Три эссе из книги Ирины Литманович и Виктора Шендеровича
«22-й ТРОЛЛЕЙБУС и другие этюды»
Мальчик с Чистаков
Я — москвич. Я, конечно, еще много кто: брюнет, например, еврей, атеист, журналист, гражданин РФ, младший сержант запаса, либерал, болельщик "Спартака"...
Но самая теплая моя самоидентификация именно эта: москвич. С непременным уточнением: с Чистых прудов. С "Чистаков", как нежно-фамильярно называли мы свой район.
Улица Макаренко была в ту пору Лабковским переулком; на пространстве коммунальной квартиры, где мы жили впятером в одной комнате, располагается ныне Тендерный комитет Правительства Москвы, и какие деньги пилятся по месту былой нищеты, я не умею даже представить...
Впрочем, и незачем. У меня свои запасы, по большей части ностальгические.
В нынешнем здании театра "Современник" (за углом от моего дома) был кинотеатр "Колизей", в котором я, поверите ли, смотрел премьерный показ "Кавказской пленницы"; метро называлось "Кировская", памятник Грибоедову только-только встал у входа на бульвар, а бульвар был весь в тополях и летом утопал в пухе; пух покрывал и пруд, в пруду плавали два черных лебедя с красными клювами, а на берегу стояла кафе-стекляшка, нашедшая свое бессмертие в фильме "Белорусский вокзал": туда приходят герои после похорон, и гремит музыка...
Вообще, для киношников это было, конечно, излюбленное место: настоящая, теплая, узнаваемая Москва! Самым веселым образом Чистые пруды мелькнули в фильме "Мимино" — мелькнули в пятисекундном кадре и, кажется, просто на память и удачу: Георгий Данелия живет в ста метрах от того места, где поскользнулся и упал, выйдя на лед, его летчик-эндокринолог, с цветами для Ларисы Ивановны за пазухой...
Но одна киносцена с этим легендарным зимним катком на прудах хранится в моей благодарной памяти отдельно — и давно кажется мне частью моей собственной жизни. Это — сцена из "Покровских ворот".
Действие пьесы происходит в конце пятидесятых, — а значит, где-то там, неподалеку от Костика, наяривающего круги на коньках, за спиной у несчастного Льва Евгеньевича, как раз и гуляет моя молодая мама с коляской, а в коляске лежу я.
Ни мамы, ни меня в коляске в фильме не разглядеть, но вы уж поверьте: мы там...
Ребе
Он сказал:
— Я буду вашим ребе.
И я был счастлив.
…Весной 1989 года я положил в чемодан белую рубашку и несколько машинописных листков — и полетел в Одессу, для участия в конкурсе молодых писателей.
Это был заведомый ужас, — как всякий творческий конкурс, впрочем. Но я был молод и неосмотрителен.
Мне повезло: председателем жюри был — Григорий Горин!
Потом он уверял меня, что я бормотал текст, глядя на него чуть ли не с вызовом: мол, вы вообще не умеете стоять на эстраде, а туда же, сидите в жюри… Я этого не помню — я вообще ничего не помню; кажется, я был без сознания.
Остальные члены жюри твердо видели меня в гробу, вместе с моими литературными экзерсисами, и в результате компромисса я занял тухлое пятое место, и жутко переживал по этому поводу: все это казалось мне поражением и умножало список текущих досад…
Но на фуршете ко мне подошел Григорий Израилевич. Он видел, как мне неуютно. Он сказал: наплюйте. Он сказал: пишите, у вас получается. Он заверил: через пять-шесть лет…
И предсказал, с точностью до года, время прихода моей популярности.
Но главное, он сказал тогда:
— Я буду вашим ребе.
И я вернулся в Москву. И через какое-то время мне начали звонить из редакций и интересоваться, нет ли у меня чего-нибудь для них. Это было что-то новенькое... Вдруг начали приглашать на выступления в хорошие места…
Я шел по следу и раз за разом обнаруживал, что мое имя называл и рекомендовал ко мне присмотреться — Григорий Горин!
Только тут до меня дошло, что я получил в Одессе настоящий «гран-при».
Он был моим ребе: был открыт для общения, звонил сам. Радовался. Осторожно упрекал. Предостерегал от хождения чужими тропами. Мы выгуливали его спаниеля Патрика на задворках Тверской улицы и сверяли ощущения от жизни.
Когда, в предсказанный им год (и отчасти благодаря ему), я стал автором программы «Куклы», и над моей головой впервые сверкнул меч российского правосудия, — первое, что я увидел, приехав на пресс-конференцию, был Горин. Он давал интервью в мою защиту.
Благодарность за это дошла до моей души позже, а тогда я даже не удивился: он не мог не приехать в такой день, мой ребе.
Какой Горин драматург, рассказывать не надо. Время показало: его тексты — навсегда; были бы читатели! Уровень его диалогов — это уровень интеллекта. Этому нельзя научиться.
Но дух дышит, где хочет, и сколько талантливых людей теряют от личного знакомства с ними! Как часто огорчает нас несоответствие божьего дара и человека, на которого указал перст божий!
Горин был равен своему дару.
Автор «Мюнхаузена», он был достоин своего героя.
И его ранняя несправедливая смерть — чертовы врачи той «скорой помощи»…— так и болит во мне, как болела.
«Я говорю про всю среду…»
Петр Тодоровский готовился снимать фильм «Фокусник», по сценарию Александра Володина, — и привез Зиновия Гердта, выбранного им на главную роль, в Ленинград, на смотрины к драматургу.
Гердт жил в гостинице «Октябрьская», туда и приехал Александр Моисеевич.
Оба они, конечно, что-то знали друг о друге.
Оба волновались.
И вот, в случайном общении первых минут, Гердт бросил цитату из Пастернака, и Володин без заминки ее продолжил. Потом осторожно прозвучала другая строка, уже навстречу.
И встретила немедленное радостное продолжение!
И тогда они встали и обнялись посреди номера.
Гердт и Володин были братьями, нашедшими друг друга по родимому пятну, как в индийском кино.
Оба знали Пастернака насквозь и наизусть.
На дворе стоял 1966 год, и этот код не мог быть ничем иным, кроме родства.
Виктор Шендерович. Родился в 1958 году в Москве. Занимался в театральной студии п/р Олега Табакова, работал преподавателем сценического движения в ГИТИС (ныне РАТИ) и театральном училище им. Щукина. Печатается с середины 1980-х. Вел колонку в газете «Московские Новости». Автор программ «Куклы» и «Итого» на телеканале НТВ (1995-2001), «Бесплатный сыр» на канале ТВС. Двукратный лауреат высшей телевизионной премии «Тэфи» (1996, 2000). После ликвидации в России независимого телевидения сотрудничает с радио «Эхо Москвы» и радио «Свобода», публикуется в журнале «The New Times». Член Русского Пен-Клуба, лауреат российских и международных премий, в т.ч. премий «Золотой Остап» (Санкт-Петербургский фестиваль юмора), «Золотое перо России» и «Журналистика как поступок». Лауреат премии Московской Хельсинкской Группы в номинации «За защиту прав человека средствами культуры и искусства».Проза и драматургия переведены на английский, немецкий, французский, персидский, украинский, эстонский, финский и польский языки.
*Фотограф Юрий Терко.
Ирина Литманович. Родилась в 1980 г. в г. Ростове-на-Дону. Закончила художественную академию "Бецалель" в Иерусалиме, режиссерские курсы по мультипликации в Москве (мастерская Ф.Хитрука и А..Демина). Режиссер-постановщик, художник, мультипликатор, сценарист, мультипликационных фильмов "Хеломские обычаи", "Домашний романс", "Облака ручной работы". Призер российских и международных фестивалей по анимации.
*Фотограф Светлана Каверина
Соломон Волков: «Пушкин — наше всё, но я бы не хотел быть его соседом»
Смерть Блока
Роман Каплан — душа «Русского Самовара»
Александр Кушнер: «Я всю жизнь хотел быть как все»
Наум Коржавин: «Настоящая жизнь моя была в Москве»
Этери Анджапаридзе: «Я ещё не могла выговорить фамилию Нейгауз, но уже
Поющий свет. Памяти Зинаиды Миркиной и Григория Померанца
Покаяние Пастернака. Черновик
Камертон
Борис Блох: «Я думал, что главное — хорошо играть»
Возвращение невозвращенца
Смена столиц
Земное и небесное
Катапульта
Стыд
Первое немецкое слово, которое я запомнила, было Kinder
Ефим Гофман: «Синявский был похож на инопланетянина»
Встреча с Кундерой
Парижские мальчики
Мария Васильевна Розанова-Синявская, короткие встречи