Федор Сваровский – поэт, журналист. Его стихи – как целые маленькие фильмы с сюжетом, героем, приключениями и перемещением между мирами. Буквально на днях у Федора вышла новая книга «Слава героям» (издательство НЛО, составитель Дмитрий Кузьмин), в которую вошли стихи 2008-2013 годов. Но это, конечно же, лишь повод поговорить о героях нового эпоса, космосе и о море.

«У меня есть лодка, но нет подружки, есть потайная комната, но рассказать о ней некому», – вот мне расскажите о потайной комнате – где она, что в ней, зачем она?

Понятия не имею. Это слова героя стихотворения. Попробуйте его спросить.

Хорошо, спрошу при случае… Федор, сейчас, когда у поэта имеется Facebook и Youtube, так ли нужно все, что раньше называлось «литературной жизнью»: литературные журналы, премии, выступления на публике?

Сложно ответить. Премии нужны только для резонанса в прессе. А так в большинстве случаев или даже в 100% случаев, мне кажется, это просто соглашательство и поиск конъюнктурного решения – чего-то усредненного. Учитывая, что весьма значительная часть филологов и литераторов до сих пор находится в плену обаяния поэтов Серебряного века, как правило, выигрывают относительные такие новаторы, у которых видна связь с прежними, весьма удаленными от нас во времени авторами.  Получается, что премии теперь – это средства для продвижения не слишком ярких авторов, способных привести к зыбкому согласию самых разношерстных членов жюри.

Хотя должен заметить, что премии все-таки очень важны для литераторов, которые живут в провинции и для русскоязычных авторов из других стран. Для них премии – один из важных способов заявить о себе, т.к. возможности физически присутствовать в литературной жизни Москвы, Питера или Нижнего Новгорода у них нет.

В юности вы около семи лет жили в Дании. Скандинавия – особый мир моря, пустоты, ясности. Дания мерцает в ваших стихах 2014-2015 года, как нечто полуреальное, как освежающий душу мираж. Как эти годы в «Датском королевстве» повлияли на вас? Вы там поняли, в Дании, что вы – поэт?

Писать я начал в 15 лет. Тогда все и понял. Дания тут ни при чем. Собственно, в Дании я ничего не писал практически.

Безусловно, слова «море», «пустота» и «ясность» вполне иллюстрируют жизнь в Скандинавии. Я бы еще добавил «потерянность» в этой пустоте. Так я себя чувствовал тогда. Датские переживания сильно повлияли на меня. Прежде всего, я научился быть одиноким и одновременно выяснил, насколько важно для меня человеческое общение. Без Дании из меня не получился бы тот автор, которого теперь можно наблюдать. Я люблю свою Данию, хотя и не был там уже 18 лет.

Откуда у вас возник такой интерес к космосу? Космические путешествия, далекие планеты, прогулки по Луне, звездные войны в ваших стихах… Чего в них больше: побега от реальности, мечты о чем-то большем или способа неунизительного существования на родине - в нашем мире?

Космос и есть родина. Но интереса к космосу, как к теме для написания текстов, у меня не возникало. Да, я в детстве очень любил фантастику и особенно космическую. И теперь я люблю кино про глубокий космос, про другие миры, планеты. Мне уютно от этой темы, как было уютно в детстве. Тем не менее, космос в моих стихах – это просто прием, отторгнутая от повседневной реальности воображаемая среда, позволяющая показать вещи в их «первозданном» виде. В космосе все приобретает иной, больший смысл – будь то сновидения, любовь, ненависть, тоска, смерть и радость. Перенесите моих героев в реальность и их действия, переживания будут выглядеть довольно банальными.

Под какую музыку (или под какую особенную тишину) вам пишется лучше всего?

Бывает, как угодно. Иногда и под музыку хорошо. Она позволяет отрешиться от окружающего мира. Музыка может быть любая. Просто вдруг подходит и все.

В тишине – тоже хорошо. Иногда приходит просто отзвук какого-то внутреннего состояния, иногда это мысль, иногда образ или просто словосочетание. Каждому такому сигналу  изнутри меня благоприятствует та или иная среда – звуковая, визуальная, даже запахи имеют значение.

Я очень люблю историю про то, как однажды (в 2008, кажется, году) вы прочитали манифест о своих стихах. В нем вы рассказывали про «новый эпос» – такое направление современной поэзии, когда стихи – как целые маленькие фильмы с сюжетом, героем, приключениями, перемещением между мирами. Что-то изменилось с тех пор в вашем понимании «нового эпоса»?

Все-таки это не было манифестом. Это была неуклюжая попытка поймать за хвост новую тенденцию в восприятии и взаимоотношениях автора и текста. Теперь так пишут многие. Как это называется – не важно.

Про «новый эпос» я теперь не говорю. Слишком многих людей из литературной среды это раздражало. А я по природе своей не любитель конфронтаций. Не хотите про «новый эпос», и не надо. Достаточно того, что у меня есть пара друзей-поэтов, которые мыслят так же. А как называются стихи – кому какая разница?

Иногда какой-нибудь новостной заголовок – это и одностишие, и роман в миниатюре. Я уж не говорю о происшествиях, об абсурдности в стране, в мире. Как поэту, особенно эпическому поэту, существовать во всем этом? Справляться, противостоять, встраиваться?

Я люблю заголовки. Иногда использовал их в стихотворениях. У меня есть даже жанр такой – композиция на тему заголовка. Люблю и безумные телепередачи. Некоторые мои стихотворения – пересказ таких передач. Пару таких стихотворений можно увидеть в моем новом сборнике, который только что выпустило издательство НЛО.

Абсурдность происходящего в стране, по-моему, мало на мне сказывается, если говорить о стихах. Конечно, я и смеюсь над тем, что происходит, и боюсь будущего. Как все, наверное. Но у меня есть лишь два-три стихотворения, написанные в больнице, которые как-то касаются происходящего. Но и они не о текущей ситуации, а о реакции на катаклизмы, я бы сказал. Скажем «Возвращение», которое вам так понравилось.

Почти любое ваше стихотворение, особенно стихи из любимой книжки «Все хотят быть роботами» – прямо-таки стимулятор фантазии. Иногда мне кажется, что именно воображение – это и есть душа. Как по-вашему – что есть душа? И что все-таки важнее – реальное, существующее или воображаемое нами?

Я – православный христианин. Душа – часть человеческого существа. Она не описывается лишь одним ее качеством – скажем, воображением. Душа есть душа. Она не тождественна ничему кроме себя самой. Она богоподобна и бессмертна. О душе все.

О реальности. Важнее всего – реальное. Человеческая психика пока что исчерпаемый ресурс, ограниченный рамками личности. Тварный мир – совершенное явление даже при своей поврежденности от греха Адама. Мир гораздо больше и разнообразнее, безжалостнее и интереснее внутреннего мира человека. Хотя внутренний мир человека – это тоже часть тварного мира. И в этом смысле внутренний мир тоже прекрасен.

На самом деле, нет никакой разделенности между душой и миром. Однако душа, не воображаемая, а реальная, при этом «главнее», важнее мира, т.к. она сохранится даже во время конца всего существующего и перейдет в новую жизнь, а этот мир исчезнет и уступит место новому – полностью совершенному. Такая, вот, у нашего брата непростая философия. Душа важнее внешнего мира, но воображение – лишь одно из ее качеств. Поэтому, по мне, лучше уж смотреть на мир и душу, как на творение, нежели созерцать лишь одно из внутренних человеческих качеств.

Болезнь, боль – они в нас что-то меняют? Можно ли поэту, писателю, художнику рассматривать столкновении с болезнью как вызов, как возможность в большей степени проявиться, обозначиться, стать собой и никем другим? Или все в нашем мире случайно, и мы просто пытаемся не утонуть?

Для меня моя болезнь значит многое. Это несложно понять из того, что я перенес пять операций и у меня есть пара диагнозов, которые при определенном стечении обстоятельств могли бы быть несовместимы с жизнью. Я побывал очень близко от границ смерти и, конечно, уже не буду прежним. Я стал писать какие-то другие стихи. Особенное впечатление на меня произвел тот факт, что в ночь, когда я потерял очень много крови из-за артериального кровотечения и, по словам врачей, мог умереть, несчастный мой приятель и талантливый поэт из Новосибирска Виктор Иванив под влиянием тяжелой психической болезни выпал или вышел из окна. В то время, когда мой организм пытался выжить, его душа покинула тело. Мне казалось, что я ему что-то должен как будто.

Еще важно для меня то, что я свалился до того, как процессы в моем организме стали совершенно необратимыми. Очень часто бывает иначе. Живет человек, злоупотребляет этой жизнью, а потом вдруг падает – кома и смерть. Бог уберег меня от такого неудачного, бессознательного конца.

В том, что судьба с особенным пристрастием испытывает поэта в необъяснимых вещах, в фатальных совпадениях – это темная сторона поэзии?

Об этом ничего сказать не могу. Не знаю. Не вижу никакой темной стороны в поэзии. Все зависит от автора. Конечно, если речь идет о злобе или о неистовом кипении страстей, то эта поэзия может оказаться мрачной. В судьбу не верю, потому и не думаю, что она меня испытывает. Думаю, мои неприятности всегда мной сполна заслуженны. Фатальные совпадения? Ну, конечно, мне было страшно, когда я понял, что один из моих хирургов – психопат и, похоже, желает мне зла. Хирург оказался психом. Совпадение ли это? Не могу судить. Слава Богу, при помощи друга я смог быстро от него сбежать в другую больницу.

В ваших стихах 2014-2015 года раскрывается множество реальных и вымышленных миров, по которым странствуют герои. Кажется, там появляется лирическая интонация. И где-то на заднем плане мерцает и мерещится море. Это ваше сопротивление больничному миру? Что вы обрели и что утратили за эти два года? Как изменились Ваши отношения со временем, с вечным, с сиюминутным?

Некая лирическая интонация у моих героев была всегда. Изменилось лишь то, что я гораздо больше стал писать от первого лица. Так гораздо выразительнее получается. Надеюсь, читатели не заподозрят меня в тех грехах и увлечениях, которые проявляют мои герои.

А моря почему-то много, да. Я всегда очень любил море. Мои любимые занятия – долгие прогулки на природе и плаванье. Собственно, я могу целые дни проводить в воде. Я не боюсь воды, а стремлюсь к ней, потому что это среда покоя и тишины для меня, это дом. Когда валяешься в больнице и тебе страшно и больно, вода сама приходит на ум и помогает успокоиться. Впрочем, также люблю и ветер, траву, горы, деревья и другие базовые явления жизни.

Что касается времени, то мне сложно сказать. Во время болезни сначала время не имело значения, в голове все путалось. Я мало, что соображал. А потом время стало долгим, если сравнивать со временем человека здорового, ходящего на работу, загруженного какими-то заботами. Теперь течение времени начинает походить на прежнее. Особенность прежнего течения времени – постоянное ускорение. Все куда-то очень быстро уходит.

Новая книга, вышедшая недавно в издательстве НЛО, называется «Слава героям». Возможен ли вообще герой в наши дни?

Возможен, как и во все времена. Но название книги имеет мало к этому отношения.

В одноименном стихотворении тема героизма используется, скорее, как нечто абсурдное, чрезмерное и даже комическое. Это просто манипуляция.

Кто они – герои ваших стихов?

Они те, кто есть – как люди приблизительно. В них нет ничего особенного, кроме того, что некоторые из них действуют в крайних обстоятельствах или выступают лишь как наблюдатели текущих событий. Правда периодически эти события происходят лишь у них в голове, во сне. А бывает так, что события ожидаемы, но вовсе не происходят.

А в новую книгу вошли стихи 2014-2015 года или это будет следующая отдельная история?

Стихи последних полутора лет, надеюсь, войдут в отдельную, новую книгу, если, конечно, кто-то предложит эту книгу издать.

В новой книжке «Слава героям» – стихи 2009-2013 гг. Меня не так уж часто печатают и это будет лишь третья книга на русском, если не учитывать наш совместный с Леонидом Швабом и Арсением Ровинским сборник. Совсем новые вещи в последнюю книгу не уместились. Я предлагал, но составитель Митя Кузьмин предложил пока ограничится старыми стихами. Он все решает сам, к счастью. Он это умеет. Так что сейчас готовлю еще одну книжку на русском.

А так в этом году еще выйдет «Все хотят быть роботами» в Буэнос-Айресе на испанском и в 2016-м «Когда я спасал мир» в США на английском. Вообще, смешно, но у меня иностранных публикаций (на английском) больше, чем публикаций на русском. Нерусский я автор получаюсь. Уж не начать ли, думаю, писать по-английски и по-испански. Оба языка очень люблю. Правда, испанского, совсем не знаю. Надо учить.

Беседовала Улья Нова

Москва, октябрь 2015

Улья Нова – автор пяти книг, в том числе сборника рассказов «Реконструкция Евы». Роман «Лазалки» переведен на болгарский язык. Рассказы, повести, стихи публиковались в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Урал», «Крокодил», сборниках проекта ФРАМ и др. Состоит в СП Москвы.

 Фёдор Сваровский "Один на Луне", подборка стихотворений