если кто придет, тогда меня позовешь.

Марка недовольно трясет головой, но ослушаться не смеет. Когда дверь за ней закрывается, Фейга, отстранившись, смотрит на сына и в глазах ее удивление, будто она впервые увидала его — и гордость, Мойше не совсем ясная.

— Ну, Мойшеле, — медленно говорит Фейга, будто взвешивая каждое слово, — вроде, так и не бывает, но верно, ты помнишь, как родился!

— Помню, как родился? — эхом отзывается Мойша.

— Ну, да! Этот твой петух огненный… В тот день в городе вспыхнул страшный пожар!

В тот печально-памятный день Витебск пылал неумолимо, безысходно и страшно. Раскаленный воздух колыхался сполохами огня, в синем вечернем небе, засыпанном искрами, метались желто-красные ненасытные раскаленные языки, летала чёрная гарь, и рушились с грохотом крыши домов, оставляя семьи без крова. Плач людской стоял над городом, животный крик, и безутешный вой. А на Песковатиках, охваченных пожаром, в прежнем жилище Сегалов, что возле «скорбного дома», у молодой Фейги  со страху начались первые в жизни роды. Несчастная лежала на кровати и с ужасом смотрела на то, как многочисленная родня мечется туда-сюда, утаскивая мебель и пожитки в более безопасное место.Парализованная кошмарным видением огненной смерти, она перестала чувствовать боль и забывала тужиться вовремя. Лишь благодаря настойчивым командам бабушки Башевы, стоящей стойко, словно капитан на мостике тонущего судна, у кровати молодой роженицы, Фейге чудом удалось разрешиться, наконец, плодом. Синее тельце ребенка было подхвачено ловкими бабушкиными руками, но младенческого крика за сим не последовало. На руках у Башевы лежал крошечный комочек мертвой плоти… Фейга захлебнулась воем, забилась в слезах, но бабушку не так просто было выбить из колеи. Схватив стоящее рядом ведро с колодезной ледяной водой, припасенное для борьбы со случайным огнем, Башева с размаху швырнула бездыханный комочек в холод, причитая: «Дыши, дыши! А ну-ка, дыши!», потом вытащила бледный, не желающий жить пузырь из воды и стала неистово щипать его и колоть, вытащенной из недр необъятной юбки острой булавкой. Пузырь молчал безнадежно, и Башева чуть не плача изо всех сил всадила иглу в бледно-синеватую ножку мертворожденного.

— Ой, вэй, шлимазл! И зачем тебя мать родила!

Фейга зашлась взахлеб, но тут неживой младенец решил обидеться. Или ему стало жалко мать, которая старалась, так долго и бережно вынашивала, потом, страдая, рожала его, а теперь вот плачет безутешно. Во всяком случае, когда бабка Башева уже окончательно выбилась из сил и хотела объявить о безысходном, ребенок открыл свой рот и заорал так громко, что стены затряслись, а роженица вмиг замолкла, бешено тараща черные глаза. Новорожденный был со священным трепетом и нежным воркованием пристроен к груди осчастливленной матери и яростно зачмокал, показывая удивительную силу духа, непредсказуемую в том, кто еще минуту назад не желал вступать на предназначенный ему жизненный путь.  Но тут уже бабка Башева тихо охнула и завизжала что было сил. Прямо у постели, на которой лежала Фейга, вспыхнула стена, и жадные языки пламени полезли по оконным занавесям вверх. Подбежавшие на крик мужчины, споро схватили кровать с лежащими на ней матерью и младенцем, и, вытащив ее из горящего дома, понесли по догорающим улицам прочь.  Вокруг сновали тени людей, спасающих свой скарб, слышался горький плач, грохот проваливающихся где-то крыш, но Фейга, обессиленная болью и страхом, уже ничего не замечала вокруг. Она тихо лежала на покачивающемся в такт шагов мужа Хацкеля и деда Давида ложе, глядя вверх, в черное небо, где  метались огневые отблески, красным и оранжевым заслоняя звезды…

— И что ведь мне было удивительно, Мойшеле! Я тогда посмотрела на тебя и вижу, что ты лежишь с широко-широко открытыми глазами и смотришь на пламя вокруг нас, а в твоих чёрных зрачках отражаются желтые искры.

Мойша сидит тихо-тихо. Рассказ матери захватывает, зачаровывает, завораживает его. А Фейга продолжает.

— Уже тогда я уверилась, что у Бога есть особенные планы насчет тебя! Ты родился мертвым и воскрес, казалось бы, только для того, чтобы сгинуть в огне!  Нет, ты точно станешь чем-то особенным!

Глаза у Фейги на мокром месте, она с восхищением и надеждой смотрит на сына и мечтательно произносит: «Ты вырастешь и разбогатеешь, тогда твои старые родители не будут знать, что такое бедность и горе!»

— Мам, там тетя Роза пришла до тебя… — это Марьяська влезает в щелку двери.

— Сейчас, сейчас, иду, — торопится Фейга, и, потрепав окончательно размякшего от похвал Мойшу по щеке, спешит в лавку.

Марка  вступает в комнату. На лице у нее мерзкая улыбочка и лишь только шаги матери стихают, она заводит: «Мертвяк, мертвяк, мертвяк…»

Ну, ясно, как всегда подслушивала под дверью! Мойша уже намеривается ввязаться с обидчицей в драку, но тут вспоминает материнское пророчество относительно своей великой миссии в будущем и важно изрекает, подражая взрослым: «Чем жить с такой никчемной  сестрой, как ты, так и взаправду, может, дешевле было умереть. Но раз уж я не умер, так не сомневайся, я разбогатею, а когда  разбогатею, то вообще не буду с тобой разговаривать, вот так. И в гости не позову в свой богатый дом! Так и знай». С этими словами он чинно и гордо удаляется на улицу. Сестренка привычно высовывает ему в спину язык, но догонять и дразнить дальше не решается. А вдруг он и вправду станет богатым? Может лучше не ссориться? А то не у кого будет после на наряды денег одолжить!

Рассказ напечатан в "Этажи" №3 июль 2016

Екатерина Асмус, родилась в СПб в 1967 году. Писатель, сценарист, автор семи книг (проза и публицистика). Роман "Рок" стал лауреат премии "Золотой Жук" в 2012 году. Член Росийского Союза профессиональных литераторов, Союза писателей СПб, Союза журналистов СПб и ЛО. Неоднократно публиковалась в России и за рубежом. Много путешествовала. В настоящее время живу в Кливленде.
Образование — художник. С 2001 года работала в кинематографе (к/с "Ленфильм"), участвовала в создании более 20 картин. С 2012 года — сценарист. Экранизации "Училка", 2015.