* * * 
Помимо того, что человек часто просто не выносит другого человека, как чуждое животное, он ещё придумал массу идеологических, нравственных и прочих оснований, чтобы оправдать эту ненависть. Хотя и той, инстинктивной ненависти, хватает с лихвой.

* * * 
Стоит на Лиговке девица в белой юбке, уже не раз побывавшей на земле. Щёки багровые. Рядом спутник. У них бурное объяснение. Движения у обоих осторожные и замедленные, как и водится у пьяных. И вдруг она произносит распевно: «Не хуй меня на хуй посылать!». Какая поэзия! Дивная звукопись и колдовство гармонии. Чем хуже пушкинского «редеет облаков летучая гряда»?

* * * 
Есть люди, всю жизнь сохраняющие глуповато-счастливое и в то же время мучительное выражение лица, словно слепок оргазма родителей запечатлелся на них.

 
* * * 
То, что я не сделал в жизни, оказалось намного плодотворней, чем то, что я, к сожалению, делал. Лао-цзы, кстати, предупреждал... 

* * * 
«После пятидесяти я почувствовала себя такой свободной...» Получается, свобода – это когда уже трудно что-нибудь потерять. 

* * * 
Достоевский додумал до конца проблему бесов, как отпавших ангелов. Отпавших от чего? От собственной глубины и предназначения.

Ужас не в том, что «бесы-революционеры» покушаются на сложившийся социальный порядок (изъяны которого всем очевидны), а в покушении на глубину замысла Бога о человеке; они оплощают мир и человека, разъясняя его разумно и ставя ему плоские (бесовские) цели. Ужас в том, что их сознание не соответствует тому, как они задуманы, они не знают себя. Соблазнённое сознание, соблазнённое видимой простотой объяснения и переустройства жизни. Их сознание пародирует Божий замысел, отсюда карнавал пародий в «Бесах», заканчивающийся вакханалией финальной пародии, губернским праздником, пародией ни больше, ни меньше как на Апокалипсис. 

* * * 
Вполне слиться с собственным наслаждением можно только если ты животное (или чистый дух?). 

* * * 
Наши навыки ненужно переживают всякую возможность своего применения. В психиатрической клинике, где я навещал знакомого, я увидел старика, застывшего на диване в неудобной позе и время от времени безнадёжно пытавшегося одеть тапочки. С трудом я узнал в нём замечательного артиста, в молодости поразившего меня в шекспировском «Генрихе IV». Рядом присела санитарка: «Ну что, Миша, писать-какать хочешь?» И внезапно раздался баритон, прекрасно поставленный сценический голос, голос воина из «Генриха IV»: «Пока – нет!»

* * * 
Живущий с нами видит нас такими, какие мы есть. Этого не может вынести ни смотрящий, ни тот, на кого смотрят. Это может вынести только любовь и сострадание, но время одолевает и их. 

* * * 
Буду делать только то, что должно. Буду делать только то, что приносит радость. Между двумя этими крайностями зажата жизнь человека и истирается ими, как двумя громадными жерновами. Редко кто может обойти эти камни преткновения предельного альтруизма и предельного эгоизма не надломившись в незаметный психоз, который обнаруживается случайно и по самому мелкому поводу.

А из тех, кто не раздавлен этими крайностями, большинство обладает носорожьим равнодушием. Или просто тупостью. И только совсем редкие гармоничные натуры чутьём выбирают извилистый путь, который я назвал бы «в меру нарушеньем меры», всякий раз чувствуя насколько нужно отойти от скучной, мертвящей середины и насколько не приблизиться к губительной догматичной крайности. 

* * *

Никто, кроме, может быть, Платонова, не замечал, что переход от нежности и жалости, как преддверия любви, к сексу, в котором непременно есть элемент насилия, таит в себе какой-то непостижимый переворот сознания. Уже из возможности такого перехода ясно, что человек – это бездна, извращённая, непостижимая для себя бездна.

* * *

Что такое творчество? Творчество – это раскрытие в себе того, каким ты родился. Всего лишь. Но сколько соблазнов не быть им!

* * * 
Что такое поэтический язык? Инструмент для достижения чуда, того, что не должно происходить в нормальном языке: совпадения смысла, ритма и звучания слов. К этому искусству вполне приложимо высказывание Николая Кузанского: «Недостижимое достигается посредством его недостижения». Недостижимое, т.е. полное совпадение смысла и звучания достигается его недостижением, т.е. особенностью поэтического языка, в котором есть безумная, своя попытка достигнуть этого совпадения, обречённая на неудачу. Но чуткий читатель в самой мере недостижения узнаёт образ недостижимого, а большего и не требуется. Поэтому так важны нюансы поэтического языка, не резкие новации, бьющие в глаза особенности стиля, которые быстро поступают в оборот пародистов и подражателей, а индивидуальный привкус тоски по недостижимому, за которым угадывается личность поэта. 

* * *

Она была настолько наивна, что и в зрелом возрасте оргазм путала со счастьем.

* * *

Довольно рано (еще в пьесе 47г. «Элефтерия») Беккет пришёл к убеждению, что желания и стремления людей не имеют причин. Тем не менее, люди всё время доискиваются причин, спрашивают: «почему?».

Это и есть ситуация абсурда. Весь абсурд, всё творчество Беккета можно свести к формуле: «Потому что потому».

* * *

Кьеркегоровское деление на три человеческих типа (или на три стадии развития одного человека) эстетический, этический и религиозный, в общем, верно. Каждая последующая стадия ощущает предыдущую, как ущербную. Но ему не приходило в голову, что может появиться тип эстетического человека, подобный Чехову, который выбирает этическое поведение на основании только эстетики. То есть, выбираю мораль, выработанную христианством, потому что всё остальное некрасиво. Отсюда в вещах Чехова столь силён дух морали, который он, вроде, не переносил – он вошёл с эстетического входа. Просто слово «пошлость» ему заменило слово «грех».

Предельный случай такого мироощущения – Бродский, для которого уже критерием этического становится эстетика. Хорошо, правильно, поскольку красиво.

Но эстетический человек забывает о зависимости всякой эстетики от времени, а бесы тут как тут, время всегда работает на них. И вот уже красивое надоедает, и армия подросших бесенят провозглашает: «хорошо, поскольку некрасиво». И начинается пляска смерти эстетики под гениально найденным Достоевским лозунгом: обнажимся!

* * *

Удивительнее всего, что для оправдания ада, устраиваемого людьми, живущими вместе, последним аргументом бывает: «но он же её (она – его) любит!». И что? Любовь совершенно субъективное состояние; садист по-своему любит свою жертву. Ничего более внятного, чем библейское «она приятна мне» о причине любви не сказано, но возобновляется это «приятна» в длительности жизни адом ревности, равнодушия, порой ненависти – читай Толстого и Пруста.

* * *

От чего я испытывал в жизни наибольшее счастье? От познания нового, которое откликалось во мне, как если бы я всегда это знал.

Возможно, это означает, что мы сами собой являем некую истину, которую лишь изредка можем осознать.

* * *

Идя за женщиной, безумно хочется увидеть её лицо. Чаще всего, после того, как увидел, уже ничего не хочется.

* * *

Унижение такое, что остаётся либо подохнуть, либо признать, что ты его заслужил.

* * *

«Беспринципность сердца», – гениальная формула, выведенная Пастернаком в «Докторе Живаго», – беспринципность сердца, не ведающая общих положений, а знающая только частный случай. Это перекликается с гроссмановскими «крупицами добра», которые неразумны и интуитивны, и на которых держится мир.

Все заветные герои «Живаго» – Юра, Лара – обладают этой беспринципностью сердца. И, как ни тянет Пастернака к другим человеческим одарённостям, например, волей (как по-женски его тянуло к Сталину!), он чувствует всю несравнимость дара «беспринципности сердца», его превосходство перед прочими достоинствами. Он наделяет этим самое чувствуемое и заветное – природу и, конечно, в стихах Гамлета-Христа и Магдалину.

* * *

Даже в старости нелегко смириться с тем, что ты уже не маленький, и любить тебя просто так никто не будет.

* * * 
Этика просачивается в эстетику не прямо, но неизбежно, может быть через плоть художника, которая тоже одно из его «духовных состояний». Связь столь же сложная и неотвратимая, как между преступлением и наказанием. 

* * * 
Начиная с какого-то уровня, проблемы мастерства в искусстве нет. Есть проблема свободы, т.е. внутреннего соответствия. Чему? Чему угодно. В этом и есть свобода: в готовности к чему угодно, во внутренней пружинистости, как у кошки, – готовность из любого положения встать на все четыре лапы. 

* * * 
Кредит – это удовольствие сейчас, а расплата – потом. Если он так популярен, значит, большинство людей лишено воображения. 

* * * 
Большинство людей, кажущихся умными, просто умеют внятно и внушительно излагать вполне очевидные мысли. Но они никак не связаны с их уникальностью, особым видением, личным косноязычием, которые даны каждому человеку. Значит, это ум вообще, безвкусный ум, значит – не ум. 

* * * 
Тот, кто изменяет часто несчастней того, кому изменяют.

* * * 
Есть множество людей, знающих, что другие лучше делают то, чем они занимаются, и безразличных к этому обстоятельству. Но в искусстве приходится пускаться на всякие ухищрения, чтобы убедить других, что ты самый лучший, даже если сам знаешь, что это не так. Тяжёлая жизнь жулика. 

* * * 
Выступала дама, вываренная в котлах комсомольско-партийно-реформаторской карьеры. В её лице была решимость совершить все подлости, необходимые для успеха. И даже гораздо больше, уже бескорыстно. 

* * *

Что может быть несправедливей нелюбви? Только любовь.

* * * 
Хорошая одежда – это всего лишь линии, указывающие направление нашего вожделения. Так она и рассчитана у людей со вкусом.                                                        

* * * 
Самое ёмкое, пожалуй, определение жизни – у Тютчева: «подвиг бесполезный». Гармония возвышенного существительного с унылым эпитетом, не зря поставленным после... 

* * * 

Глупость молодости неокончательна и порой симпатична, только в старости глупость заскорузла и безнадежна. 

* * * 
Когда мы понимаем что-то – мы понимаем всё. Очевидно, понимание – это единое состояние, в которое впадаешь, с какого бы края не ступил.

Валерий Черешня, родился в 1948г. в Одессе, живет в Санкт-Петербурге. Автор четырех поэтических книг («Своё время», 1996; «Пустырь», 1998; «Сдвиг», 1999; «Шёпот Акакия», 2008г.), книги эссе «Вид из себя» и многочисленных публикаций в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Постскриптум» и пр.

Художник Яков Хирам.