Издательство “ЭКСМО” выпустило сборник рассказов “Мой самый второй: шанс изменить все”. Это первая книга серии, посвященной сотрудничеству с лучшими литературными школами и курсами России. Сборник составлен из произведений авторов, прошедших курс литературного мастерства LitBand.

28 января в 19.00 пройдет презентация в Доме педагогической книги (Большая Дмитровка, 7/5, стр 1.)

Журнал "Этажи" публикует рассказ "Эмма", вошедший в книгу.

Зина ненавидела свое имя. Она всеми фибрами души отторгала каждую букву, а вместе с ними и вкусы матери, ее образ жизни и взгляды. Но не ее саму.

Мать Зины работала всю жизнь педиатром, получала свои три копейки и шла пешком в любую погоду по вызовам. И до сих пор ходит. Потому что молодых в эту богадельню не затащишь, а она людей бросить не может, кто-то же должен их лечить. Звали ее Ираида Тимофеевна. Сокращённо — наша Ираида. Ираида хоть была строгая, но душевная и безотказная, поэтому записать ее в один ряд с Петровнами и прочими по отчеству ни у кого язык не поворачивался.
Зина считала мать пережитком прошлого. Пыталась достучаться, что специалист ее уровня может зарабатывать в платной клинике нормальные деньги. Не гнуть спину, выращивая никому не нужную картошку без пестицидов, а покупать ее в магазине, как все люди, у которых мозг на месте.
Ираида же невзирая ни на что продолжала крутить банки с подругой, соседкой Галей. И свято верила в то, что придет зима, и дочка будет есть ее разносолы, и хруст из-за ее ушей будет греть материнское сердце лучше, чем песни Льва Лещенко.
Зина банки брала неохотно, каждый раз высказываясь на этот счет.
— Ма, ну сколько говорить, я не ем варенье. У меня уже в холодильнике места нет, банки эти потом туда-сюда возить. Заболел — купил — съел — выкинул.
— Зина, хватит пререкаться, возьми банку и не расстраивай мать. Это малина — натуральная, с сахаром протерта. Там все витамины на месте, а не это твое говно магазинное.
— Блин. Достала, — закатив глаза, выдохнула себе под нос Зина
— Ты что-то сказала? — заботливо переспросила мать
— Да говорю, не называй меня больше Зиной
— А как прикажешь тебя называть? Елизавета Прекрасная? — не поворачиваясь к дочери, отозвалась Ираида, продолжая упаковывать для дочери «нормальные продукты».
— Я серьезно, я решила изменить имя
— Что это значит?
— Это значит, что по паспорту я буду Эмма
— Эмма? Тебе что, делать нечего? Человека не имя красит, ты хоть это понимаешь?! Чем тебе имя твое не угодило? — мать садилась, вставала, хватала сухие тарелки и заново начинала натирать их вафельным белым полотенцем
— Да это не имя! Спасибо, конечно, что не Дуня и не Драздраперма, но я работаю в отделе рекламы на ведущем телеканале. А зовут меня так, что я живу с ощущением, что вот-вот буду сослана в бухгалтерию. Меня должны повысить — и как, по-твоему, будет выглядеть табличка на моем кабинете?!
— Зиночка… — Ираида смотрела на рвущиеся от гнева сосуды на шее дочери, — не кричи…
— Сколько можно меня учить? Не покупай то, не ешь это, это вредно, это полезно. Мне 38 лет. Я в состоянии разобраться, что мне есть, чем лечиться и как меня должны называть
— Хорошо, Эмма, — покорно и тихо произнесла Ираида.

Зину неприятно полоснуло внутри, она растерянно метнула глазами и вышла.
— Я поехала! — крикнула Зина из коридора. — Доеду, позвоню.
Ираида провожать дочь не вышла и к окну помахать не подошла.

— Блин, так и знала, — бурчала Зина, выезжая из двора. Еще и виноватой должна себя теперь чувствовать. Даже в 38 нельзя ощутить, что ты волен принимать решения и не получать за это оценку от матери, общества, подруг. Тебе 38, когда ты собираешься рожать? Карьера не главное! Ты не колешь гиалурон? Ты до сих пор не была в Италии? Шли бы все к черту. Видела я вас, счастливых мамаш, которые воют потом, что задыхаются дома, и жопу теперь не вернуть, а грудь похожа на свисающий лизун со стены. Варенье я, видите ли, отказываюсь бра… Черт, забыла варенье! Твою мать. Теперь я вообще враг народа.

Зина хотела позвонить маме и извиниться, но так и не смогла себя пересилить. Поэтому, добравшись, отправила смс: Я дома. Вечером нужно было идти на открытие модного ресторана, и Зина, выбирая наряд и созваниваясь с подругами, незаметно для себя самой вышла из состояния невроза и угрызений совести.

Ираида Тимофеевна тем временем горевала. Пакет с продуктами для Зины остался стоять нетронутым. Ираида сидела на стуле и все смотрела в одну точку, держась за вафельное полотенце. Очнулась она от звонка в дверь. На пороге стояла Галя.
— Я к тебе. Ира, ты чего? На тебе лица нет. Все хорошо? Ты давление мерила?
— Галя, какое давление, — и Ираида пустила слезу.
— Господи! — Галя никогда не видела, как плачет ее боевая подруга. Точнее, для этого должен был быть очень весомый повод. — Что-то с Зиной?!
— Нет больше Зины.
Галя оцепенела
— Что…
— Она теперь Эмма.
— В смысле, — еще больше ничего не понимая, недоумевала Галя
— Галя, принеси водки, я прошу.
— Ты же не пьешь водку…

Понимая, что ответа не будет, Галя шустро метнулась домой, взяла из холодильника початый пузырь и с видом медсестры, идущей под свист пуль, рванула назад, чуть не сбив в коридоре мужа.

— Галя, ты куда это мой НЗ несешь?
— Отстань, не до этого, — бросила Галина и скрылась за дверью.

Галя достала огурчики, грибочки, капусту, нарезала сало, которое Ираида по фирменному рецепту засаливала с чесноком, хлеб. Поставила вариться картошку и села. Плеснула в стопки.
—Ну, давай!
Они выпили, закусили. Ираида молчала.
— Ирочка, я прошу тебя, скажи. Что случилось?

— Галя, ты знаешь, я вдруг поняла, что совсем не узнаю свою дочь. Она все время чем-то недовольна. Ты знаешь меня, я стараюсь… Я всю жизнь старалась. А ей больше это не нужно. Ей теперь даже имя ее не нужно.
— Как это имя не нужно? — Галя налила по второй. — Давай!
— Ненавидит она это имя, говорит, что теперь она Эмма.
— Да Бог бы с ним, пусть хоть Герань, лишь бы здоровая была.
— Галя, я с этим именем на губах 38 лет. Ты не понимаешь…
— Понимаю, — Галя грустно потыкала ножом картошку, проверяя ее на готовность
— Я никогда никому не рассказывала… Мой отец пил и воспитывал меня очень строго, мог ударить за тройку. Мама его, моя бабушка, меня всегда жалела, защищала. Когда я забеременела, сказала ей, потому что не знала, что делать. Она отговорила от аборта. Сказала: что Богом дано, то наше. И когда отец узнал, то в порыве горячки схватился за нож. Галя, она рванула меня в сторону — и все. Насмерть. Отца посадили, там он и умер. Я дала себе слово, что если родится дочь, назову Зиной, в ее честь. Если бы не она, моей Зины, а может быть, и меня не было бы.
— Зина не знает?
— Никто не знает. Я закрыла эту историю. Пережила и вычеркнула. Зачем ребенку знать что-то кроме того, что его ждали и любили.
Галя заплакала и крепко обняла подругу.
— Давай за тех, кого нет с нами.
Помолчав с полминуты, они выпили.
— Ой, Галя, картошка-то…
— Сейчас, Ирочка, я все сделаю, сиди.
— Господь с тобой, что ты тут все крутишься, я сама!
— А знаешь, что я думаю, Ираида моя Тимофевна? Эмма- хуэмма!
— Галя! —прыснула от неожиданности Ираида.
— Да ну на фиг. Растишь их. А потом что? ЭМММАА! Говорила тебе: не давай ей смотреть эти дешёвые сериалы.

Утром Зина проснулась встревоженной, ей все снилось, что мама не узнает ее. И всю ночь она говорила ей: «Мама, это я, Зина. Твоя Зиночка, помнишь?» Зина набрала маму, телефон не отвечал. Зина начинала волноваться. Господи, почему я такая злая? Наговорила матери. Варенье, что мне, было сложно варенье взять? Это все ПМС. Да я и без него хороша. Зина звонила, звонила, но никто не отвечал. Она позвонила в больницу, но там сказали, что у Ираиды Тимофеевны выходной. Зина, ругая себя, что так и не записала телефон соседки Гали, мчалась в сторону маминого дома, перебирая в голове всевозможные успокоительные мысли в ответ на рождающиеся один за другим кошмары. Снова и снова набирая наизусть номер. Сейчас ей казалось, что она готова отдать все на свете, вместе с этой чертовой кабинетной табличкой, забрать все свои слова и мамины банки обратно.
Зина припарковалась и бегом поднялась по ступенькам. Мама не открыла. Зина нервно ткнула пальцем в звонок соседки Гали. Галя открыла дверь.
— Галя, ты не знаешь, где Ираида Тимофеевна?
— Её больше нет.
— Теперь называй меня Алла! — кричал с кухни мамин голос, — всегда любила Пугачеву!
— Мама!

Ираида Тимофеевна сидела на кухне в фартуке, косынке, вся в муке, среди кружочков теста, аккуратно подхватывая ложкой фарш.

— Мам, я забыла вчера варенье взять и все, что ты мне приготовила. А где твой телефон?
— Ой, я, наверное, его дома забыла. И не мамкай, когда обращаешься к примадонне, Эмма.
— Хуэмма, — прыснула сзади Галя.