Никогда и вообразить бы не смог, что мне придется так писать о Соне Юзефпольской. Поверить в ее смерть невозможно, хотя я был на отпевании, панихиде, еврейских похоронах и сам кинул горсть земли на крышку гроба. Вижу ее, говорю с ней, слышу ее голос с глубокими удлиненными гласными, легкий порхающий смех. Она страстно любила жизнь, совсем не собиралась умирать и уходила с невероятным мужеством и достоинством.

Наши близкие заслужили, чтобы очень трудно было писать о них как об ушедших.

Творчество — ось, вокруг которой ее жизнь крутилась, хотя конечно, было много всего, как у всех. Она жила как поэт, довольствуясь иногда очень малым, но не могла без любви и стихов, своих и чужих.

В стихах ее всегда есть какая-то корявость, неправильность, которая даже не приправа, а именно соль — да, та самая, соль земли.

Ни в каком представлении они не нуждаются, просто прочтите эту небольшую подборку очень медленно, забыв на пару минут обо всем остальном.

Евгений Брейдо

Январские сумерки

Тихо-тихо-фиолетово

в сумерках, как в странном сне.

Обозначил кто-то веткою,

словно меткой на стене,

небо — мило — полустертое,

ветхо, словно простыня.

Мир стеной огнеупорною

охранял всех от огня.

Но горело и стремилось все

заглянуть за самый край

облака с жар-птицей дивною...

Пахнет каждый год январь

новой комнатной побелкою —

очень старая игра.

На стене осталась меткою

уцелевшая строфа:

«Я один и ростом с веточку.

Вижу только синеву,

склянкy снов с тончайшей сеточкой;

в мир дорогу не найду...»

Второй

Когда второй мне нужен стал — тебя,

тебя я выбрала (зачем тебя — не бога?),

не бабочек, не нежных лебедят,

тебя, тебя, глупца и недотрогу.

A птицы все заснули, спят в груди,

как чуткий мрамор спит —

весь в веточках астральных.

К младенцу на поклон моя стезя

через дорогу перешла, достала ключ пасхальный,

а там берлога, а не дом, — все спят,

все спят, все спят, все спят — во сне бормочут...

Мне кажется, что им дожди стучат

органом труб и пишут письма с меткой «срочно»:

проснись, воскресни, разбуди всех — закричи!

Иль не кричи — уснули все шарманки,

но звёзды, звёзды — эти шарлатанки

всё по небу летят, всё по морю, как чайки.

Ключами лязгают их золота лучи.

* * *

Из лета ухожу, иду по краю.

Каре осенних войск стоит во тьме

И стережет меня — она опять нагая,

Война, что тьму свою сожжет во мне.

Одета лишь в засаду. Невеличкой

Вся жизнь моя, весь шум и пересвист

Пред ней летит; стигмат на лапке птички.

Сигналит лету, что каре в засаде спит.

И вот войска возникнут в жаре сосен

И втиснутся в мою печаль, как в дверь.

Вот я вернулась к непогоде, скажет осень,

Налей мне горького чего-нибудь, налей.

Покрой ожоги, в шаль укутай мои плечи,

Клеймом своим тебя я не спугну.

Да ты сама, сама — в кленовом теле

Дрожишь, как пламя в моем розовом углу.

Да ты сама не знаешь края ливням

И мусор снов выносишь на ветра...

Ты — рвань на жердочке, от птички пелеринка,

Хозяйка желтого от сырости листа...

Войди, скажу, приветствую отряды

Твои, нo на постой не разместить,

Oставь за дверью их, сама останься, бога ради,

Не уходи, не уходи других любить.

* * *

Под мостовой, под каждым камешком — нагой

лежал ребенок. И смотрел — наискосок.

Нет, не туда, где города и годы:

со здания, по краю, водосток

пускал свой дождик; призраки свободы

качались, словно корабли; по мостовой

земля и жизнь спешили в путь, по кругу.

Вот птичка села на оторванный листок

календаря. Малыш лежит, собой напуган —

отсутствием своим в течении вещей.

Век громыхает где-то рядом.

Кто помнит лица маленький детей,

монаду лика, кто обнял свою цикаду

и стрекозу моста — под мостовой?

…………………………………..

А фонари стоят, как постовые.

И в перспективу толпы топают, их выи —

в годах, как в камне города слепые.

И маленький под камушком — порой...

* * *

Наполнившись тяжелой кровью быта,

ароматическим цветеньем и гниеньем,

я не вскричу: «Карету мне, карету!» —

я изучу названия для сбыта

текучей тени жизненной, впаденье

в существование я выучу, пожалуй,

и препарирующий тело ножик

я научусь в событья вкладывать. Приметой

пусть для стола тебе тут будет сеть из редких крошек.

Хотя, кум Тыква, жаль — карета потекла...

Как ни крахмаль судьбу, но, видно, Чиполлиний

наш праздник: сам Господь, не давший нам угла,

нас посетил блаженством снежных линий...

Блажен и тот, кто в дом вошел, а там угар,

и тыква льет золу, как золото, и кормят

хрустальных чиполлин сквозь окна, и пернат,

как календарь, весь мир, как неба подоконник.

И чуждый мир — летуч. И я с тобой живу —

лохматым птенчиком, жаднющим, черным, вещим,

желающим сюжет изъять из печи

протекшей тыквы на сиреневом снегу.

Память

Льюисy Кэрроллy

И я у ангела стояла на плечах,

хранима бездной.

И я кричала палачам — кочан,

не голова моя, кочан капусты королевской...

Все головы... И я венчалась там,

где холод мрамора и расцветают только жилы

у рудоносцев слов, — но всем вещам

назначен срок хранимым быть могилой:

и ангелу, и лаве, палачу,

и плахе, и кольцу, фантазии и платью...

Который век, который снег сосет пыльцу

цветочка аленького в серных недрах. Это — память.

* * *

домой, домой — в набухшее ядро

поэзии во двор в сарай в ведро

заледенелое под окнами лицо

я втискиваю в сумерки свинцом

под ложечкой посасывает время

раздрызганный звонок стучится в темя

пора пора из слюдяных морей

в прогорклость жизни в праведность вещей

в календаре обыденных забот

я одиночество запихиваю в рот

и мякотью давясь давясь железом

себя благословляю темным лесом

и серединой и концом пути

одно прошу — ту нотку донести

в луче звезды что указали мне волхвы

до темной осени до горестной листвы

София Юзефпольская-Цилосани (1959-2017) — доктор философии, поэт, переводчик, литературовед. Член СПб ГО Союза писателей России и ОРЛИТА (Объединение русских литераторов Америки), автор сборников стихов "Страннствия" и «Голубой огонь», книги об Арсении Тарковском «The Pulse of Time: Immortality and the Word in the Poetry of Arsenii Tarkovskiи» и соавтор двуязычного сборника "Арсений Тарковский. Белый День". Ее стихи, научные статьи, короткая проза и переводы публиковались в журналах и альманахах “Dictionary of Literary Biography”, “Slavic and Eastern European Journal”, “Поэзия женщин мира”, “На Холмах Грузии”, “Под Небом единым”, “Эмигрантская лира”, “Пушкин в Британии”, " Образ", "Перекрестки", “Интерпоэзия”, "Подлинник", "Мастерская", "Наша Улица" и других международных периодических изданиях. София  была постоянным автором литературных порталов "Белый Мамонт" и "Золотое Руно".