***

Видно, здорово напился, убаюкивая дух,

коль не хипстера на пирсе видишь ты, а сразу двух. 

Это прям какой-то Пратчетт. Клацнув дверцами тойот,

глупый хипстер робко прячет, умный — смело достает, 

чтоб, торча в чужой палатке с гордой надписью "Надым", 

ты ловил ноздрями сладкий электронной цацки дым. 

Не впервой курить вприглядку бездоходному тебе, 

на челе сгоняя в складку мысль о классовой борьбе.

Не впервой слезой давиться пересекшему Сиваш. 

Все плывет, и все двоится: крымненаш и крымневаш. 

И маячат беспартейно — между миром и войной — 

цвета местного портвейна два светила над волной. 

Ты и сам давно раздвоен: у тебя внутри мятеж, 

перестрелка, смута, зрада, разоренная страна,

где один — Аника-воин, а другой — А ну-ка врежь,

и обоим вам не надо ни победы, ни хрена. 

Потому что в этом гуле, продолжающем расти,

ты боишься, но не пули — страшно резкость навести

на окрестность, где отсрочка от войны лишает прав,

и никчемный одиночка видит, голову задрав, 

как меж бездною и бездной, рассекая темноту,

хипстер движется небесный с огнеметом на борту. 

***
В перспективе окна закоснев:
двор, киоски, пожарка,
человек умирает, как снег,
некрасиво и жалко.

Отползает, смещается в тень,
где, за лужею лужу
выпуская, смущается тем,
что срамное наружу

ищет выход. Сжимается весь.
"Нет, — бормочет, — не трушу", —
В белый свет выдыхая, как взвесь,
непросохшую душу.

ОСЕНЬ КУКЛОВОДА

Устав за нитки дергать глупых кукол,
распределять меж верными еду,
он в кресло сел, он чресла в плед закутал,
и дремлет в можжевеловом саду.

Все побоку: поляки, иудеи.
Войска своей игрушечной страны
он выучил сражаться за идею —
теперь им даже нитки не нужны.

Бурлит восток. Дурные вести с юга.
Бухает север. Запад обречен.
Они мутузят яростно друг друга.
И лишь ему известно, что почём.

Нестоящих и не прямостоящих
с дырой в башке, с оторванной ногой,
забив на всё, в картонный сгрузит ящик
уже не он, а кто-нибудь другой.

А тут — заката блажь неуставная.
И можно в сотый ляхов и Москву
стращать отмщеньем, с кресла не вставая,
с винцом в груди, с Альцгеймером в мозгу.

ПИКАССА

Роняет слезы Алевтина в поминальную кутью.
Висит-качается картина, а художник-то — тю-тю.
Зачем с ментами пререкался, спьяну путаясь в пальто:
мол, отвяжитесь, я — Пикасса! Отвязались на все сто.
Куда ни кинь — сплошные траты, только в доме ни хрена —
лишь треугольники, квадраты — геометрия одна.
А рисовал бы всяких рыбок и русалок с лебедьми, —
она б носила их на рынок, не позорясь меж людьми.
И, дулю не держа в кармане, знал бы каждый идиот:
жена художникова, а не: "глянь, Пикассиха!" идет.
Любви короткая заплачка — жар шутихи по дуге.
А после — памяти заначка четвертинкой в сапоге.
...Ловил ее на полдороге, вел в нетопленый подвал.
Давилась водкою, а все же промерзала до костей.
Сияла телом, а в итоге что, дурак, намалевал?
Ни кожи, Господи, ни рожи — расчлененка на холсте.
Небесной брезговал защитой: проживу — брехал — до ста.
И что? Лежит теперь — зашитый, не отпетый, без креста.
А так надеялась в больнице, где прибрал его Господь,
что он, решив перекреститься, пальцы вдруг собрал в щепоть,
а не затем, чтобы над бездной, в пустоту качнув кровать,
своей замызганной, облезлой кистью вдох дорисовать.

***
Юность одержима, как мятеж.
Всё  в пандан — бандана, балаклава,
всё зачтется, чем себя ни тешь:
свергнутый родительный падеж,
смертью перекормленная слава,
бытие, обернутое в трэш.

Пуля — дура. Комп с разбитым ртом.
Врассыпную — треть клавиатуры.
Шрам зарубцевался на плече.
Под штормовкой — маечка с принтом
Че Гевары или Че Петлюры —
не имеет, собственно, значе...

— Что трясешься? Хватит — о тепле.
Я вчера — пошарь, короче, в сумке —
стырил в супермаркете коньяк.
Мяч у нас. Оле-оле-оле!
Если окружили эти суки,
есть, чем отстреляться, на крайняк.

Нам придется встать спиной к спине.
С тылом в этот раз не подфартило.
Гребаный не сбылся Голливуд.
Ты чего, чувак, повис на мне?
Как всегда, патронов не хватило.
Хоть узнать бы, как тебя зовут.

***
                        Марине Гарбер

Жжет, истерит, надравшись, блюет в порту,
"на" энергично перетирает в "дай!"
Лето — диджей в любовном поту, в тату.
Осень — джедай.

Лето грызет початок, упав плашмя
на парапет, бубнит имена светил
в чье-то ушко, не веря, что жизнь прошла
и белозубый лайнер уже свинтил.

Осень бесшумно пересекает вброд
всякую воду, тенью скользя по дну,
в гору ползя, легко маскируясь под
красный шиповник, черную бузину.

"Сядь, — говорит, — на камень, глаза разуй.
Я подымлю пока за твоей спиной".
Сел и увидел: золото и лазурь.
Вздрогнул. И снова — золото и лазурь.
"Вот, — говорит, — а как ты гнушался мной!

Зря не канючь: в какую, мол, почву лечь?
Вышли в тираж твои васильки и рожь.
Там, где взметнется мой светоносный меч —
там и замрешь".

***
"Не бросай меня, — прижимается, — будь со мной.
Будь моей опорой, крышей, моей стеной..."
Он кривится: "Боже,
поменял бы Ты назойливый звукоряд!
Столько баб на белом свете, а говорят
все одно и то же".

Тьма слетает в сад бесшумно, как нетопырь.
Отсыревший воздух, резкий, как нашатырь,
заползает в окна,
и зрачками волка
две звезды горят, насаженные на штырь.

Он снимает ее ладонь со своей груди.
ну давай: обличай, долдонь, городи, гунди —
все равно уеду
из югов твоих — горели б они огнем!
Под кроватью — сумка, паспорт на дне, а в нем —
мой билет на среду.

"Ха! — глумится она, — твой паспорт и впрямь на дне.
Тащит краб его в зубчатой, кривой клешне,
а билет мурена,
не икнув, сглотнула. Спи, болтовней не мучь.
На крючке — халат. В кармане  халата — ключ.
Дверь снесешь? А хрена!"

Так полвека они, уставившись в потолок,
продолжают в ночи мучительный диалог,
губ не разжимая.
И когда она вдруг смолкает часу в шестом,
он толкает ее, спеша убедиться в том,
что она — живая.

Ирина Евса родилась в Харькове. Школу окончила в Белоруссии. Образование высшее: в 1987 году окончила в Москве Литературный институт им. А. М. Горького. С 1979 года – член Национального союза писателей Украины. Член международного Пен-клуба. Поэт, переводчик, составитель множества книг и антологий. Автор двенадцати поэтических книг. Перевела для издательства «Эксмо» стихотворения Сафо, гимны Орфея, «Золотые стихи» Пифагора, свод рубаи Омара Хайяма, гаты Заратустры, «Песнь Песней», псалмы Давида. Публиковалась в журналах «Новый мир», «Звезда», «Знамя», «Радуга», «Крещатик», «Интерпоэзия», «Человек на земле», в альманахах «Стрелец», «Союз Писателей», «Новый Берег», в различных сборниках и антологиях. Лауреат премии Международного фонда памяти Б. Чичибабина, премии «Народное признание», конкурса «Литературный герой», премии журнала «Звезда», премии Н. Ушакова. За книгу стихотворений «Трофейный пейзаж» награждена Международной литературной премией имени Великого князя Юрия Долгорукого. Сборник стихотворений «Юго-Восток» (изд-во «Арт Хаус медиа») в 2016-м году стал победителем конкурсов «Русская Премия» и "Волошинская Премия".