***
Но там, где я родился, там давно
Живут чужие люди.

Что в комнате моей?
Кто знает.
Хорошо бы в ней
Читали книги, и, когда темно,
Горел ночник.
Ведь остров, где не знают книг,
Необитаем.

И сколько бы ни поменялось обстановок,
Мне хочется, чтобы там жил ребенок,
Чтоб спать когда ложились па и ма,
Он открывал Жюль Верна и Дюма,
Дефо и Свифта…

Как и я
С фонариком читал под одеялом,
И комната была ему причалом,
Ночь — морем, а фонарик — маяком.

И делал вид, что он — в своей постели,
Хотя, конечно же, на деле,
Был далеко.

ЕВРОПА

От холода, голода и болезней,
От пожара и от потопа
Сохраню себя в самом надежном месте —
В сказочном королевстве Европа,
В городке у воды, где зимой теплее —
В пряничном домике, в тайнике, в музее:
Шиповник, терновник, терраса, окно,
Терракотовая черепица…
Пусть никто не звонит, все равно
Не получится дозвониться.
Каждому страннику — стол и дом
Под звездой, под месяцем, под крестом.
Сохраненных какое разнообразие!
От подданных королевства Африка до
Подданных королевства Азия.
От пожара и от потопа,
Недопустимых потерь
Сможет ли кто сохранить теперь
Само королевство Европа?

Старички

Старички под ручку входят в воду,
Застывают и любуются пейзажем.
Наблюдаю чуть не ежегодно
Старичков таких на нашем пляже.

Птичье что-то в них. 
Запястья-спички.
Его профиль заострен комично.
И очки — он в них как старый филин. 
А ее лопатки — будто крылья,
Но чуть-чуть совсем асимметричны.

Шапочка на нем и панталоны...
У неё купальник древнего фасона —
Как сидит на постаревшем теле,
Так сидел и в молодые годы.
Он вчера был только криком моды.
Как же время быстро пролетело.

Как же быстро стали стариками
Эти двое довоенной сборки.
Ведь таких теперь не выпускают.

Вот стоят и чуть в воде качаются. 
Он — ее, она — его подпорка. 
А сезон уже прошел. И жизнь кончается.

Только старички о том не знают
И ещё поплавать собираются.

***

Я знаю, как поступают с богами.
Бьют их палками, а потом ногами.
Боги оказываются хрупки —
Гипсовые сразу разваливаются на куски,
Мраморных крошат тяжелыми молотками.

Если бог из плоти, можно его убить, распять.
И забыть, разлюбить, если он бесплотен.

Так в другое время люди входили в собор,
На них находили азарт и задор.
Главное ведь выбрать, с чего начать:
Со статуй или с полотен.

Потуши бога, если он огонь,
Или наоборот, разведи огонь,
Срубив его, если он дерево или куст,
Выпей его, если он водица,
Ощипай, если птица,
И перьями набей подушку.
А если он бронзовый бюст,
Переплавь его, сделай пушку.

Что может несчастное божество,
Когда бушует человеческое естество?

Оливы

Городок стоит на берегу залива.
Берег в садах, а сады тенисты.
В них не груши, не яблони и не сливы, —
Оливы растут в них, одни оливы.

Их стволы ветвисты,
Как рога оленей.
Многим из них лет по двести, по триста.
Это десять человеческих поколений…

Всадники, кони их с темными гривами.
Мотоциклисты, их шлемы в дорожной пыли.
Пехотинцы — мальчики, спящие под оливами.
Все они были когда-то здесь. Были.

Уходили воины, языки менялись,
Новые дети в садах целовались,
И всегда были целы сады.

Когда на рассвете уходили любовники,
Тогда в садах появлялись садовники —
Чтобы подрезать ветки, чтобы собрать плоды.

***
_________________D.D.

знаешь, я люблю смотреть, как ты ешь.
я бы готовил только затем,
чтобы смотреть, как ты ешь.

что ещё нужно знать о земной любви?
святой гастер, спаси нас и благослови.

приходи посмотреть, как я ем,
посмотреть, какой я, когда я нем —
настоящий, когда жую,
гаргантюа одесную, пантагрюэль ошую.

вот, сегодня днём —
мы едим и пьём.
нож к ножу, вилка к вилке — вдвоём, вдвоём.

просыпаться бы к завтраку на рассвете
как просыпаются ложки в моём буфете.

Ковчег непарных зверей

Наш ковчег отправился в полночь.
В нем были только непарные звери:
Слишком старые, слишком гордые,
Или просто — последние.

Одинокие звери ведь тоже хотели выжить,
Боялись воды и со страхом смотрели,
как прибывало море, тяжелело небо.
И метались по чаще, и слышали этот скрежет:
Великаны-деревья царапали ветками тучи.

А старик с сыновьями построил большую лодку
На высоком холме, где принимал крылатого гостя.
И потом он созвал зверей.
И не стало видно травы на холме — только гривы, хвосты и уши.
Он смотрел нам в глаза, проверял, хороши ли зубы, не черны ли души,

Говорил слону: “У меня уже есть слоны. Ты не нужен”.
А слепому медведю: “Не буду с тобой возиться”.
Старому льву, говорил, что он слишком старый.
Выбирал молодых, сильных и парных.
А мне сказал: “Ты хорош, дружок, но где твоя пара?
Приходи, когда найдешь второго такого”.

Но был и еще один холм, где другой старик собирал зверей.
Из мусора, снятых с петель дверей, веток, собранных в роще,
Он выстроил лодку — попроще, поплоше, тесней.
Не всем одиноким хватило места на ней.
Но все же немало нас было в ту страшную полночь,
Когда мы, прижавшись друг к другу, лежали на дне.
А под нами, над нами, вокруг — были только волны.

Буря стихла, но берег пока не виден.
Так и плывем.
Парные звери — в своем ковчеге.
А мы — в своем.

Дмитрий Макаров — поэт, писатель, куратор. Родился в Ленинграде в 1981 году. Автор трех книг стихотворений и короткой прозы. Последняя — “Большое путешествие в точку Я” — вышла в издательстве “Глагол” под редакцией Александра Шаталова в 2016 году. Регулярно выступает с поэтическими концертами, на которых читает собственные тексты и поет чужие песни. 

Как куратор, Дмитрий ведет проекты в области популяризации классического кино, современной поэзии и серьезной музыки. Самые известные проекты: “Кино и Макаров в одном Флаконе”, “ИТД” в музее А.Н.Скрябина, “Кино за чаем” во Французском чайном доме, “Инотеатр” на выставке Лаборатории Дмитрия Крымова.

Много путешествует, живет и работает в Москве. 

Мастерская Татьяны Щербины:

"Шушувич", Наталья Дзе, проза

"Свадьба" Наталья Лемешевская, проза

"Мой Петербург", Андрей Клепаков, проза

"Я бы назвала это "Брют", Саша Филиппова, стихи