В тот далекий год Стас весной наведался на дачу, чтобы подготовить все необходимое для переезда семьи. Первым делом нужно было опустить в колодец насос «Малыш», который на зиму доставали из воды и убирали в дом. Колодец был семиметровый. Насос опускался в него на тросике, верхний конец которого закреплялся наверху. Сделав это и распутав электрические провода, идущие к насосу, Стас вдруг с досадой заметил, что резиновый шланг, соединяющий насос с трубой, через которую вода подается в дом, сорвался с трубы и плавает в колодце. Он попробовал длинным шестом подтянуть шланг кверху, но шланг не слушался, попробовал использовать грабли, но грабли были слишком коротки для такой операции. Оставалось одно: лезть в колодец. Колодец был старый. Металлические скобы, вставленные когда-то между бетонными кольцами колодца насквозь проржавели и не внушали доверия. Лезть вниз, нащупывая их ногами?.. Стас чувствовал, что не может этого сделать. Страх сорваться и оказаться в колодце, тем более, когда рядом ни души, казался сильнее насущной потребности.

А тут за потемневшим от времени штакетником забора он увидел высокую фигуру Ермилыча, который как раз направлялся к калитке — на выход. Стас окликнул соседа и тот через минуту оказался рядом с ним. Ермилыч был в неизменной телогрейке, такой же старой и потемневшей от времени, как и штакетник забора, разделявшего их участки. На голове его был какой-то нелепый треух, на ногах — высокие резиновые сапоги.

— Борис Ермилыч, — воззвал к нему Стас, — что делать?

И показал рукой на плавающий в воде шланг.

Ермилыч глянул своим единственным глазом на валявшиеся рядом с колодцем грабли, на лежащий рядом шест и все понял. Отмотал с ворота колодца веревку достаточной длины, опоясался ею, завязал узел на животе, и полез в колодец. А Стаса просил крепко держать веревку, постепенно удлиняя ее, когда будет опускаться все ниже и ниже.

Стасу стыдно было использовать старика в таком деле, ему хотелось остановить Ермилыча, сказать:

— Давайте я полезу, а вы подержите — но не хватило духу. Да и фальшивить было противно: сам бы он все равно не полез. Поэтому стоял молча и крепко сжимал веревку, постепенно стравливая ее.

Ермилыч опустился на нужную глубину, ухватил левой рукой шланг — правой он держался за веревку — и начал подниматься вверх. Остановившись напротив трубы, идущей в дом, насадил на ее конец злополучный шланг. Потом Стас, перегнувшись через край колодца подал Ермилычу проволоку и плоскогубцы, чтобы тот покрепче закрепил шланг на трубе. Сделав это, Ермилыч вылез наружу.

— Спасибо, спасибо большое, — запричитал Стас.

— Да пустяки, — ответил Ермилыч и, выйдя на улицу, отправился в конец деревни, где у него, было какое-то дело…

Когда в конце мая Стас на своем недавно приобретенном Запорожце перевез на дачу семью — жену с сыном (годовалым младенцем), тещу, мать тещи — женщины сразу же обнаружили массу проблем в доме. Нужно было укрепить расшатавшиеся перила на крыльце, не зажигались конфорки газовой плиты, хотя баллон, от которого она питалась газом был полон; осела дверь в сарае и еще много чего. Конечно, по давно заведенной привычке, стали звать на помощь Ермилыча. А он был мужик безотказный. Но денег за всякие мелочи категорически не брал, водку не пил. Поэтому Стас и его домочадцы всегда чувствовали себя перед Ермилычем неловко. Но вновь и вновь обращались к нему с каждой хозяйственной неурядицей. А что было делать!

Чтобы как-то отблагодарить Ермилыча за бескорыстную помощь, иногда приглашали его вместе с женой на обед. Евдокия Ивановна была под стать мужу: всегда готова помочь и всегда бескорыстно. Она держала коз, которых Ермилыч пас на поле за деревней. Поле принадлежало декоративному хозяйству и разделялось на отдельные прямоугольники дорогами, чуть приподнятыми над уровнем земли. На склонах этих дорог росла густая высокая трава, которую с удовольствием щипали козы.

На зиму им нужно было запасать сено, а косить сельсовет разрешал только в специально отведенных местах, обычно где-нибудь на лесных опушках. Но травы все равно не хватало. И поэтому Стас с женой приглашали Евдокию Ивановну покосить траву на их, довольно-таки обширном участке.

Евдокия Ивановна приходила со своей старой заржавленной косой и, не тратя времени на разговоры, приступала к работе, плавно двигаясь вдоль забора, разделявшего их владения. После каждого ее прохода на земле оставался ряд ровно скошенной травы. Потом, когда трава немного подсыхала на солнце, Евдокия Ивановна с Ермилычем вывозили ее на тачке на свою территорию.

Вот так, по-добрососедски они жили многие годы. Каждый раз по прибытии в деревню жена и теща Стаса, начиная дачный сезон, отправлялись к Евдокии Ивановне со всевозможными подарками: какими-нибудь полотенцами или комплектом постельного белья, с коробкой конфет и тому подобным.

— Ой, ну что вы! — всплескивала руками Евдокия Ивановна, но в конце концов принимала подношения.

Однажды по приезде весной Стас и его семейство узнали печальную новость: не стало Ермилыча. Евдокии Ивановне, она сразу постарела и осунулась, некогда было страдать и убиваться: без помощи Ермилыча справляться с хозяйством стало еще тяжелее. При этом у нее появился забавный черно-белый козленочек, которого она, чуть согнувшись в поянице, сажала себе на спину, и тот пытался скакать по ее ссутулившимся плечам, перебирая копытцами…

А тут началась перестройка. Разговоры о политике стали откровеннее, и Стас с женой обнаружили удивительное совпадение взглядов с соседкой. Как-то вечером, когда они пригласили Евдокию Ивановну на чай, разговор, конечно, зашел о недавно опочившем Ермылые, и вдова рассказала о его непростой судьбе.

Сводным братом Ермилыча был бессменный член сталинского Политбюро. Он пристроил своего одноглазаго братца-инвалида в Большой театр, шить реквизитную обувь.

— И Валерию Барсову, и Леокадию Масленникову знал Борис, и на любой спектакль мог пройти — с гордостью за Ермилыча рассказывала Евдокия Ивановна.

— А однажды, узнал, что Сталин будет на какой-то опере. И вот, — встрепенулась Евдокия Ивановна, — очень Борису захотелось, хоть одним своим глазком посмотреть на того, кому все пели осанну. Но когда он пристроился своим глазком к какой-то щелочке в укромном местечке, его вдруг кто-то сзади цап за воротник. И потащили на допрос.

Но потом, слава богу, отпустили — видно, братец постарался. И он же сумел как-то запихнуть Ермилыча в эту деревню, подальше от столицы — завершила свое повествование Евдокия Ивановна.

Тут Стас и его жена вспомнили, что Ермилыч как-то отличался от соседей своей предупредительностью, бесконфликтностью и говорил по-городскому, как и Евдокия Ивановна, кстати.

Евдокия Ивановна еще несколько лет тянула свое осиротевшее хозяйство, косила траву у Стаса на участке. Только теперь уже ему приходилось помогать ей вывезти накошенное. Иногда он брал ее с собой, когда ехал в райцентр, если ей нужно было прикупить что-нибудь необходимое.

А потом и Евдокии Ивановны не стало…

Много с тех пор воды утекло, и не только колодезной, ежедневно поступавшей в дом, но и той метафорической, условной, постоянное течение которой принято ассоциировать с безвозвратно уходящим временем.

Стас — Станислав Львович, иначе его теперь никто уже и не называет, давно расстался и с колодцем, и с домом, пережив всех своих выше перечисленных домочадцев. Только сын остался у него, но сыну было не до дачи, и дачу пришлось продать.

Однажды, оказавшись поблизости с той деревней, Станислав Львович заехал на своем импортном лимузине в знакомую улочку. На месте тещиной дачи возвышалось огромное трехэтажное строение, а участок был выровнен и засажен английским газоном.

На соседнем участке к своему неописуемому удивлению он увидел избушку Ермилыча. Припарковавшись у ворот, Станислав Львович толкнул рукой незапертую калитку — другую, конечно, не ту, что была прежде — кованую металлическую и вошел во двор. Изба Ермилыча теперь была нежилая, что-то вроде хозблока, а за нею, в глубине участка стоял дом, не такой как на месте тещиной дачи, но тоже ничего себе. Из-за угла этого дома (вход в него находился с противоположной стороны) вышел пожилой человек в очках и бейсболке и направился к нему навстречу. Станислав Львович, показав рукой на соседний участок, признался, что жил здесь когда-то.

— Что вы говорите, — воскликнул подошедший человек, — да вас многие в деревне помнили, когда я здесь поселился. Я племянник Евдокии Ивановны. Вы ведь, наверное, знали ее.

— Ну как же, очень хорошо знал, — подтвердил Станислав Львович.

И затем ему последовало приглашение войти в дом.

В доме, обставленном по-современному и оснащенному современной техникой, висела на стене под стеклом пожелтевшая фотокарточка Евдокии Ивановны.

Жены владельца дома не было на месте и поэтому хозяин сам, предложив неожиданному гостю выпить чашечку чая, засуетился, доставая нехитрое угощение.

За чаем они продолжили разговор.

— А Ермилыча тоже, конечно, застали? — Спросил гостеприимный и словоохотливый хозяин. — А, знаете, ведь жизнь у него была непростая.

— Конечно, застал, — отвечал Станислав Львович, — и историю его знаю, Евдокия Ивановна рассказала после его смерти. Тогда уже можно было не скрывать такие вещи.

— А про себя она рассказывала? — Осведомился хозяин, — она ведь в сталинское время лагерный срок отбыла за своего первого мужа. Жила до ареста в Москве, на Маросейке. А после освобождения познакомили ее с Ермилычем — и вот сладилось дело, душа в душу прожили.

— Да, жили они дружно, — подтвердил Станислав Львович…

А всю дорогу до Москвы он то и дело возвращался к мысли о том, сколько замысловатых судеб у людей, встретившихся ему на жизненном пути, сколько человеческих жизней искорежила та, давно проклятая эпоха!

Виктор Есипов родился в 1939 году в Москве. В 1961 году окончил  Калининградский технический институт, до 2004 года работал в Москве на различных инженерных должностях. С 2006 года – старший научный сотрудник ИМЛИ РАН. Литературовед, историк литературы, поэт, прозаик. Автор пяти книг о Пушкине и поэзии ХХ века, книги воспоминаний "Об утраченном времени" и трех поэтических книг. Составитель и комментатор книг Василия Аксенова, выходивших после смерти писателя в издательствах "Эксмо", "Астрель", "АСТ" в 2012 - 2017 годах. Рассказы Виктора Есипова публиковались в журналах «Дружба народов», "Новый свет" (Канада), "Дарьял" (Владикавказ), в Сборнике "Моя первая любовь", Эксмо, 2017, на сайте журнала "Этажи". Живет и работает в Москве.