Смерть пришла за дедом Асеном ранним майским утром. Он, наверное, так и не понял бы, что его сон перешел из категории хрупкого в категорию вечного, если бы не искрящееся, необыкновенно-легкое ощущение во всем теле, которое подняло его над смятыми простынями, как будто само всунуло узловатые ноги в тапочки и вытолкнуло его как пузырек шампанского прямо на открытый балкон.

— Э, — подумал Асен, паря в паре сантиметров от плиточного балконного пола. — Вот оно, значит, как.

Из спальни доносились ритмичные всхрапы бабы Стоянки, и Асен подумал, что надо бы вернуться, провести на прощание рукой по морщинистой щеке, сказать какие-то последние слова, обязательно важные и короткие, такие, чтобы сразу запомнились — не зря же в туалете вот уже десяток лет валяются «1000 афоризмов великий людей», — но искрящаяся тяга, держащая его над землей, не дала.

— Нет, не сейчас, — как-то само собой возникло во рту у Асена. — Не стоит.

Слова были круглыми, как пузырьки шампанского, и оказалось, что их можно катать на языке как крохотные икринки. Асен раскусил одну икринку — это было слово «сейчас» — и рот наполнился вкусом свежесобранной земляники. Дед удивился, и закатил оставшиеся слова за щеку — пусть полежат, на черный день.

В голове тут же раздался мелодичный звон колокольчика — это шампанская тяга залилась хохотом.

— Ну ты, дед, и придумал! Какой еще черный день? Чернее-то не бу-у-дет!

Тяга смеялась беззлобно, понял Асен. Не над ним, а так, скорее, над ситуацией.

Во рту оказалось сразу три предложения, и Асен рискнул, раскусил все разом. «Дед» давал легкий кофейный привкус, «черный» неожиданно имел вкус дыни, «день» звенел соком закушенной травинки, а «будет» оставило послевкусие калорийной булочки с изюмом.

— И что теперь? — спросил Асен.

— Посмотри на розы, — шепнуло внутреннее шампанское, и эти слова стекли по дряблой стариковской шее вниз под майку. Асен поежился от холода и, с легкостью перемахнув балконное ограждение, выпорхнул в сад и завис прямо над огромным розовым кустом — гордостью Стоянки.

Асен уставился на розы — половина бутонов еще не раскрылась, но несколько нежных ярко-розовых цветков уже распустились, и дрожали под тяжестью утренней росы. Асен немного повисел над розами, тихонько кхекнул, чтобы привлечь к себе внимание, но его кхек остался незамеченным.

— И? — робко поинтересовался старик. — Что дальше?

Шампанская тяга опять захохотала. Видимо, сегодня она была в прекрасном расположении духа, и своим смехом даже подбросила Асена на десяток сантиметров вверх.

— Да ничего! — отсмеявшись вложила тяга в Асеновы уши.

— В смысле, ничего? Сказано же, посмотри на розы, я и посмотрел.

— Ну и молодец!

—Так мне дальше-то на них смотреть? — начал терять терпение Асен.

— Ну, посмотри!

Асен уставился на розы. По лепесткам одной из них медленно прополз большой зеленый жук.

— А на жука тоже смотреть? — опасливо поинтересовался дед.

— Хочешь — смотри! Не хочешь — не смотри! — великодушно разрешила шампанская тяга, — Тебе виднее!

— Это… то есть… там, куда мы дальше…. Там что, роз нету, да? — быстро спросил Асен, оглушенный внезапной нехорошей догадкой. — И жуков нет, да?

— Завались! И розы, и жуки, и даже колибри имеются. Дефицитов не наблюдаем! — радостно заверила тяга.

— Так я тебе и поверил, — недовольно пробурчал Асен.

Дед на всякий случай погладил жука по переливчатой спинке. Тот в ужасе замер под шершавым стариковским пальцем, и как только Асен убрал руку, жук расправил крылья, и улетел от греха подальше.

Асен засунул руки в карманы пижамных брюк, и посмотрел на небо. На нем не было ни облачка. Ему стало неловко. Наверняка, недавно усопшие в массе своей бывали более сообразительны и не позорили свои шампанские тяги бестолковым поведением.

— Послушайте, — прокашлялся старик. — Не знаю даже, как к вам обращаться…

— Обращайся как тебе удобно, дружище, — прошелестела тяга легким ветерком.

— Я не совсем понимаю, если туда, — он кивнул в сторону балкона, — мне нельзя, то… может быть… как-то переместимся куда-то… дальше?

— Зачем спешить?

— Вот как, — сглотнул тут же возникший в горле ком Асен. — Впереди, значит, бесконечность? Рай, допустим… Или ад… Вы, извините, не в курсе, куда меня?

Тяга опять подкинула его вверх.

— Уф, — отсмеялось внутреннее шампанское. — Уморил, ей богу. Времени, говорю, полно.

— Послушайте, — начал терять терпение Асен. — Нет, п-послушайте, это безобразие какое-то. Вы… у вас должны же быть какие-то должностные инструкции? Вы же должны мне как-то разъяснить ситуацию! Провести инструктаж, в конце концов!

— Посмотри на розы, — нежно прошептала тяга.

— Да смотрю я! Смотрю — розы! Вот они! Мне что, сосчитать их надо? Ну, штук двадцать на кусте. Тебе точный, что ли, номер нужен? Раз, два, три…

— Посмотри на розы.

— Розы! Тебе латинское название? Роза дамасцена, а может и не дамасцена, черт ее знает, у Стоянки спроси, я в них не понимаю ничего.

— Посмотри на розы.

— Да чтоб тебе провалиться с твоими ро…

Асен осекся на полуслове. Он вдруг заметил, как солнце играет в тяжелых каплях, и видно прожилки — как ве́нки на каждом лепестке. Как в сердцевинах дрожит на тонких стебельках желтая пыльца. Как шмель, прилетевший на утреннее опыление, устраивается поудобнее на цветке. Он вдруг услышал. В саду было громко, почти оглушительно — жужжали многокрылые насекомые, перекрикивались, перескакивая с ветки на ветку, и клевали созревающие черешни какие-то маленькие коричневые птички. Даже трава, колыхаясь, издавала какую-то свою, только ей понятную музыку.

— Я не… слышал…. Я никогда не обращал никакого..., — прошептал старик.

Асена подбросило в воздух — высоко, выше черешневого дерева, выше крыши дома, выше улицы, так высоко, что стало хорошо видно махину телебашни на горе Витоша, а где-то совсем вдалеке блеснул золотом купол храма Александра Невского.

— Ничего, — успокоила шампанская тяга, поддерживая Асена в небе над все еще спящей Софией. — Я же говорю, времени полно.

Дед Асен направил внутреннюю тягу по направлению к центру города, и полетел, щелкая на зубах, как икринки, самые важные последние слова. «Полно» было с кислинкой, как домашний лимонад с веточками мяты, а у «времени» был вкус сливочного мороженого.

Мария Малухина, родилась в Москве, закончила бакалавриат МГИМО по специальности Международные отношения. В Великобритании получила две степени магистра по специальностям Сценарист (Университет Южного Уэлльса) и Режиссер кино и ТВ (Борнмутский Университет). Пишет полнометражные и короткометражные сценарии, в 2017 году вошла в двадцатку финалистов престижного международного сценарного конкурса Jameson First Shot. Публикуется в литературных журналах («Чайка», «Аконит» и др). Живет в Болгарии.