18+

Настоящий материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен иностранным агентом Вольтской Татьяной Анатольевной либо касается деятельности иностранного агента Вольтской Татьяны Анатольевны 

* * *

Капли на темных крыльях тихо качает ель.

Воздух — твоя могила, земля — твоя колыбель.

Облако простоволосое встало над головой,

Выстелены овраги желтеющею травой.

Долго равнина волнами катится, широка,

Да не найти мне камушка, не положить цветка.

Что мне Москва кипучая — льётся рекой елей,

Купола вырываются пламенем из щелей,

Что мне деревня — брёвнышки в сумеречной золе —

Мёртвой царевной спящая в воздухе-хрустале,

Что мне пути, пророчества, Новгород, Тверь, Тамбов,

Если моё отечество — это твоя любовь.

Французский

Все языки как языки, и только французская речь

Умеет, как мяч над сеткой, летать, бежать, подпрыгивать, течь.

Она похожа на старый парк, на аллею в солнечных пятнах,

На речку — ты можешь ее не знать, и все же она понятна.

Все языки как языки, а этот ты просто пьёшь,

В животе появляются пузырьки, в пальцах — лёгкая дрожь,

Он вьётся дорогой вокруг горы, трещит дровами в печи,

А когда Пиаф пропоёт — Rien — ты в обмороке почти.

Хорошо, что Пушкин на нём болтал, обычаю не переча, —

Французский лился из всех плотин на мельницу русской речи.

Да нет, не братья, не двойники — а просто зима, темно,

Метель, перепутаны женихи, отчаянный взгляд в окно.

* * *

Съешь чернику вместо зерна граната,

И останешься в этих краях до гроба,

На подушке мха, на траве примятой,

Посреди берез в полосатых робах.

И закружишься, и позабудешь волю,

Поглядишь на новорождённый месяц,

Станут мысли — ветром, собачьим воем,

Будто служба тяжкая — год за десять.

А когда закончится эта служба,

Перед смертью постигнешь ее науку,

Прилетит воробей и попьёт из лужи

И чирикнет слово тебе на ухо.

* * *

Художник пишет не меня,

А свет, сбегающий по скулам,

Не я на стуле, а страна

С окошком и пейзажем скудным,

С грачом, бредущим по стерне,

Потрёпанным, как после боя,

И трещинами на стене,

И ускользающей любовью,

И синей тенью из-под век,

И вспышкой на коленке где-то,

А то, что в зеркале — подвох

И нарушение завета,

Который ангелы несут

Ему на крыльях колонковых:

Не мир

                 в мерцающих оковах —

Но меч. Но суть.

* * *

Выйди из комнаты — не дай себя запереть

Стеллажам и стульям, сотне оттенков серого

Воздуха, в котором слежалась смерть,

Как в банке из-под консервов.

Выйди из книжной чащи, из ледяной шуги

Паркета, из стены, где бело и пусто,

Вдоль которой собственные шаги

За тобой по пятам крадутся.

Не соблазняйся музыкой — бессмысленные круги,

Вздрагивая, плывут, хоть никакого вальса

Не слышно уже полвека — беги, беги,

Даже ради мытья посуды не оставайся.

Выйди из комнаты, где с люстры свисает жизнь

Прошлая — обрывками и клочками,

Черновиками — брось ее, не держись,

Шествуй по коридору, шаги чеканя,

И даже если за дверью стоит герой-

Любовник, мусоля цветок в бумаге,

Не пускай его дальше порога, застынь горой

У входа. Выйдя, почувствуете, что наги —

Сбросив комнату, как платье или пиджак.

Обретая лицо, оглядываться негоже,

Просто иди по улице, где наждак

Воздуха обжигает кожу,

И где каждый встречный, как с похорон —

Где, мол, брат твой — взглядом сулит несчастье.

Проглоти мычанье, запихни себе в глотку стон —

Только не возвращайся.

* * *

Худой воробьиный жилет

И толстое небо на вате.

Давайте друг друга жалеть

И слушать друг друга давайте.

Внезапный хлопок по плечу,

Пустого трамвая бренчанье.

Как в очереди к врачу,

Мы здесь оказались случайно.

Столетий воронье перо,

Пророки в сандальях ременных,

Солдаты. Скажи мне пароль

Волшебный — Я твой современник —

И брошусь к тебе из толпы

И у́мерших, и нерождённых:

Мы живы, мы здесь, мы теплы,

Кружим наподобье подёнок.

Чем в страхе дрожать, как желе,

Сидеть, от обиды надутым,

Давайте друг друга жалеть —

Поскольку других не дадут нам.

* * *

Если нам не поможет Бог —

Повернёмся на правый бок

И проспим еще двести лет,

И рассыплется наш скелет:

Руки-ноги да грудь в крестах —

Под сосной, голова — в кустах.

Если нам не поможет Бог,

Наше темя покроет мох,

Наше время покроет ржа,

Неподвижностью дорожа.

— Экий, — скажут, — металлолом! —

И присвистнут. И поделом.

* * *

Мои ли это руки, Господи,

Мои ли в зеркале глаза?

А на стекле — дождинок оспины,

А за спиной — леса, леса.

И мой ли это голос слышится —

Глухой, дающий петуха?

А где-то пробегает лыжница

Через сосновые меха,

Оранжевое солнце низкое

Садится за микрорайон,

И бабушка с зелёной мискою

Виднеется в дверной проём,

И ты в прихожей — куртка синяя

И запотевшие очки —

Тире и точки, пятна, линии,

Обрывки, сполохи, клочки.

И сколько крови это стоило —

А выплеснулось, как вода,

И если было — то со мною ли,

И если делось — то куда?

Татьяна Вольтская родилась и живет в Петербурге. Поэт, эссеист, автор десяти сборников стихов. В 1990-е годы выступала как критик и публицист, вместе с Владимиром Аллоем и Самуилом Лурье была соредактором петербургского литературного журнала «Постскриптум». Лауреат Пушкинской стипендии (Германия), Волошинского конкурса, конкурса «Заблудившийся трамвай», премий журнала «Звезда», «Интерпоэзия», «Этажи», «Гостиная». Работает корреспондентом радио «Свобода/Свободная Европа».