Художник Виктор Васюкевич — человек тернистой судьбы и особенного таланта. Известность ему принесли работы, на которых он по собственному признанию изображает Свет. Следовательно, свой стиль он называет Свет-Видение. Он близок к абстрактному экспрессионизму и тому, что условно принято называть “эзотерическим искусством”. Но каждое большое путешествие начиналось с маленького первого шага. Мы встретились с Виктором, чтобы узнать немного больше деталей из его жизни. В результате у нас получилась многочасовая беседа, где было все: участие в боевых действиях в рядах советской армии, десятки лет пьянства, фантастические видения и случаи, которые легко могли обернуться смертью. Наверное впервые Виктор Васюкевич был предельно откровенен, а поэтому — перед вам не банальное интервью, а целая жизнь человека, связавшего себя с искусством.

Справка: Виктор Васюкевич родился 10 мая 1958 года около Новогрудка, Беларусь, Гродненская область. В 1988-м году окончил факультет живописи и графики Народного университета искусств имени Н.К. Крупской (Москва).  Вел детскую изостудию при Минском аэропорте. С 1991-го года – свободный художник. C конца 1980-х годов Виктор Васюкевич пишет абстрактные геометрические композиции. В 2000-х приходит к новому авторскому стилю, который называет «цветомузыка» или «свет-видение», близкому к абстрактному экспрессионизму.

— Жизнь любого человека начинается с детства. Каким оно было у вас?

— Рос в деревне. Учился в сельской школе. На всю школу было всего два учителя. Один из них пил, что называется, по черному. Вот прямо приходил на уроки уже пьяный. Мы делали там какие-то задания. Но больше всего мечтали оттуда уехать. Куда уехать? В Минск, конечно же. Самый простой способ был — пойти на завод работать. Так я попал сначала в училище, а потом на чудесный завод МАЗ на сборку грузовиков для военных. Наши родители только и думали о том, как нас избавить от участи жить в сельской местности на заре 60-х ХХ века.

— И вы тогда уже знали, что станете художником?

— Нет, но во мне уже тогда что-то пищало. Смотрел на небо — видел ангелов. Но глупым был и не понимал, что все это может значить. Конечно же, никому про это не рассказывал. Скажут еще, мол, пацан совсем сбрендил. А что касается профессии художника, то никуда я поступить не мог. Пробовал, конечно же, но там на мои рисуночки с цветочками посмотрели, посмеялись. Посоветовали походить в какую-нибудь художественную школу, да и послали куда подальше. Поэтому вместо художественного училища попал в ПТУ, да там три года и проучился.

— В вуз поступать не было желания?

— Да какое там! Вуз таким как я после ПТУ не светил. А светила армия. Точнее, пограничные войска. Там ведь как было?.. Я ростом всего метр шестьдесят. А в пограничники брали только от 170-ти. Но я уже тогда свой характер показал и на свою голову напросился на службу. И заслали меня упертого на Дальний Восток. Служил на границе с Китаем. Там тогда неспокойно было. Стреляли много.

— Можете себя назвать ветераном боевых действий?

— Да ну, глупости какие. В моем детстве ветераны были еще живы. Это настоящие ветераны. А я так, свидетелем скорее был. Что касается войны… Да, приходилось стрелять. На службе был отличником. Мне потом предложили поступать в школу КГБ в Благовещенске. И я серьезно думал туда поступать. Но документы, которые отправляли почтой, опоздали на два дня. Поэтому этим планам не суждено было сбыться. Вернулся обратно в деревню, где три месяца пил, гулял. Потом опять в Минск. Тогда время такое было, поработаешь пять лет на заводе и квартиру получаешь. Поэтому не самое плохое место было.

— Попытки получить художественное образование на тот момент оставили?

— Какое там! Поступал четыре или пять раз. Не помню точное количество уже. Не брали меня в Минске в университеты. Но отказаться от цели этой я никак не мог. А предшествовал этому случай, который я очень люблю вспоминать. Жили мы тогда в общаге, как и все деревенские. И один из парней, собираясь на день рождения, купил в подарок масляные краски. Я тюбик открыл и этот запах красок ударил мне в нос… И всё — стал я как зачарованный. Поэтому и поступал в Беларуси раз за разом, пока один умный человек не подсказал с этой же целью податься в Москву.

— В Москве дела пошли успешнее?

— Да как-то сразу удалось поступить в Народный университет искусств имени Крупской. Взяли сразу на второй курс. Закончил его в самом начале девяностых. Жениться уже к этому времени успел. Выставки мои первые проходили, работы активно покупали. Дивное время было. Помню, как вокруг стало много энергии и всё вдруг закрутилось. Кто-то растерялся, а кто-то делал бешеные деньги.

— Вы растерялись?

— Не особо. Со мной, как раз, все хорошо было. Что ни выставка, так сразу несколько проданных работ. Или помню, как в Крым ездили — писать на пленэре работы. Пока возвращались поездом, по вагоном удавалось все работы продать всяким людям. Бывало и такое, что скупали абсолютно все работы после выставок. Деньги тогда носили в сумках. Правда, как легко пришли, так и ушли. Прогуляли всё. Но, вспоминая то время, могу сказать точно: был сказочно богат, а деньгами распоряжаться не умел. Мог взять такси и поехать в Эрмитаж прямо из Минска. Деньги вообще тогда не считали.

— В одном из интервью вы говорили, что 15 лет своей жизни отдали алкогольной зависимости. Каким было это время?

— Оно было бездной ада. Хотя знаешь, если бы не побыл на этой территории, то никогда бы этого не узнал. Представь, что из всех мирских забот у тебя есть только одна. Ты думаешь лишь об одном — где бы найти спиртного. И так изо дня в день. И такой круговорот открывает невероятные глубины человеческой души. Самые ее потемки, самые недоступные уголки. Когда наступила кульминация, случился какой-то взрыв внутри меня и всё. Меня будто бы озарило, и в один день жизнь изменилась. Так вот и выходит, что путь к пьянству долгий, а конец его — моментальный.

— Помните день, когда перестали употреблять алкоголь?

— Это был мой День рождения. Я был в деревне и мне исполнилось 43. Денег нажил, пару пузырей самогона купил на троих. Сидели на крыльце дома у одной женщины, которая и продавала этот самогон. Налили по стакану за мой День рождения и выпили. И всё. Ты можешь не поверить или пусть не верят все остальные. И голос изнутри сверху: «Это твой последний стакан в жизни». Я выпил последний стакан. Эти закусили, как положено алкоголикам, каким-то щавелем. Налили по второму. Я говорю: всё, мужики, это мой последний стакан в жизни. Они не понимают: ты что, братан, как это? Как ты можешь остановиться? А догоняться? Я говорю: всё, это мой последний стакан. Всё, больше не тянуло. Могу сидеть в компании пьющих и просто смотреть на них или лимонадик потягивать.

— 15 лет алкоголизма — это наверное слишком много для любого человека…

— Если ты веришь в то, что смерть существует, то возможно, да, это — много. Жизнь — иллюзия, а смерть — выдумка.

— Вы писали картины, когда были пьяны?

— Нет, не получалось в пьяном состоянии ничего сделать. Был свободным человеком, макулатуру всякую собирал. По стране ездил. По городу гулял. И ведь был до этого момента уважаемым человеком! Задолжал людям 15 тысяч долларов где-то в общей сумме. И они молились за мое здоровье. Ведь если помру, то отдать не смогу.

— Были ли попытки завязать?

— Сознание постоянно сверлило мой мозг. Сам себя спрашивал о том, что я, черт побери, делаю. И всякие истории со мной постоянно приключались, потому что на одном месте не сидел. Вот однажды познакомился с Нобелевской лауреаткой Светланой Алексиевич.

— Какой была ваша встреча?

—  А я добрался под Раков. Это такое местечко недалеко от Минска. Там у нее дом был, жила с еще одной подружкой-писательницей. Машей, кажется, звали. Вот к ним приплелся. А приплелся случайно, потому что там отшельник жил на даче у художника Евгения Карманова. Какой-то был у меня просвет, и я написал там этюд. И эта Маша, которая подружка Алексиевич, говорит, мол, что классный этюд. За сколько продашь? Я же продавать совершенно не умею. Спрашиваю у нее, мол, сколько госпожа предложит? Она отвечает — пойдем, кофе попьем. Она же не знала, что я запойная тварь и в кофе коньяка накапала. А мне достаточно было даже кефира выпить, и моя славянская душа шла в бесконечный улёт. И что? Она мне дала деньги, и я ушел в магазин за два километра со всеми этими долларами. Пришел в деревенский магазин. Продавщица смотрит на меня подозрительно и говорит: мужик, тебе много не будет? Отвечаю ей, что много не будет. Пересчитали деньги. Хватило на два мешка с бутылками.

— Какой это был год?

— Наверное, 1997. Так вот, вышел из магазина. А там мужики местные уже смотрят. Там же народ такой, за несколько бутылок спиртного и убить могли. Решил сделать ход конем и спрашиваю: кто мне поднести поможет? Даю за километр пузырь! Сразу два человека вызвались добровольцами. В итоге вся транспортировка алкоголя обошлась мне в три бутылки вина. Их я спрятал около хижины, потому что Карманов пить мне не разрешал. Условие такое было: я пишу картины у него и живу, но трезвый.

— Вы так и не рассказали, как познакомились со Светланой Алексиевич…

— Вернулся Евгений Карманов, нашел почти все мои заначки. Остался я, значит, без «топлива». Что делать? Пошел в тот дом, где у меня картину купили. Прихожу, а там помимо Маши и сама Светлана Алексиевич со своей племянницей. Говорит мне, если напишешь мою племянницу, то заплачу тебе денег. Написал, получил за это триста долларов.

— Талант не пропьешь?

— Если есть, то да. Или вот еще случай помню, забрел на Минское водохранилище. Минчане его “Минским морем” называют. Сидел там под деревом и думал, где бы мне денег на выпивку достать. И вижу, что компания ребят там отдыхает. Все такие спортивные, на бандитов похожи. Подхожу к ним и говорю, что готов на спор водохранилище переплыть. Цена вопроса — сто баксов. Они надо мной смеются, дали пятьдесят долларов авансом. И я поплыл. Возвращался обратно уже на катере, но спор выиграл. Напуганные ждали меня на другом берегу. Не думали, что я такой отчаянный и смогу переплыть море. Но слово свое сдержали, еще пятьдесят долларов мне вручили. Много таких историй было. Благо, все это кончилось.

— После того, как завязали с алкоголем, сразу же пришли к своему стилю?

— Это всё как-то совпало в один момент. Осознание, что должен писать свет тоже пришло внезапно. Можно сравнить с ударом луча в мозг. Строил тогда баню. Посмотрел на небо, поздоровался с солнцем. И тут раз — удар! Это был удар прямо в мозг. Лежал и не мог понять, что происходит вокруг. И ощущаю, что руки уже не мне принадлежат. Руки хотят писать то, что мне транслируется откуда-то из другого мира. И ты улавливаешь не только эту трансляцию, но и видишь Высшую Силу, которая этот сигнал посылает. С тех пор пишу работы в абстрактном экспрессионизме, если говорить кабинетными названиями. Но сам считаю, что нет у меня никакого стиля. Свой подход к живописи называю Свет-Видение.

— Как вы считаете, один человек способен перевернуть мир?

— Я в этом уверен. Бог отправлял на землю пророков. И отправлял не компаниями, а по одиночке. Они ведь перевернули мир. Человек сам по себе ничего не значит. И ничему у другого человека научиться не может. Разве что каким-то основам. Если ты чего-то стоишь, то за тобой всегда стоит высшая сила. Ты просто становишься водой в реке бесконечности и уже плывешь беспрерывно. Творчество уже не от тебя зависит. Ты постоянно светишься разными оттенками. Меняешь свои состояния, как река, которая тоже меняется в зависимости от погоды и природных условий.

— Ты ощущаешь, что никогда до конца не познаешь дарованной тебе информации?

— Да, это нереально.

— Есть ли у тебя какая-то константа в голове, от которой ты отталкиваешься? Или это полный хаос?

— Есть набор инструментов. Это одно. А есть возможности. Это второе. Первые есть в каждом из нас. Второе требует постоянного развития. Инструменты могут быть самыми разными. Но видение требует смелости. Требует постоянного познания и погружения в то дело, которым ты говоришь. Это дело не имеет начала. У него нет завершенности. И ты черпаешь из него силы и идеи. Бесконечно. Главное — не бояться этого. Не бояться того, что творчество — сплошной поток бесконечности.

— И наконец, что такое настоящее творчество?

— Настоящее творчество — не изображение какого-то пейзажа, натюрморта или сюрреалистической картинки… Живопись — это воплощенная на холсте музыка. Когда я пишу, то нажимаю на все клавиши души. Если твоя живопись звучит, то это и есть то, что можно назвать творчеством.

Интервью Андрея Диченко

Беларусь, август, 2017

Андрей Диченко. Родился в 1988 году в Калининграде. С 1990-х живет в Беларуси. Белорусский русскоязычный писатель и журналист. Автор книг «Минское небо», «Ты — меня», «Плиты и провалы», «Солнечный человек».. Тексты публиковались в белорусских, российских, американских, израильских литературных журналах. Рассказы переводились на белорусский, английский, французский и сербский языки. Книга «Солнечный человек» стала лауреатом белорусской литературной премии имени Максима Богдановича.