Коллапс

Город глохнет: гудки машин
Вязнут в камне бульварных топей.
Выхлопные угар и копоть
Вытравляют канву морщин.
Все дороги уходят в Рим —
Мы стоим.

Город слепнет: сусальный шик
Похотливей девиц Пигаля.
Ты Итаку, Улисс, едва ли
Помнишь: сладок сирены крик.
В месте встречи небес и крыш
Ты стоишь.

Город нем, как дорожный знак —
указатель, скрутивший дулю.
По проспектам — растёкся улей.
Заблудившись во временах,
В пробках вечного déjà vu,
Я стою.

Con fuoco

Чёрно-белой палитрой двенадцати клавиш
Нарисован этюд. Con fuoco: по залу
Разгорается звук. И хоть Слово сначала
Появилось на свет, а не Нота, но так лишь
Можно думать, пока на пюпитр не поставишь
Разлинованный лист. И громада рояля
Подчинится рукам, звонкий бисер роняя
Отшлифованных нот. В каждом сыгранном такте

Видишь, как вдалеке от родимого края
Музыкант роковых новостей ожидает
Из оставленной Польши, мятежной Варшавы.
Он сгорает другим, не подавленным, бунтом.
А в пассаже летит за секундой секунда
Из октавы в другую октаву.

***
Я хочу к антиподам
В страну, где живут кенгуру.
Там теплее, а значит, продрогшему мне — то, что нужно.
Там пустыня — да пусть, пустоте я давно ряжен-сужен,
А в пустыне хирург шестикрылый горящим оружьем
Мне дарует свободу.

Я хочу к антиподам —
И жить там, пока не умру.
Стану Динго, облаю покинутый наскоро город
(Дескать, осточертел:
Всё заборы, заборы, заборы).
Неизбежное "занят" на линии с Господом вторит
Одичалой дворняге.

Через реки, овраги,
Моря как-то раз поутру
Я желаю умчаться навстречу мечте австралийской.
Там, с другой стороны на слонов водружённого диска,
Всё совсем по-другому:
Глушу я не водку, но виски,
И бутылке твержу, что подохну в стране кенгуру.

Снег

Ночь, и снова смотрит в стекло старик,
Как зима облепляет фонарь и тени,
Пальцы ломкие в ручку тяжёлой двери
Прорастают, и ржавый плаксивый скрип
Старика выпускает в темень.

В доме дрыхнет сиделка, последний друг,
На секунду старик у крыльца замнётся,
Не вспугнуть! Под ногами снег, как бумага, мнётся.
А дрожащий свет фонаря у рук
Вьётся, клянча тепла.

Текла
тень по снегу.
А снег, фонарь,
храп сиделки
и нежный, как мама, холод —
Всё сливалось в одно,
В никуда не спешащий миг.

Утром глянет сиделка в окно
И узнает: её старик —
Это снег, накрывший покойный город.

Листья

В словах правды не сыщешь.
Слово — листок.
Шуршит на ветру, слышишь?
И невдомёк,
Что вместо юго-восточного
Подует холодным северным.
Листья, гниющие в почве —
Можно ли верить им?

Василиада

I
Мы выходили. Впереди — Василий.
Он был, во-первых, славен тем, что он Василий.
И, во-вторых, он славен тем, что был Василий
Один из нас, но знал куда идёт.
А мы не знали. Шли, не отставали
Из точки А в неведомые дали,
Из точки А, где мы всю жизнь прождали,
Не замечая. Жрали кашу и мычали:
Мы… Мы… Мы… Мы прождали тыщи
Незрелых лет. Мы проживали в стол,
Играли в ящик и, в итоге, зрели,
Как город А., захлёстанный метелью,
Сжимался в точку, доходил до точки,
И вместе с Б, садясь верхом на сточну —
ю трубу, срывался в первозданный хаос.

II
Мы были вхожи в арсенал, цейхгауз
На круге первом. В сумрачном лесу
Гурьбою шли мы, спорили о су-
ти жизни, если в ней есть суть.
Василий говорил, что жизнь есть путь.
Другие отвечали: жизнь есть ртуть,
Есть жуть, есть муть, что жизнь — есть каша,
и больше ничего
По сути нет.

III
Нас мошкара кусала.
Вгрызаясь в мясо, плоть съедала нашу,
Плюясь и ненавидя. Нас
Пронзали жалом
Осы.
Росы отравляли кислотой.
Мы умирали, разлагались, но вставали
И дальше шли.

IV
Мы уходили. День настал шестой.
В одиннадцатый час Василий умер.
Он лёг среди дороги,
Он сказал:
«Друзья, простите,
Мой пункт Б вот здесь»

V
Мы горевали, славен был Василий,
Мы голосили ночи напролёт.
Он был один из нас.
Он знал, куда идёт.
И он пришёл.
И он пришёл.
И точка.

VI
И мы не шли. И впереди лишь ночь,
Космическая бездна, первобытный хаос.
Взрывались звёзды и сгорали мухи
В огне их. Славный город А ос-
тался сзади, где, среди разрухи
В умах, сердцах, Вселенных и клозетах,
Рождались снова мы, веками зрели,
Как Город утекал по руслу Леты.
И в этой круговертной карусели
Мы снова выбирали, кто Василий,
Кто славен и готов за нас погибнуть.

Павел Асеев, 29 лет, прозаик, поэт и физик-теоретик, с 2013 г. по 2015 г. редактор интернет-проекта "ЛитКульт". Родом из Восточной Сибири, учился и работал в Москве, в настоящее время — исследователь в Базельском университете. Выпускник школы литературного мастерства "Хороший текст".